Юнги с Урала - Леонтьев Алексей Петрович (книги бесплатно .txt) 📗
Пришлось рассказать о побеге к морякам на Волгу.
— У них сейчас там очень тяжело.
— Меня они тоже туда зовут, — сообщил я и показал полученное от Гурьева письмо.
129
9 А. Леонтьев
— Дельный совет, — прокомментировал его Пестов.
— Сегодня будете писать заявления с просьбами о посылке после учебы на флота и флотилии. Просись на Волгу, — посоветовал Астахов.
— А как оно пишется?
— Садись, -продиктуем! — в один голос предложили свою помощь старшины.
«На Волге идут ожесточенные бои. Хочу быть в рядах защитников легендарного Сталинграда. Прошу после окончания Школы юнг Военно-Морского Флота откомандировать меня в состав действующей Волжской военной флотилии», — написал я под их диктовку и поставил свою подпись и число «1 сентября 1942 года».
Вечером того же дня заявление было отдано старшине смены Воронову.
Служба продолжалась. О том, как она шла, в какой-то мере рассказывают записи в дневнике:
«12 сентября 1942 года.
Выпустили боевой листок — пропесочили сачков».
«13 сентября 1942 года.
«Сачки дуются, но на работу вышли. Старшина похвалил за проявленную инициативу».
«17 сентября 1942 года.
Начали создавать самодеятельность».
Интересная штука — память. Кто были теми сачками, которых мы пропесочили, вспомнить никак не могу. Зато отлично помню, что первый боевой листок по просьбе комсомольского бюро оформил Сережа Филин. Последующие в нашей смене выпускал Игорь Лисин. Положительными героями боевых листков не раз были Гена Мерзляков и Валя Рожков.
Сейчас, спустя десятилетия, больше помнится почему-то веселое, хорошее. Вот хотя бы случай с Сашей Плюс-ниным. В Школе юнг одни его звали Правофланговым, другие Сашей с Уралмаша. Почему? Сейчас расскажу.
Природа не обделила Сашу ростом. Он был выше нас, а потому на построениях всегда стоял на правом фланге. Когда подавалась команда «Равняйся!», Саша видел обычно не грудь четвертого человека, а бескозырки и носы юнг. Была у этого коренастого паренька и завидная сила.
Как-то наша единственная лошадь Бутылка застряла с телегой в грязи. Взглянув на беспомощно возившегося возле нее возчика, Саша покачал головой.
— Ну и зарылся ты, хлопче. Только одни уши у Бутылки наверху торчат.
Бозчик огрызнулся:
— Мотай своей дорогой, без тебя тошно.
— Не лайся, давай подсоблю.
— Тю-у, тягач нашелся, — не поворачиваясь, насмешливо хмыкнул дядька. — Тут трактору на полдня работы.
— Не теряй время! Давай попробуем, — настаивал юнга, примеряясь к заляпанному грязью задку телеги.
Расставив ноги, он взялся за него, приподнял и крикнул: «Но-о!» Бутылка дернулась, телега скрипнула и
медленно выползла из вязкой хляби на твердую дорогу.
Возчик уставился на юнгу удивленными глазами.
— Ну и силища! — воскликнул он. — Выручил, дружище! Не знаю, как тебя и благодарить. Скажи хоть, как зовут.
— Саша, — нехотя ответил юнга. Вытер руки пучком травы и направился своей дорогой.
— Да ты не просто Саша, а Саша с Уралмаша, под стать тому, что в кино показывали! — глядя ему вслед, крикнул возчик.
С тех пор Плюснина в роте стали звать Сашей с Уралмаша, хотя к Уралмашу он никакого отношения не имел.
Когда замполит Калинин напомнил членам комсомольского бюро о необходимости создания кружков художественной самодеятельности, я поначалу подумал, что из этой затеи ничего не выйдет. Посудите сами — каждый день работы до седьмого пота, занятия в классах, строевая подготовка, выходы в море на шлюпках... До самодеятельности ли тут? Но получилось как раз наоборот. Не зря в годы войны говорили «после боя сердце просит музыки вдвойне». Вот и юнгам после усиленной физической и умственной нагрузки нужен был отдых для души.
В кружки при готовящемся к открытию клубе записались очень многие. Одни хотели играть в драматическом кружке, другие — на струнных инструментах, третьи — петь в хоре. Одним из самых первых изъявил желание заниматься в духовом оркестре краснокамец Ваня Семенов. У Володи Лыкова неожиданно проявился талант жонглера. Открылись кружки любителей шахмат, танцевальный и даже классической борьбы, в котором занимался посланец комсомолии Кунгура Володя Руд-женец. Необходимость быть физически развитым внушил ему еще отец, бывший комиссар одного из полков армии Блюхера Антон Антонович Рудженец. Как ему это пригодилось, я еще расскажу, а пока хочу упомянуть, что активными участниками художественной самодеятельности Школы юнг были Толя Махнев из Кунгура, Валера Меркушев из Нытвы, Вася Бурков из Добрянки, Миша Балуев из Верещагине, Вася Исаков из Перми... Вместе с юнгами в кружках клуба занимались старшина Алексей Петрович Исаев, члены семей военнослужащих наши одногодки Наташа Авраамова, Люся Лебединская и другие.
На смотрах, организуемых политотделом Северного флота, Школа юнг занимала обычно первые места.
Многие увлекались военно-прикладными видами спорта.
Часто устраивались соревнования по легкой атлетике, футболу, волейболу, борьбе, лыжам, баскетболу, шлюпочным гонкам.
Мы, юнги флота...
Были у юнг и чисто творческие увлечения.
Как-то зайдя к командиру роты по какому-то комсомольскому делу, я застал Дубового за не совсем обычным делом. Он... сочинял стихи.
— Многие части, помимо общеизвестных военных песен, имеют свои собственные. Вот бы и нам такую создать, — сказал он. — Поговори с ребятами, может, у кого-нибудь такие таланты и объявятся. Стихи юнг можно будет использовать в боевых листках, стенной газете, многотиражке «Товсь!», читать с клубной сцены, печатать в краснофлотской газете Северного флота «Краснофлотец»... Да мало ли где они могут принести пользу?
Идея старшего лейтенанта нашла поддержку. Чуть позже был даже объявлен конкурс на создание песни о школе. Один из тех, кто увлекся сочинением стихов и не бросает этого дела до сих пор, — бывший юнга пермяк Володя Лотошников. Помнится, писали стихи юнга Володя Зыслин, преподаватель школы Исай Абрамович Ка-мышко. Но больше всего мы были благодарны секретарю комсомольской организации школы лейтенанту Алексею Васильевичу Степакову, который в содружестве с Дубовым создал песню о юнгах. Вот какая запись есть в моем дневнике по этому поводу:
«2 ноября 1942 года.
Продолжаем готовиться к 25-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Был на репетиции. Пробовали разучивать марш юнг ВМФ. Песня до конца еще не дописана, но мне уже нравится. Есть в ней такие куплеты:
Мы сами строим нашу Школу гонгов И видим радость в собственном труде,
Пойдем навстречу штормам, бурям, вьюгам За нашу жизнь, что создана в борьбе.
Пройдут года суровой флотской жизни,
Из нас лихие выйдут моряки,
Но не забудем нашей крепкой дружбы И вспомним Школу юнгов, Соловки...
Правдиво. Дожить бы до тех времен: и врага разбить, и на Соловках побывать... Вот хорошо бы было!»
Ныне можно сказать, что мечты наши сбылись: и врага разбили, и встречи юнг-ветеранов на Соловках проходят регулярно.
А тогда мы были рады тому, что у нас появилась своя собственная юнгашеская песня. Припев у нее был такой:
Мы, юнги флота, крепки, как бронь,
За честь народа пойдем в огонь.
Фашистским гадам мы отомстим,
В победу верим и победим!
В победу верим и победим!
После того как 7 ноября она была исполнена на торжественном собрании, песню буквально в считанные дни разучили все роты. И не было дня, чтобы она не звучала над лесными пущами и озерами Соловецких островов.
Испытания продолжаются
С начала сентября начались заморозки. Подули холодные северные ветры. В начале октября острова оделись в зимний наряд. А строительство землянок завершено еще не было. Продолжали жить в палатках. Матрасы сдвинули плотнее. Ложиться стали впритирку.
— На Соловках можно спать только укрывшись всем вещевым довольствием, — шутил Ваня Умпелев.
За три месяца пребывания в Школе юнг он так изменился, что теперь обвинить в лени парнишку было никак нельзя. Да и некогда любимое Ванино «шишеньки» как-то незаметно ушло из его лексикона.