Острова и капитаны - Крапивин Владислав Петрович (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Ну, что же, это было даже хорошо. Не придется объяснять, куда это он вечером «смазал пятки».
… И вот опять Уфимская улица и зеленый двор, где стоит большой дом с застекленной верандой.
Никто не встретил Толика, никто не окликнул, когда он шел через двор. Лишь воробьи шастали в рябинах… Вот и закуток между забором и сараем…
Штабной навес оказался построен заново. И вся компания была здесь. Кроме Шурки…
Невысокое уже солнце светило через забор, и тень от навеса лежала на траве. Толик молча встал на границе этой тени.
— А, пришел все-таки, — добродушно сказал Мишка-стрелок. — А мы думали…
— Ничего мы не думали! — жизнерадостно возразил Рафик. — Я говорил, что придет.
— Я тоже говорил, — серьезно подтвердил Витя. — Почему не прийти, если человек не боится?
До этой минуты ощущал Толик под сердцем замирание, а в желудке холодок. А сейчас отпустило.
— Я же обещал, что приду.
— Ну, ладно, — снисходительно отозвался Олег. — Ты все-таки давай расскажи, что за человек и откуда… Ты садись.
Толик присел на ящик.
— Ну… я с Запольной человек, — начал он и сам улыбнулся такому началу. И ребята улыбнулись. Люся спросила:
— Протокол-то писать?
— Не надо, пусть так рассказывает, — решил Олег. — Ты что в наших краях делал, если сам с Запольной?
И Толик рассказал, как делал для себя открытия.
— Ха! Какие тут открытия, каждый закоулок давно обшарен, все давным-давно знакомо, — сказал Семен.
— Это для вас знакомо… Вот когда Крузенштерн приплывал на дальние острова, их жителям тоже все было знакомо, а для него-то было неизведанное.
— Кто приплывал? — удивился Рафик.
— Крузенштерн, — сказал Олег. — Знаменитый русский мореплаватель. — И обратился к Толику: — А ты что про него знаешь?
— У меня книжка есть… — Про повесть Курганова Толик не сказал. Иначе получилось бы, что болтает о чужих делах.
Но ребята и без того вспомнили о кургановской папке.
— А что это за бумаги ты тогда тащил? — подозрительно спросил Мишка.
— Секретные документы? — подскочил Рафик.
— Да это работа мамина, для перепечатки… Ну неужели вы по правде думаете, что это про ваш отряд сведения?
Конечно, никто так не думал, и все опять рассмеялись.
— И Шурку вашего я ни про что не расспрашивал, — добавил Толик. — Я и не знал про вас тогда…
— Это понятно, — покладисто сказал Олег. И строго прищурился: — Но с Шуркой мы все равно должны разобраться до конца. Хватит с ним возиться.
— А его опять нет! — вмешалась Люся. — Было ему сказано: к восьми, а он…
— Еще, наверно, нет восьми, — заметил Толик. — Я раньше, чем надо, пришел…
— А вон и Шурик, — сказал Витя.
Шурка вбежал под навес и сразу встал по стойке смирно — запыхавшийся и привычно виноватый.
— Явился красавчик, — усмехнулся Олег.
— Я не опоздал, — быстро сказал Шурка.
Олег усмехнулся снова:
— Раз в жизни… Завтра по такому случаю снег пойдет. — Он утомленно обвел глазами ребят: — Ну, вот что, робингуды. Пора с Шуркой решать окончательно. Возимся, возимся…
— Я же не выдавал никаких тайн… — полушепотом проговорил Шурка. Задергал на груди галстук матроски и тут же испуганно опустил руки.
— Он не выдавал, — подтвердил Толик и подумал: «Сейчас скажут, чтобы не совался…» Но Олег сказал другое:
— Не в тайнах дело. И не в сегодняшнем случае, а вообще… Ты, Шурик, нестойкий человек.
— Почему? Я стойкий… — совсем шепотом отозвался Шурка.
Все, кроме Толика, засмеялись. Но негромко и без веселья.
Люся сказала:
— Твои грехи записывать, дак никакой тетрадки не хватит.
«А зачем их записывать?» — подумал Толик. И Шурка еле слышно спросил:
— А зачем записывать?
— Затем, что без этого их не сосчитать, — весело хмыкнул Рафик. А Семен посопел и угрюмо напомнил:
— Вчера, когда мы на Черной речке футбол гоняли, ты посреди игры домой смотался.
