Синий треугольник (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читать книги бесплатно txt) 📗
— Пусть решает сам, — сказал я.
Сашка не поднял головы. Все молчали. В этом молчании Сашка боком сделал два шаркающих полушажка. Ко мне. Плечом коснулся моего локтя. Нерешительно взял меня за обшлаг. Тепло прошло по мне от головы до пяток. Но я сказал сухо:
— Пошли в гостиницу. Спать пора.
— Только пускай Крючок поклянется, что больше… — начала девица и вдруг заверещала, прижав к подбородку растрепанные косы. На кроссовке у Сашки сидела белая крыса с черным, как у морского кота, хвостом-жалом.
— Чибу не узнала, что ли? — сказал девице Кирилл…
Этот случай разрядил обстановку, все, кроме Сашки, посмеялись. Правда, как-то нервно. Пантюхин сказал:
— Я отвезу вас до гостиницы. Пошли, лоцман. — Взял Сашку за плечо, мягко двинулся к двери. Тот послушался.
— Игорь Петрович, задержитесь на минутку, пожалуйста, — попросил Кирилл. Он был сейчас похож не на матадора, а на смущенного студента. Я остался.
— Игорь Петрович, вы за ним поглядывайте, ладно? — тихо сказал Кирилл. — Раз уж так получилось… А то у него общий алгоритм паршивый…
— То есть?
— Ну, существует такое понятие — алгоритм пути, — хмурясь, вмешался Збаров. — Или алгоритм события… Можно сосчитать с большой долей вероятности… Мы стараемся рассчитывать, когда отправляем проводника. А на Сашку как ни посчитаешь, обязательно выскакивает возможность чего-то… такого. Иногда вообще… прямо трагический потенциал… В этот раз, когда направляли, все вроде было нормально. А сегодня утром пересчитали на всякий случай (душа-то неспокойна), и — мамочки мои — сплошные минусы на выходе! Белые на черном…
Неуютно мне стало, зябко…
— Но зачем же вы тогда…
Кирилл перебил меня:
— Да сейчас-то уже все в порядке. Этот вариант мы нейтрализовали. Правда, скандальным путем, но…
— Я не про этот вариант, а вообще. Зачем вы его посылаете, если… этот алгоритм ваш такой.
— Это не наш, это его алгоритм, — неохотно сказал Кирилл. — А посылаем… потому что это лучше, чем если бы он сам… Разве удержишь? Есть птички, которые в клетке не живут.
Девица шумно шмыгнула носом и объяснила:
— Это все равно, что стараться запретить поэту стихи сочинять. Как он это сможет, если он даже думает стихами?
Я вспомнил, как Сашка дирижировал пространствами… А потом почему-то, как нес его через каменную осыпь к месяцу. И ощутил в нагрудном кармане теплый камешек.
Кирилл, морщась, переступил с ноги на ногу. Я сказал:
— Мне очень жаль, что я так неловко… лягнул вас.
— Ничего, — буркнул он. — Будем считать, что это вроде автографа.
4. К вопросу о педагогике
В машине мы молчали. Пантюхин высадил нас у гостиницы и коротко попрощался, сказав, что завтра утром уезжает. Взлохматил Сашке волосы и укатил.
В комнате Сашка увидел очки. Спросил нерешительно:
— Это что?
— Подарок тебе. От «Даблстара»…
Непонятно, обрадовался ли он. Примерил очки, снял, помахал ими. Скинул кроссовки, с ногами забрался на кровать. Тихонько сел, привалился к стене. Натянул очки на поднятые к подбородку коленки, пощелкал резиной…
Я копался в «сидоре», отыскивая чистую рубаху.
Молчание давило нас обоих.
Наконец Сашка сказал, будто издалека:
— Игорь Петрович, простите меня, пожалуйста…
Я понимал, что веду себя дурацки, и все же ответил надуто:
— Ну, ты же знал, на что идешь, когда хотел удрать. Чего теперь извиняться?
— А вы… очень обиделись?
— А ты как думаешь? Радоваться мне, что ли?
Кажется, Сашка чуть-чуть ощетинился.
— А тогда… зачем согласились, чтобы я опять с вами?
«А ты почему захотел, чтобы опять вместе?» — чуть не спросил я. Но вместо этого получилось:
— А затем, что показалось… что возвращаться с «пилигримами» тебе совсем уж тошно. И еще…
Он стыдливо стрельнул глазами.
— Что?
— Я не привык бросать тех, кто со мной в Дороге…
Эх, зачем я его так? Будто наотмашь… Идиот старый!
Сашка сжался. Потом спросил глухо:
— Что же мне теперь? Головой о стенку стукаться?
Чтобы как-то все смягчить, я проворчал добродушно:
— Если голова дурная, расплачиваются другим местом…
Сашка не смягчился. Спросил пренебрежительно:
— А для вас было бы удовольствием отлупить меня, да?
«Дурень, — чуть не сказал я. — Даже своих детей я сроду пальцем не трогал…» — Но опять меня защекотал этакий педагогический зуд.
— Дело не в удовольствии, просто для назидания следовало бы тебе всыпать горячих… Кстати, имею право! Ты сам ко мне в племянники записался. Так что я мог бы взгреть тебя, как родственник.
Сашка опять сильно щелкнул резинкой очков. И сообщил:
— Один пробовал. В прошлом году… Месяц с прокушенным пальцем в больницу ходил.
— И кто же этот неудачливый воспитатель?
— П-папочка, — с непередаваемой интонацией сказал Сашка.
Тут мне совсем стало тошно. И чтобы это скрыть, я постарался проговорить со сдержанным упреком:
— Весьма сочувствую твоим семейным неприятностям… Но, в конце концов, не я в них виноват. И не я толкал тебя на… сегодняшнее приключение. Так что зря ты на меня дуешься.
— Это вы… дуетесь.
— Но у меня-то есть основания!
— А у меня… А мне теперь что? — И вдруг он предложил, хихикнув: — Ну, давайте в угол стану. Коленями на горох.
— Где ты горох-то возьмешь?
— Ну… тогда просто так. Меня маленького мама носом в угол ставила…
— Видимо, недостаточно…
— Ага, — отозвался он с намеком на прежнюю дурашливость. — Хотите, стану? — И спустил ноги с кровати. Это была уже наполовину игра.
— По-моему, ты сам хочешь. Наверно, для очищения души от греховной тяжести.
— Встаю, — решительно вздохнул Сашка. И шагнул в угол между окном и креслом. Встал ко мне спиной. В нарочито покаянной позе: пятки раздвинул, колени свел, голова ниже плеч. И начал легонько поддавать ногой очки, которые держал за резинку в сложенных за спиной руках.
Я закрыл «сидор». Сказал Сашкиной спине:
— Какой смирный, послушный ребенок. Всегда бы такой…
Он поддал очки сильнее и пробубнил не обернувшись:
— Между прочим, это тоже унизительная процедура. Торчать вот так…
Я изобразил сдержанное злорадство:
— Естественно. Всякое наказание унизительно. Ибо оно — наказание, а не праздник.
— Значит, вы меня наказали? — обрадовался Сашка.
— Здрасьте! По-моему, ты сам себя наказал.
Он поглядел через плечо:
— И долго мне так стоять?
— Наверно, пока дурь из головы не улетучится.
— Тогда всю ночь, — печально сказал Сашка.
— Ночь не ночь, а пока я не вернусь, стой.
— А вы куда? — испугался он.
— Это детям до шестнадцати знать не полагается.
По правде говоря, я хотел пройтись по улице, а потом заглянуть в бар и пропустить рюмку коньяка. Нужно было очухаться от всего, что случилось, и заодно решительной мерой снять давление, а то в голове начинался гипертонический гудеж.
…Так я и сделал. Потолкался среди все еще шумной, хотя и поредевшей карнавальной толпы. Все обсуждали взлет «Даблстара». Одни уверяли, что это пришельцы, другие — что подготовленный организаторами праздника аттракцион. Третьи с ними спорили, что никто ради аттракциона не разрешил бы разрушать памятник природы и древности.
Я спохватился, что ни о чем не расспросил Пантюхина. Как могло оказаться, что корабль стоял на площади несколько веков? Неужели «Даблстар» когда-то ушел по вектору времени назад и приземлился в прошлом? И значит, у них в корабле совсем иной темп времени? Ведь Пантюхин вовсе не библейский старец, а кроме того, там есть даже и мальчишка. Откуда он вообще, этот «Даблстар»? Что ищет, в каких пространствах?
От размышлений голова загудела сильнее, но порция в баре оказала благотворное воздействие. И я с удовольствием вспомнил, что за три дня путешествия в этих краях мои прежние хвори не потревожили меня. Что ни говори, а благодаря Сашке.
