Тропой смелых(изд.1950) - Коряков Олег Фомич (читаем книги .txt) 📗
Перед ним была росянка, растение-хищник.
На двух недлинных тонких стебельках мирно покачивались маленькие, полузакрытые бутончики цветов. Листья росянки — их было штук девять — лепились к самым корням, у мха. Они были красноватого цвета и походили на плоские игрушечные блюдечки. На этих блюдечках, покрывая всю их поверхность, торчали волоски-ворсинки, длинные по краям листка и короткие посредине. Они имели утолщенные кончики, на которых блестели малюсенькие, прозрачные, как роса, капельки.
Дима, разглядывая росянку, уселся и стал ждать. Ждал он долго. Тоненько звеня, над его ухом пролетел комар. Он, видимо, хотел напиться и, заметив блестящие капельки на листьях росянки, беззаботно опустился на ворсинки. И тут случилось то, чего комар никак не ожидал. Он хотел приподнять опущенный в капельку хоботок — и не смог. Хотел поднять лапку, завязшую в другой капельке, — тоже не смог. Он начал биться, зажужжал — ничто не помогало. Вязкие, клейкие росинки крепко держали свою жертву.
Так, бывает, муха, прилепившись к клейкой подслащенной бумажке, брошенной на подоконник, бьется беспомощно и увязает лапками и телом. Но это — дело рук всемогущего человека, а тут — маленькое, неприметное растение…
Вдруг листочек росянки пришел в движение. Волоски на нем начали медленно вытягиваться, а капельки — увеличиваться. Волоски тянулись к комару. Он неистово забился, но ближние ворсинки, склонившись, уже коснулись его крылышек, слепили их. Волоски прижимались к его голове, шее, туловищу. Прошло несколько минут, и комар уже весь был охвачен тонкими липкими щупальцами росянки, залит их клейким соком и задушен.
Медленно-медленно волоски начали передвигать свою жертву к середине листка. Казалось, что тельце комара ползет, передаваемое с рук на руки. Потом щупальцы-ворсинки стали загибаться, как пальцы руки загибаются к ладони, и через некоторое время комар исчез из глаз Димы, зажатый, словно в кулак, листком росянки.
— Здо?рово! — вслух сказал Дима, встал и… спохватился: ребята, наверное, уже проснулись. Надо двигаться обратно.
Дима пошел, уже не останавливаясь около интересных для него растений. Он задержался только один раз. На небольшом скалистом угоре, под чахлой, расщепленной молнией сосной, склонив к камню свои толстые морщинистые листья, снизу будто подернутые светлым войлоком, торчало несколько маленьких кустиков. На их пушистых стеблях белели крупные цветы.
Дима слышал об этом растении, но видел его до этого только однажды — в ботаническом саду. Это была дриада, или куропаточья трава, — живой памятник далекого прошлого Земли. Дриады росли в ледниковую эпоху, лепясь вместе с карликовыми березками, полярными ивами и тундровым мхом по краям гигантских ледяных полей, покрывавших тогда почти половину нынешней России.
Дима представил себе бескрайную, отливающую голубым светом равнину, пустое, холодное небо над ней, увидел мелькнувшего где-то в сверкающей снегом шири громадного оленя, фигуру человека в звериных шкурах, припавшего на поросли дриад за серым валуном — и чуть не захлебнулся от ощущения огромности времени, которое минуло с того дня, когда здесь проходил первобытный человек.
Дима осторожно подкопал ножом один кустик и вытащил его из земли вместе с корнями. Вот будет ценный экземпляр в их школьном гербарии!..
Лес кругом был какой-то сумрачный и по-особенному настороженный. В сухом, горячем воздухе стоял тяжелый, плотный аромат. Сладковатый запах прелых трав и смолы смешивался с легким запахом гари. Было тихо, птицы куда-то попрятались. Но Дима сначала не обратил на это особенного внимания: ему нужно было спешить к товарищам.
Он прошел километра полтора и подумал о том, что пора уже выйти к той речушке, где они остановились на обед, как вдруг… Что за наваждение!.. Нет, он не ошибся: снова перед ним были тот скалистый известняковый угор, та чахлая, пришибленная грозой сосна и эти кустики толстолистой кожистой дриады.
Как же так? Неужели он заблудился?..
Дима стал припоминать свой путь. Сначала через речку, к той поляне, где ему попалась трава зверобой, потом… Потом он оказался около болотца, но как, с какой стороны он подошел к нему, Дима вспомнить не мог. А сейчас… Ведь он шел все время по прямой линии, а, оказывается, сделал круг. Закружила тебя тайга, запутала, Димус, водит за нос. Плохие шутки!
Он не знал, в какую сторону теперь итти — на юг, запад, север? Вот положение! Он огляделся. Лес кругом был однообразный. Ничего особого, запоминающегося Дима по дороге не заметил, да и не старался замечать. Он стал припоминать, с какой стороны светило солнце, когда он шел сюда, и сбился с толку. То ему казалось, что оно было слева, то справа, то сзади. Видимо, он действительно кружил по лесу.
Дима вспомнил рассказы о том, как люди неделями плутают в лесу и погибают, не найдя дороги. С ним этого не должно случиться. Он найдет дорогу. Итти по прямой — куда-нибудь да выйдешь.
Стряхнув задумчивость, Дима двинулся в путь на запад. Он шел, стараясь нигде не сворачивать с намеченной линии, перепрыгивая колодцы, перелезал через бурелом, напрямик пересекал бугры и ямы.
Стало тоскливо на душе. Ну, он будет итти, итти, а дальше? Долго ли так бродить вслепую? У него даже корочки хлеба нет с собой. Ни спичек, ни кружки — ничего. А если пойдет дождь, буря начнется? И — ведь все в лесу может случиться — здесь бродят, наверное, звери. А ребята беспокоятся. А тетя Фиса…
Как только Дима вспомнил о тете, он совсем загрустил, и ему стало очень жалко себя. Он представил, как ребята вернутся домой, а его с ними не будет. Конечно, его обязательно будут искать и, может быть, даже пошлют такую специальную группу и найдут в лесу… мертвого… Нет, он вовсе не хотел, чтобы его нашли мертвым. И вообще — что за чепуха лезет ему в голову! Нехватало еще представить собственные похороны! А еще пионер! Нет хуже, когда человек хныкает. Кто в беде раскисает, тот никогда не победит. Главное, Димус, не унывать!
Дима попробовал запеть. Но песня получалась плохо. Петь он перестал, но его решительность не уменьшилась.
Если поднять голову и размахивать руками, шагается легче. А заблудиться в лесу — это даже интересно. То-то будет смеху, когда они снова соберутся вместе, лихие друзья-приятели, и будут потешаться над этим случаем из «научной» деятельности экспедиционного ботаника!
Но тут Дима заметил, что лес кругом настороженно-тихий, не слышно птиц, а над землей стелется легкий дымок и пахнет гарью. И сразу пришла мысль о лесном пожаре. Дима остановился и замер. Его охватил страх.
Он долго стоял не двигаясь. Было тихо-тихо. И пахло паленой сосной.
Если пожар — надо бежать. Но куда? Где горит лес? В какой стороне?
Оглядевшись, Дима залез на ближайшее дерево. Он ничего не увидел — горизонт застилала густая грязновато-серая дымка.
С какой же стороны ждать огня? Знают ли о нем ребята? Где они? А вдруг огонь там, около них?
Дима спустился с дерева и прислонился к стволу. Он почувствовал сильную слабость. Все мускулы тела мелко дрожали.
Надо итти. Все равно надо итти!
Дима пошел. Пересекая заболоченную низину, он заметил несколько водяных лилий, тех, что зовутся кувшинками. Он разулся, залез в воду и, ухватив крупный белый цветок, мирно покоившийся на широком круглом листке, потянул его к себе. Из воды показался длинный и гладкий, как тонкая резиновая трубочка, стебель, булькнули пузырьки, и вслед за стеблем вытянулся тоже длинный, но толстый, почти в руку, корень лилии. Мягкий и скользкий, он был пресным на вкус, но все же утолил немного голод.
Дима снова шел. Снова падал духом и вновь бодрился. Раза два ему слышались людские голоса и топот копыт. Шум проносился где-то в стороне и исчезал. Дима кричал, но безрезультатно. Он понял, куда спешат люди: на пожар. Скорее за ними! Пусть там огонь — он пойдет за ними. Там люди.
