Большие каникулы - Сынтимбряну Мирча (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗

— Очень просто: некрасивый значит.

Теперь класс уже не делится на два лагеря. Смеются все без исключения. То есть нет, я ошибаюсь. Все-таки в нем два лагеря: по другую сторону стоит Тасе и горько плачет… И его слезы, «потешно» (безутешно) и «неустанно» (беспрестанно) текут на записную книжку, призванную доказать наличие у него «словарного запаса»…

В последующие дни Тасе больше не появлялся во дворе, возле круглого каменного столика. Ягоды шиповника опали, прихваченные инеем, или были склеваны щеглами… Однажды я встретил мальчика на улице, и мне показалось, что его карманы больше не оттопыривают записные книжки. А потом я увидел его еще раз. Он снова читал, но теперь — спокойно, страницу за страницей. Время от времени он останавливался и открывал толстую книгу, на обложке которой крупными синими буквами было написано: «Словарь».

Заметив меня, он спросил:

— Что такое комплот?

— Заговор, тайный сговор против кого-нибудь…

— А не компот?

— Нет.

— Ага…

Да! Мальчик работал со словарем, спрашивал, отыскивал смысл каждого нового слова, каждого нового выражения. И лишь два выражения — и то из старых: «поистине исключительный» и «поистине отвратительный» — остались для него непонятными. Но это не помешало Тасе Ст. Ал. Григоре произнести благодарственное слово артистам, посетившим школу в конце октября. Ему так понравился спектакль, что троим приятелям пришлось силой удерживать его на стуле, когда артисты вышли кланяться маленьким зрителям.

— Браво! Бис! Бис!.. Поистине отвратительно!

— Что ты там болтаешь? Как это отвратительно? Это же было прекрасно!

— Бис! Мало сказать «прекрасно»: отвратительно! Пойду поблагодарю их… Товарищ, товарищ, я благодарю вас от имени всего класса. Это был… поистине отвратительный вечер!

Какой тут поднялся гвалт! И какие тумаки получил Тасе — я просто не могу описать. И может быть, не столько этот гвалт, сколько эти тумаки наконец помогли ему понять, что «отвратительно» отнюдь не значит «хорошо»…

Где сумел Тасе за пять минут раздобыть огромный букет хризантем, я сказать не могу. Знаю только, что при выходе он встретил артистов, весь пунцовый от возбуждения и смущения:

— Извините, я ошибся… как бы это вам объяснить… тут все дело в моем словарном запасе… Мне так понравилось… Это был исключительный, поистине исключительный вечер!

И все вокруг захлопали…

Но на следующий день в школьном саду не оказалось ни одной хризантемы…

ТАК ЛИ УЖ ТРУДНА ГЕОМЕТРИЯ?

СИМПАТИЧНЫЕ БУКАШКИ ЭТИ СВЕРЧКИ! Нынче летом я научился выживать их из норок. Подразню, подразню соломинкой, вот они и выползают на свет, такие сердитые… Симпатяги! У меня несколько штук и сейчас живет. Я привез их из лагеря и держу в специальной коробке. Стрекочут, сердце радуется. Будто мы переехали в деревню. Но наши соседи придерживаются другого мнения. И мама, разумеется, тоже.

— Миту, — спрашивает она меня ежедневно, — откуда здесь, на седьмом этаже, взяться сверчкам?

Я молчу, потому что знаю: мои сверчки надежно упрятаны. Я поместил их в коробку и подвесил ее к потолку на балконе. Об этом знает только Фане, мой друг. Он приходит ко мне каждый день, и мы любуемся ими на балконе, в то время, как мама обрызгивает все кругом гексахлораном. Сегодня я приготовил Фане потрясающий сюрприз. Идя в школу, захватил с собой несколько сверчков в коробке из-под крема. Я специально немного опоздал; когда я вошел в класс, урок уже начался. Смотрю, Фане сидит на первой парте. Я сажусь, как обычно, на четвертую. Мне виден только его затылок. Даже ногой не дотянуться до него под партой. А сверчки шуршат, шуршат в коробке… Симпатяги! Но как показать их Фане?

Учитель начинает объяснять что-то, подойдя к доске и повернувшись к классу спиной. Я делаю из бумаги катышок, нацеливаюсь и бросаю. Фане шупает свой чуб, но не оборачивается. Смотрит на доску. Второй катышок попадает ему прямо за ворот. Он почесывается, но все равно не оборачивается. Я делаю катышок побольше, собираюсь бросить его и… Что такое? Будто что-то щелкнуло меня по носу.

Напишу ему записку: «Приходи смотреть сверчков. Я сижу один. Мой сосед по парте заболел».

Сворачиваю записку и толкаю в бок Нику. Тот оборачивается:

— Отстань!

Сухарь какой! Я пытаюсь пробиться справа, через Налу. Он качает головой:

— Смотри на доску!

Ну и товарищи, какие-то чурбаны бесчувственные! Подумаешь — записку передать!

Я отказываюсь от своего плана. Смотрю на доску; там множество углов и треугольников, несколько кругов: АВ, А₁, В₁, а малое, б малое… [4] Что бы все это значило?

— АВ равно СД — говорит учитель.

— Какое АВ? Я ничего не понимаю. Трудная же эта геометрия! С самого начала трудная: углы, линии, равные отрезки, неравные отрезки, прямые, обратные… и все друг на друга похожи! Я листаю учебник: весь он словно бы написан нашим учителем: углы, треугольники, круги, АВ, СД, А₁, B₁…

…Вдруг обнаруживаю, что Фане сидит возле меня.

— Почему ты опоздал? — шопотом спрашивает он. — Я все время бомбил тебя бумажками.

— А я — тебя…

— Принес сверчков? Какие они? Покажи мне одного…

— Итак, АВ равно СД. Поняли? — спрашивает учитель.

— Да-а-а-а! — отвечает класс.

— Что за АВ, Фане? Где это АВ?

— Ну ладно, тогда я больше не дам тебе красок… — сердито отворачивается мой друг, потом начинает снова: — Ну покажи, Миту, прошу тебя, хотя бы одного…

Вот пристал!

— Провалиться мне на этом месте, если я еще когда-нибудь дам тебе краски!

— Подожди, чего ты… Не могу же я тащить коробку из правого кармана левой рукой?

— Так вытащи правой!

— Тоже не могу!

— Почему?

— Потому что правой я записываю. Не видишь? Учитель смотрит.

— Из правого кармана, говоришь?

Он запускает руку и ухватывает коробку… Открывает ее:

— Какие славные! Какие славные!

В самом деле, они и черные симпатичные. Но покрашенные — просто чудо! Представьте себе белого сверчка с красными точечками! Или — в белых полосках, как у зебры, или с красной головкой и зелеными ножками… Как я их крашу? Очень просто: акварельными красками.

И вдруг я вижу, что Фане кладет коробку в карман. В свой нагрудный карман…

— Что ты делаешь, Фане? Дай мне коробку!

Фане смотрит на доску и бормочет:

— Значит… так! АВ равно СД.

— Отдай сейчас же коробку…

Но Фане невинно спрашивает:

— Где здесь АВ, Миту?

— Отдай коробку!

— А ну, помолчи! Не видишь, что ли, я не нахожу АВ?

— Он подносит к губам треугольник и шепчет: — И потом, ведь краски-то мои, и кисточки мои, и идея моя…

— А сверчки — мои…

С грехом пополам он соглашается отдать мне трех сверчков, и то — желтых. Эти желтые даже совсем и не смешные… Ну погоди, дай мне только купить краски…

Учитель вытирает запачканные мелом руки и возвращается к своему столу.

— Ну, что мы сегодня узнали?

Ребята поднимают руки. И в тот же момент раздается продолжительное стрекотание. Фане подносит руку к нагрудному карману и желтеет — как мои сверчки. Потом краснеет и сразу же — белеет, как его сверчки.

— Миту, сверчки… сверчки… — потерянно бормочет он.

— Что, Фане?

— Коробка раскрылась. Их нет…

Он лихорадочно ищет.

— Почему отрезок АВ равен отрезку СД? — спрашивает учитель. — Можешь ты нам сказать, Фане?

Фане встает. Раздается стрекотание. Учитель подходит к нам. Я смотрю на Фане. По его груди ползут — как видно ослепленные светом — штук пять сверчков. Как цветные пуговки.

Я чувствую, что задыхаюсь… что я весь взмок. Вытаскиваю платок и вытираю лоб. Но из платка вылезают другие сверчки. К счастью, как раз в это время раздается звонок. Впрочем, какое там — к счастью!.. Через два часа об этом узнала вся школа. В тот же вечер, в восемь двадцать к нам пришел классный руководитель. В восемь двадцать пять у нас, на седьмом этаже, больше не стрекотал ни один сверчок…