Ковер-самолет - Крапивин Владислав Петрович (книги хорошего качества txt) 📗
Кажется, часы не пострадали от взрыва.
Дело вот в чем. На многих башнях циферблаты часов смотрят на четыре стороны. А на нашей колокольне был один циферблат – с запада. В давние времена монастырь построили к востоку от города и часы повернули к городу лицом: чтобы каждый мог их видеть. И чтобы на судах, идущих вверх по течению домой с дальнего моря, тоже издалека видели часы… Ну а раз циферблат один, то и механизм стоял не посреди башни, а в стене – в глубокой нише. И тяжелый колокол, когда летел вниз, пробивая этажи, не затронул ни одну шестеренку.
– Давай залезем, – прошептал Виталька. – Поглядим хорошенько.
И стал пробираться к механизму.
Я – за ним.
Темный провал, как назло, в этом месте подходил к самой нише, и добраться туда можно было только по наклонной балке – пыльной и слегка обугленной.
Витальке-то что! У него штаны черные – сажу не заметишь. Он подобрал подол рубашки, сел на балку, будто на гимнастического коня, и, упираясь руками, добрался до ниши.
Я же – в новом голубом костюме – сесть не мог. А тут еще эти белые гольфы, черт бы их побрал. А что делать?
Замирая от ужаса, я встал на балку. Она была широкая и не качалась, но все равно… Сам не помню, как я прошел над жуткой черной дырой. Я знал, что эта глубина – до нижнего этажа колокольни. Метров сорок! Хорошо, когда под тобой ковер-самолет, а когда просто так, то ноги слабеют.
Чуть живой, прыгнул я рядом с Виталькой. Он смотрел на меня с уважением. Я сразу возгордился: хоть и с перепугу, но все равно совершил геройство. А чтобы Виталька не подумал, будто хвастаюсь, я обыкновенным голосом спросил:
– Ну и что здесь интересного?
Мы очутились словно внутри великанских часов-ходиков. Медные шестерни и рычаги окружали нас, а прямо перед нами оказались два зубчатых вала. Через них перекинуты были могучие цепи. Они уходили вниз – сквозь отверстия в кирпичной кладке.
– Как брашпили у папы на “Тобольске”, – прошептал Виталька.
И я тоже вспомнил якорные барабаны с цепями – они стояли на носу теплохода.
– А здесь они зачем?
– Как зачем? Гири!
– Одна цепь для гири. А другая?
– Другая, наверно, тоже для гири. Одна гиря для стрелок, другая для колоколов. Как в тети Валиных часах для кукушки. Забыл, что ли?
Тьфу, какой я недогадливый…
Я представил, как в глубине башни дремлют на цепях могучие чугунные болванки – каждая по сто пудов. А если надоест им так просто висеть и они потянут цепь посильнее? Мне стало жутковато и весело.
– Виталька! – страшным шепотом сказал я. – А вдруг эти часики ка-ак тикнут! А эти колесики ка-ак перемелют нас на пельмени…
– Не тикнут, – хладнокровно откликнулся Виталька. – Смотри, балка маятник держит.
Балка, по которой мы сюда забрались, острым обломанным концом влезла, оказывается, в нижнюю часть механизма. Она зацепила и наклонно держала железный брус. Под балкой, на конце бруса, виднелся медный диск, похожий на тарелку из духового оркестра. Маятник!
– Вот почему они остановились… – задумчиво сказал Виталька.
И мы разом глянули друг на друга.
Потому что разом пришла в наши головы мысль: если убрать балку…
– А как? – спросил я.
– Отпилить ножовкой.
– Где ножовка?
– Где! Дома, конечно!
– Значит, лететь еще раз?
Виталька пожал плечами. В самом деле, что мы, рассыплемся, если слетаем за ножовкой? Зато завтра утром проснутся люди – а над городом идут часы!
Виталька опять оседлал балку и, как лягушка, допрыгал до пола. Потом снял веревку – она висела у него через плечо. Кинул мне конец.
– Обвяжись, а то вдруг загремишь…
Я послушался. Чего зря акробатничать?
Мы выбрались на верхний ярус и через арку, прямо с площадки, стартовали к дому.
Добрались мы быстро, потому что не любовались луной и огнями. В доме стояла тишина, тетя Валя спала. Осторожно, чтобы не загреметь, Виталька выволок ящик с инструментами, достал пилу.
– Тупая… Ну ничего. А который час?
Мы посмотрели на часы тети Валиного дедушки. Было половина первого.
– Ого! – сказал Виталька. Снял часы с гвоздика, опустил в карман, а цепочку пристегнул к поясу.
– Зачем они нам?
– На тех часах сколько? – спросил Виталька.
– На тех? Без пяти час… Или без трех…
– Ну вот! По этим сверим и без трех минут пустим. Только надо успеть. А если не успеем, как стрелки будем переводить? Ты знаешь?
Я не знал. Вручную, конечно, такие махины не повернешь, в механизме мы не разбирались.
– Жмем! – скомандовал Виталька.
Обратный полет был стремительным, и нас крепко прохватило ветром. Зато колокольня теперь показалась привычной и уютной.
Мы опять пробрались к механизму. Надо было спешить, и, забыв об аккуратности, мы бесстрашно собирали на коленки и локти старую сажу, паутину, известку, кирпичную пыль и медную зелень – слои, по которым было бы можно потом прочитать все наши приключения.
Виталька сказал, чтобы я держал его за рубаху, и взял ножовку.
Пила и правда была тупая, а дерево оказалось твердым. Виталька быстро взмок и стал говорить сердито и сипло. Я сменил его.
Дерево зажимало ножовку, приходилось дергать, и несколько раз я со злости сказал слова, от которых тетя Валя грохнулась бы в обморок. Виталька сочувственно сопел надо мной и время от времени напоминал:
– Шесть минут осталось… Три… Две минуты.
А я что? Разве я не работал? Я уже хотел сказать Витальке, чтобы он отправлялся в ту самую дыру, которая мрачно темнела под нами. В этот миг балка хрустнула! Тяжесть маятника надавила на почти отпиленный конец. Он отломился и с шумом полетел вниз, а там грохнул о плиты первого этажа. Гул пошел по башне.
Я отшатнулся, чтобы не загреметь вслед за обрубком.
И тут что-то звонко стукнуло над нашими головами. И еще раз!
Дзынь-бух! Дзынь-бух!
И пошло!
Это маятник ушел в сторону и медным крючком зацепил колесико, похожее на подсолнух с острыми лепестками. А “подсолнух” повернул другую шестерню.
– Ура… Тикают… – шепотом сказал Виталька.
– Ура! – гаркнул я.
– Ура!! – заорали мы оба.
Мне очень хотелось написать, что, испуганные нашим криком, взлетели стаи птиц, но правда есть правда: никто не взлетел. Птицы почему-то здесь не селились. Только эхо пошло по башне. Ну и пусть! Мы сами были как птицы! Как летучие волшебники! Мы оживили старые часы, и они весело грохали медными колесами, словно говорили спасибо.