Шурка, не глядя на него, сказал:
— Сами же говорили, что от меня никакой пользы…
— Все равно команду в игре не бросают, — проговорил Витя и вздохнул, словно жалея Шурку.
— А если я маме обещал, что к шести часам домой приду…
— Ну и сидел бы с мамой на печке, — зевнув, заметил Мишка.
— А если я обещал, а потом не выполнил, тоже получится, что нестойкий…
— Если обещал, надо выполнять, — рассудил Олег. — Да только, прежде чем обещаешь, думать надо. Зачем было говорить, что придешь к шести?
— Иначе меня совсем бы не пустили… — Шурка нагнул голову так низко, что тюбетейка едва не сорвалась с пружинистых кудряшек. Он схватился за нее и опять встал прямо.
— «Не пустили бы»… Вот она, твоя стойкость, — печально подвел итог Олег. — Нет, ребята, по-моему, хватит. Однажды он так подведет, что всю жизнь беду не расхлебаем…
У Шурки шевельнулись губы:
— Не подведу я…
— Выгнать, да и фиг с ним, — скучно проговорил Мишка.
— А кто фотографировать будет? — напомнил Витя.
— Да он и с фотографированьем со своим всегда волынку тянет, — заметила Люся.
— Зато карточки хорошие, — возразил Витя.
Олег сказал:
— Карточки и правда хорошие, но это не причина, чтобы оставлять в отряде, если человек ненадежный… Ты, Шурка, может, для обыкновенной жизни еще кое-как годишься, но для робингудовской — никак… Я предлагаю Шурку Ревского из отряда «Красные робингуды» исключить.
Шурка вздрогнул так, что тюбетейка над кудряшками подскочила. Он замигал, спросил тоненько и удивленно:
— А я… тогда куда денусь?
Все смотрели мимо Шурки. Олег уже другим голосом проговорил:
— Вот и я думаю: куда ты денешься?
Витя помахал ресницами и нерешительно предложил:
— Может быть, еще одно последнее предупреждение?
Мишка Гельман коротко засмеялся и сплюнул.
— Сколько их было, последних-то, — сказал Олег. — Тут надо другое… Если уж оставлять, пускай даст страшную клятву.
Шурка с готовностью предложил:
— Я могу кровью подписать.
Мишка опять засмеялся. Семен обстоятельно разъяснил:
— Нельзя. Будешь палец колоть — в штаны напустишь.
— Семен! — строго сказала Люся.
— Нет, надо другую клятву, — решил Олег. — Если уж оставлять его, пускай пройдет испытание огнем и водой. И если такую клятву нарушит, не будет ему прощения… Шурка, ты согласен?
Шурка быстро закивал и наконец уронил тюбетейку.
Семен притащил от колонки ведро с водой. Мишка на лужайке перед навесом развел маленький костер из щепок и газет. Витя и Люся прикатили от поленницы два бревнышка и на них положили концами длинную доску. Получился гибкий мостик. С одной стороны, в метре от мостика, потрескивало пламя, с другой стояло ведро. От забора к навесу протянули веревку. Через нее перекинули шпагат и подвесили на нем кирпич. Другой конец шпагата привязали внизу к доске…
Все делалось слаженно, и Толику ясно стало, что эта операция придумана заранее. Для Шуркиного перевоспитания. Толик совсем убедился в этом, когда Олег достал из кармана листок:
— Вот тут клятва написана…
Один Шурка ни о чем не догадывался. Покорный и счастливый, что все-таки не исключили, он молча следил за приготовлениями, которые Толику казались жутковатыми.
Толик испытывал замирание, словно у него на глазах готовилась казнь. Но возмущаться и вмешиваться ему в голову не приходило. В этом дворе действовали свои законы. В непреклонности робингудов было что-то привлекательное. Толик чувствовал, что если и его заставят пройти испытание огнем и водой, он не сможет протестовать. Подчинится с ощущением сладковатой покорности, под которой шевелится теплый червячок любопытства.
Из дома принесли темную косынку, завязали Шурке глаза. Поставили его на середине тонкой доски — доска пружинисто прогнулась и задрожала под легоньким Шуркой. Кирпич висел прямо над его головой, почти касался тюбетейки.
Мишка подбросил в костер щепок, пламя взметнулось. Видно, Шурке припекло ноги, он быстро затоптался, доска закачалась. Привязанный к ней шпагат задергал кирпич — тот слегка тюкнул Шурку по макушке. Все засмеялись, но Олег строго сказал:
