Два товарища - Эгарт Марк Моисеевич (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Глава девятая
Тучи низко висят над морем и берегом. Накрапывает дождь. Время далеко за полдень, а кажется, что только рассвело, — такой тусклый, свинцовый свет лежит на всем: на волнах прибоя, на солончаках, на степной дороге. Дорога и степь пустынны. Но вот из-за поворота показываются два человека: слепец-нищий и мальчик-поводырь. Они пересекают дорогу и осторожно спускаются в размытый дождем овраг, который тянется до самого города.
С наступлением темноты Семенцов и Костя выбираются из оврага в том месте, где он подходит к задам городской окраины. Здесь находится дом Трофима Михайлюка.
Семенцов лежит у покосившегося забора и всматривается в резкие огни окраины: дома ли Михайлюк, один ли и можно ли к нему?
Некоторое время он прислушивается, потом делает знак Косте и начинает бесшумно ползти вдоль забора. Собак у Михайлюка, он знает, нет, за забором — сарай, а за сараем направо, рукой подать — дом. Он приподымается и, невидимый в темноте, легко перепрыгивает через забор. За ним прыгает Костя. Все тихо.
Они огибают сарай, поворачивают направо и спустя минуту стоят в низких темных сенях дома. Семенцов стучит два раза тихо, один раз громче, ждет и опять стучит. Никто не отзывается. Значит, Михайлюка нет. Может быть, его тоже схватили?
В это время с улицы слышится скрип отворяемой калитки. Кто-то со стуком направляется к дому. Ага, это Михайлюк со своими костылями. В самый раз!
— Здравствуй, Трофим…
В темноте слышно, как идущий резко останавливается:
— Кто тут?
— Это я, — сказал Семенцов.
— Тьфу ты, пропасть! То один, то другой… — Михайлюк увидел Костю, нагнулся к нему и, узнав, проворчал: — И ты? Носит тебя нелегкая.
Он отпер дверь, пропустил гостей в дом, завесил окно дерюжкой, потом зажег лампочку, прислонил костыли к стене, опустил свое короткое грузное тело на табурет у стола и лишь после этого обернулся лицом к Семенцову.
Лицо у Михайлюка было крупное, красное, с частыми прожилками на носу и на отвислых щеках, глаза маленькие, угрюмые.
Семенцов снял с головы соломенную шляпу, которую нашел на хуторе, положил на стол и пристально посмотрел на Михайлюка.
— Где комиссар?
— Пропал комиссар, — сказал Михайлюк.
Наступило молчание.
— А ты? — спросил Семенцов.
Михайлюк устало махнул рукой:
— Ты сидай, слухай. За тем ведь притопал. А ты, пацан, — обернулся он к Косте, — рот на замок, будто нет тебя!
Несмотря на увечье, а может быть — благодаря ему, Михайлюк всюду свободно бывал, все видел и слышал. Это был именно такой человек, какой требовался партизанам. На днях Михайлюк разузнал, что в город доставлены строительные материалы, а возле бывшего амбара Рыбаксоюза поставлен караул. С чего бы? Михайлюк хотел дать знать об этом на Каменную косу, но Семенцов перестал являться. Может, с ним что-то случилось, а может, отряд сменил свое местопребывание?
Спустя день после ухода Познахирко на зорьке кто-то постучался. Михайлюк выглянул в окно и разглядел соломенную шляпу, которую носил Семенцов. Но это был не Семенцов, а комиссар отряда Аносов. Первым делом он потребовал взрывчатку, хранившуюся у Михайлюка, затем выслушал его сообщение и особенно заинтересовался амбаром Рыбаксоюза.
— Я ему: «Дайте срок, узнаю». А он: «Срок один, война!» — рассказывал Михайлюк. — Вышел я последить, не шляется ли кто возле хаты: мост как шарахнули, гестаповцы совсем осатанели, а полицаи ровно собаки рыщут. Вхожу обратно, вижу — комиссар уже собирается. Говорю ему: «Погодили бы до вечера, неспокойно у нас», а он: «Некогда годить!» И ушел.
Днем Михайлюк был в городе и услышал, что какого-то человека арестовали возле амбара Рыбаксоюза. Он сразу догадался — кого. До самого вечера он кружил неподалеку от здания горсовета, где теперь помещалось гестапо. Михайлюк знал, что обыкновенных арестованных оставляют в комендатуре, а политических переводят в гестапо. Если комиссара опознали, его обязательно отправят сюда.
День кончался. Михайлюк уже надеялся, что этого не случится. Но в сумерки он увидел Аносова под усиленным конвоем. И Аносов его, кажется, увидел. Он ступал через силу, видно, очень мучили его на допросе. Вдруг он сорвал с головы соломенную шляпу, ударил ею по лицу конвоира и выронил ее. На него накинулись и поволокли. И шляпу подобрали…
— Что-то я не пойму, — произнес Семенцов, медленно, с трудом выговаривая слова. — Прямо в лапы к ним шел он, что ли?
— Зачем — прямо? Шел по делу, а попал к ним.
— Нет, — покачал головой Семенцов. — Комиссар не такой человек, его голыми руками не возьмешь… Что-то здесь не так.
— Может, и не так, — неопределенно согласился Михайлюк и, поворотясь к Семенцову спиной, объявил, что выйдет поглядеть, как и что. — А то пропадать с вами вместе мне неохота.
Семенцов внимательно смотрел на него.
— Та-ак… — протянул он. — Так-так, Трофим…
Михайлюк вдруг тяжело задышал, глаза его налились коровью, даже волосы в бороде, казалось, зашевелились. Но он пересилил себя, сказал просто:
— Что я? Костылями разве отобьешь его?
Семенцов с ожесточением заскреб бородку.
— Какого человека загубили! А?
Несколько минут оба молчали.
— Говорил я ему: дай срок, не суйся. Так нет же, мало ему меня, сам полез.
— Знал, куда лез, — перебил Семенцов, — а вот ты не знал!
— Я-то?
— Молчи уж. Шляпу почему не подобрал? Комиссар тебе ее кинул.
— Попробуй подбери… еле ноги унес. Еще в шею надавали.
— Мало надавали… — Семенцов говорил со злостью. — Вот она!
Он показал на шляпу, удивляясь, что Михайлюк до сих пор не спросил, откуда она у него. Но Михайлюк и сейчас не спросил.
Он шагнул к двери, открыл ее, обернулся, тяжело опершись на костыли.
— Куда уж мне… А вот слушай. Когда повели комиссара, он слово такое крикнул: «Берегитесь белявого!» А там хошь верь, хошь не верь.
— Это он! — выкрикнул Костя.
— Кто такой Полищук?
— Полищук? — На угрюмом лице Михайлюка впервые отразилось удивление. — Постой… не тот ли, что с хутора? Неужто вернулся? Что-то я его не видел.
— И не увидишь, — сказал Семенцов.
Михайлюк повернул ухо к двери, прислушался и, стуча костылями, быстро вышел.
Семенцов и Костя остались одни. Семенцов сидел, крепко обхватив руками колени, и что-то соображал. Костя с надеждой смотрел на него. В глазах Кости этот человек способен был на все, даже спасти комиссара.
Вдруг с улицы донесся громкий окрик:
— С кем разговариваешь!
— Да бог с вами, — степенно отвечал Михайлюк.
— Я за тобой давно присматриваю, — продолжал первый голос. — Думаешь, не знаю, что ты за птица? А ну поворачивай оглобли!
Послышались шаги возле калитки, потом во дворе. Не оставалось сомнений: кто-то задержал Михайлюка и шел сюда. Семенцов сдвинул в сторону сундук, под которым был ход в подпол, погасил лампочку, столкнул Костю в подпол, а сам шагнул к двери, нащупывая в кармане наган. Шаги приближались. Он приоткрыл дверь в сени, недоумевая, почему сцепился Михайлюк с этим крикуном. Или тот караулил под домом?
— Пожалуйте, окажите уважение, — говорил между тем Михайлюк, все повышая голос, очевидно, чтобы предупредить Семенцова. — Погода собачья, и служба ваша, правду сказать, тоже… собачья.
— Что-о? В морду захотел? Отворяй, хромой черт!
— Так смотрите… не оступитесь, — уже не скрывая насмешки, ответил Михайлюк и толкнул костылем дверь.
Семенцов отступил за дверь, готовый встретить неизвестного, с которым, видимо, не без умысла так дерзко разговаривал Михайлюк.
Дверь шумно распахнулась. В комнату вошли двое. Михайлюк, чуть задев Семенцова плечом, но не подав виду, принялся шарить по столу, разыскивая спички и бормоча: «Сей момент… извиняюсь». Неожиданно он повернулся, костыль скрипнул в его руках, послышался удар.
— Хватай его! — крикнул Михайлюк, зная, что Семенцов здесь.
