Тень Каравеллы (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги без сокращений txt) 📗
Счастливый Илька умчался на кухню, и там сразу что-то загремело.
— Чудовище, а не ребенок, — жалобно сказала Тамара Васильевна. — Господи, когда он вырастет? Был бы такой, как Гена, — совсем другое дело.
Генка пожал плечами. Он не видел особой разницы. К тому же, по словам бабушки, маленький он был «не ребенок, а одна радость», а теперь «бес проклятущий».
— …или такой, как Владик, — продолжала Тамара Васильевна. — Наверно, Владику не пришло бы в голову устраивать в ванной кукольный театр с настоящим морем и бурей…
— Не знаю, — скромно сказал Владик. — Я еще не жил в квартире с ванной. Папа ее без меня получил.
— Владик умный ребенок, — вмешался Иван Сергеевич. — Не прыгает, не скачет, ни с кем не спорит. Под вагоны тоже не лазит…
— Не стыдно ябедничать? — спросил Владик.
Он держался спокойно и свободно, будто много раз бывал у Ильки.
И Тамара Васильевна говорила с ним как со знакомым, не расспрашивала, не разглядывала. А она ведь первый раз в жизни видела Владика.
А Генка чувствовал себя не очень хорошо. Не привык он бывать в компании взрослых чужих людей. Ну, Ивана Сергеевича он почти не стеснялся, а Илькиной матери побаивался.
Генка скользнул в кухню. На газовой плите булькал и плевался чайник. Илька, взгромоздившись на стул, навис над чайником, будто коршун над кроликом.
— Я домой пойду, — сказал Генка. — Вы с Владькой потом заходите…
— А чай пить? — забеспокоился Илька.
— Да ну тебя с чаем…
— Мама! — предательски завыл Илька. — Генка хочет уйти, а чаю не хочет!
— Не ори, — процедил Генка.
Тамара Васильевна заглянула в кухню:
— Гена, а в чем дело?
Генка насупился:
— Домой мне надо…
— Вот уж напрасно. Я как раз купила торт с орехами.
Генка представил, как ему дадут кусок торта на тарелочке и неизвестно будет, что с ним делать: руками брать, ложкой, вилкой или еще как-нибудь? Скользкий крем начнет липнуть к пальцам и шлепаться на скатерть… Генка понял, что первый же кусочек торта плотным комком засядет у него в горле.
— Мне правда домой надо.
— Жаль. Я думала, ты мне немного поможешь. Надо за сахаром сходить. Мне самой некогда, Владик дорогу не знает, а Ильку я боюсь посылать. Деньги крупные, а этот растяпа уже два раза сдачу терял.
Деваться было некуда:
— Ну, я схожу. Это же недолго.
Владик просунул в дверь голову.
— Гена, я с тобой.
Илька загремел со стула.
— И я!
— А ты будешь мыть чашки, в которых разводил краску.
— Я уже мыл!
— Это называется «мыл»? Почему они внутри желтые и зеленые?
С листьев еще скатывались капли и шлепались на головы прохожим, но асфальт уже просыхал. Темные пятна влаги выцветали на глазах.
— Жара, как в Одессе, — сказал Владик.
— Еще не так бывает, — заметил Генка. — А бывает, что снег в июне.
— Снег я только на картинках видел, — сказал Владик и поддал ногой пробку от пивной бутылки. — Да еще в учебнике видел снежинки. В «Природоведении». Вот такие большие, как пробка. Красивые…
— Ты в нашей школе будешь учиться?
— Конечно.
Генка осторожно спросил:
— А как теперь? В каком классе?
— В пятом. Если за четвертый сдам… Я сдам, там легко. Только пишу с ошибками.
— Не привык еще писать, да?
— Я бы привык, но много мне нельзя пока. И читать тоже…
— Мне вот можно, а я все равно за диктанты двойки иногда хватаю, — признался Генка.
Владик деликатно промолчал.
Они купили пачку сахару, и сдачу Генка опустил Владику в карман.
— Отнеси им. Я пока домой пойду. Я потом приду к тебе.
— Ой, ну зачем ты так? — огорчился Владик. — Обязательно, что ли, уходить?
— Да ну… чай там этот.
— Ну и пусть. Разве плохо?
— Чего хорошего…
— А я люблю, — сказал Владик. — Люблю рисунки на чашках разглядывать. Цветы, узоры всякие.
Генка не понял, смеется он или всерьез.
— Правда, не уходи, — попросил Владик.
— Ладно.
От досады, что попал в такую переделку, Генка даже расхрабрился и за столом сказал Ильке:
— Не болтай ногами, козел.
Это очень понравилось Тамаре Васильевне.
Торт они ели руками. Чашки были зеленые, с желтыми попугаями на пузатых боках. Владик вертел одну до тех пор, пока она не выскользнула на пол.
— Докрутился, — сказал Иван Сергеевич.
Илькина мать сделала вид, что ничуть не огорчилась. Сказала, что это к счастью.
— Пустяки какие. Сейчас я замету осколки.
— Я сам, — поспешно сказал Владик.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Втроем они вышли на улицу.
— Куда? — спросил Генка.
Владику было все равно. Везде интересно.
— На берег, — попросил Илька.
Он помнил пароход с высокими черными бортами и белой рубкой. С круглыми иллюминаторами. Большая вода уже уходила, и было ясно, что такие пароходы не поднимутся к городу раньше новой весны. Но берег сам по себе хорош. Ведь все-таки иногда приходят к нему большие корабли…
От мазанки, в которой жил неизвестно кто, сбегала к воде тропинка. Петлями и зигзагами, с уступа на уступ. Илька обогнал друзей и, не оглядываясь, заскакал вниз. Струйки сухой мелкой глины зашуршали ему вслед. Закачались верхушки конопли и полыни. С последнего уступа Илька спускаться не стал, а птицей махнул на песчаную полосу, к самой воде.
Упал на колени, вскочил и крикнул так, что зазвенела вся река:
— Эй, не бойтесь!
— Вот труба… — сказал Генка.
— Надо проверить, может, у него правда рога пробиваются, — серьезно посоветовал Владик.
— Чего?
Владик улыбнулся.
— Он в самом деле как горный козленок.
— А… — сказал Генка.
Конечно, козленок. Только Генка его так назвать не решился бы. Неловко как-то: слишком уж ласково. Козел — проще…
— Козлята всегда бесятся и прыгают, когда у них рога прорезаются, — объяснил Владик.
— Айда, — сказал Генка.
Он стал спускаться первым. Он ступал, не глядя назад и напружинив спину, готовый принять на себя Владика, если тот сорвется. Но Владик прыгал почти как Илька. Только один раз он задержался перед широкой промоиной, которая разорвала тропинку. Генка протянул руку.
— Сам, — быстро сказал Владик и прыгнул, обвалив за собой глиняный пласт…
Илька ждал их внизу, танцуя от нетерпения.
— К мысу пойдем, да, Гена?
— Пошли. Тут и приткнуться негде.
Вода, отступая, освободила под обрывом узкую полоску песка. Но песок был завален мелкими бревнами, корягами, кусками коры. Плавник хрустел под ногами, как сухие рыбьи кости.
— Купаться я не буду, — предупредил Илька. — Вода еще мутная. И холодная.
— Скажи лучше: мама не разрешает, — поддел Генка.
— А я и не спрашивал.
— Я тоже не буду, — сказал Владик.
— Кто же у мыса купается, — усмехнулся Генка.
Монахов мыс не казался снизу таким высоким и грозным, как с обрыва. Освещенный солнцем, светло-серый, с травой и кустиками в трещинах камней, он похож был на грузного добродушного старика. Но река не верила в его доброту. Желтая вода сердито крутила у подножия острые воронки.
Песчаная полоса невдалеке от утеса разбивалась и терялась в нагромождении рухнувших пластов глины и камней. Там, на широком уступе, был ровный травянистый пятачок. Очень удобное место, чтобы сидеть, смотреть на катера, загорать и бездельничать. Генка знал его еще с прошлого года. Но чтобы попасть туда, нужно было переправиться через ручей. Он выбивался из-под берега и сбегал в реку. Сам ручеек — в ладонь шириной, но глины размесил вокруг себя словно землесосный снаряд.
Илька разбежался, прыгнул. И не долетел до твердой земли. Увяз до самых коленок. С чмоканьем вытянул ноги, а потом отдельно сандалии.
Владик разбегаться не стал. Просто разулся и перешел глиняное месиво.
Вдвоем с Илькой они ускакали далеко вперед, пока Генка, чертыхаясь, расшнуровывал кеды и подворачивал джинсы.
Он еще не перебрался через ручей, когда услышал, как Илька и Владик зовут его отчаянными голосами:
