По следам М.Р. - Раевский Борис Маркович (первая книга TXT) 📗
Эти слова неожиданно произвели на старика сильное впечатление.
— Если так, тогда — конечно. Тогда — да. Тогда другое дело. Науке — наше почтение. А вы не врете? — снова усомнился он, — Может, вы все-таки из этих, из вихлиемцев?
— Да нет, дедушка, нет, честное пионерское! Нас отряд послал, — Генька хотел объяснить, зачем они пришли, но Витя толкнул его в бок:
— Мы пережитки прошлого изучаем.
— Вот это толково, это дельно, — обрадовался старик. — Оно и есть пережиток, темнота человеческая. Гляньте-ка, — и он указал на холмик, покрытый, несмотря на зимнее время, живыми цветами и лентами, — могилу антихриста своего, как божий храм, разукрасили. Добрые люди на рождество в церковь идут, а эти нехристи под вечер сюда валят, речи держат и песни орут. Пережиток это, правильно вы понимаете, молодцы.
— Так и церковь тоже… пережиток… — недипломатично вставил Витя. — Ничем не лучше…
— Чего? Про божий храм такие слова! Учен ты больно! — Старик, «почитавший науку», не на шутку рассердился и даже замахнулся клюкой. — А ну, валите отсюда, не то постового кликну. Шастают тут всякие, на ночь глядя!
Все это Генька рассказал Оле и добавил, что могилу они с Витей запомнили и решили ехать на кладбище часам к четырем.
— Ты заправься поплотнее. Пообедай, то есть. И оденься потеплее, — посоветовал он Оле. — Неизвестно, сколько там придется…
— Ой, Генька, не могу. — Оля закусила губу, а потом храбро призналась: — Боюсь. На кладбище, вечером — боюсь.
— Чего боишься-то? Покойников?
— Не знаю. Вообще боюсь… Страшно…
— Ну вот что, — Геньке хоть и жаль было Олю, но не потакать же ее слабостям! — Пойдешь и все! В порядке пионерской дисциплины. И не смей визжать там, — добавил он, вспомнив об Олиной привычке. — Всех сектантов распугаешь…
Однако вечером по дороге на кладбище Генька смилостивился и разрешил Оле дожидаться в конторе, пока соберутся сектанты. Он с Витей устроит засаду около могилы и, когда надо, позовут Олю.
Начало уже смеркаться, когда Генька с Витей расположились в густых кустах, неподалеку от чуриловской могилы. Пухлые снеговые шапки покрывали кусты, и Генька, сбегав к могиле, убедился, что оттуда Витю не разглядеть. Среди кустов росла высокая липа, похожая на флаг: все ее ветки были обращены в одну сторону. Возле этого «флага» и засели ребята.
Прошло совсем немного времени, а мальчики уже почувствовали декабрьский мороз. Витя начал прыгать с ноги на ногу, Генька стучал валенком о валенок, и оба не сразу заметили, как со стороны кладбищенской ограды к могиле приблизилось несколько человек.
— Замри! — шепнул Генька.
Кучка людей на могиле росла. Там были мужчины, женщины и даже несколько детей. На кладбище стало уже совсем темно, и только снег, облепивший деревья, кусты и могилы и устлавший узкие дорожки, отсвечивал немеркнущей белизной.
И вдруг возле могилы посветлело: несколько пришедших включили электрические фонарики, а в руках у женщин появились зажженные свечи. Кристаллики льда на большом кресте в свете фонарей засверкали. Казалось, крест на могиле отделан драгоценными камнями.
Плотные тени разбежались во все стороны и стали раскачиваться в такт с колыханием желтоватого пламени свечей. Один из сектантов, поддерживаемый под руки дюжими мужчинами, вскарабкался на снежный холмик могилы. Он был низенький, кругленький, в длинном пальто и, влезая на холм, подобрал полы его, как юбку.
— Беги! — шепнул Генька Вите. — Зови Олю.
Вскоре дрожащая Оля пробралась вслед за Витей в кусты и спряталась, прижавшись к старой липе; кора у нее была морщинистая, как кожа у слона. А сектантский оратор уже вошел в раж и гремел на все кладбище:
— И когда наступило свету нашему, папаше, тридцать семь лет, услышал он голос вещий с неба. И сказал тот голос: «Сыне мой, Егор! Это я, дух святой, посланный от самого творца всевышнего, и должен я жить во плоти и в сердце человека. Тебя господь избрал своим сосудом, и через твои уста будет сам бог-отец судить живых и мертвых».
«Низенький, а горластый какой», — подумал Генька.
Темные, корявые слова сотрясали воздух, и удивленным ребятам казалось, что все это понарошке. Сейчас слушатели рассмеются, скажут оратору: «Ладно, хватит, здорово ты навострился», — и заговорят на настоящем, живом языке. Но нет, сектанты слушали молча, и только женщины от умиления всхлипывали, и тогда свечи у них в руках качались еще сильнее.
— Ничего не понимаю, — в сердцах сплюнул Генька. — Вроде и по-русски, а смысла нет.
Оратор еще долго восхвалял Егора, а потом сектанты дружно запели. Ребята не поверили ушам: песня была хорошо знакома — «Крутится, вертится шар голубой». Но на веселую, задорную мелодию были положены совсем неподходящие слова:
— Братья и сестры! — вновь возвысил голос стоявший на могиле низенький проповедник. — Близится суд небесный, близится конец света. Сия земная юдоль преходяща, как все мирское. Здесь нам суждены страдания и гонения — ведаете ли вы их?
— Ведаем, брат, — хором сказало несколько человек и среди них скрюченная от дряхлости старушка.
— Ой, ведаем, ведаем, — заголосила молодая женщина в пуховой шали, стоявшая неподалеку от кустов. — Судом грозятся ироды, под статью подводят.
Оля схватила Витю за руку:
— Это же продавщица из нашего «Гастронома», ее за воровство выгнали, судить будут.
А над кладбищем уже снова неслось пение:
Нелепые слова гимна рассмешили Олю; она не удержалась и прыснула.
— Тише, — цыкнул Витя. — Вот Генька тебе задаст.
Но Геньки не было. Оля и Витя не заметили, как он куда-то исчез. Сначала им показалось, что они видят его среди детей, пришедших с сектантами, но когда те разошлись по домам, Генька так и не появился.
Встревоженные ребята обежали соседние дорожки, заглянули в контору, снова вернулись к Егоровой могиле.
— Ой, — сказала Оля, и губы у нее задрожали.
— Только не плакать! — торопливо предупредил Витя и как раз вовремя: слезы уже наворачивались Оле на глаза.
— А мож-жет… у сектантов… об-ббычай, — Оля даже заикалась, — красть детей и… и… у-у-убивать, — она часто-часто заморгала. — Я что-то такое слышала…
— Дуреха, — ласково пробормотал Витя.
«Но куда все-таки делся Генька?» — беспокойно думал он. И вдруг догадался:
— Наверно, тут где-нибудь… подъехала машина… новой марки…
— Модели, — сквозь слезы поправила Оля, накрепко запомнившая Генькины уроки.
— Ну, модели… Генька и удрал… Поглядеть… Ну, и прилип к ней… Стой тут… Я мигом… окрестности обследую…
— Нет! Нет! — Оля затрясла головой. — Я с тобой!
Оставаться одной возле могилы было слишком страшно. Ребята стремглав выбежали за ворота кладбища, заглянули в соседние улицы и переулки. Везде было тихо, пустынно, и ни одной машины.
— Так, — Витя подумал, подумал и, оставив дрожавшую Олю на улице, сам на всякий случай вернулся к могиле Христа Егора. А вдруг Генька там?!
Оглядел пустынное, занесенное снегом, угрюмое кладбище, кусты, похожие в темноте на каких-то древних чудовищ, могилы с торчащими из сугробов покосившимися крестами. Генька как в воду канул.
Глава XV
МАЛЬЧИК С ХОЛМОВСКОГО
В Средне-Холмовском переулке — коротком и кривом, не похожем на широкие прямые ленинградские улицы — было малолюдно. Лишь редкие прохожие заворачивали сюда с набережной Большой Невки, стараясь ступать по тропинке, протоптанной в снегу на тротуаре. Она была узкой, и каждый проходящий недовольно оглядывал мальчишку, расположившегося с заводной моделью посреди тротуара.
