Приключения двух друзей в жаркой степи (Плюс тридцать пять градусов) - Квин Лев Израилевич
Боря не отвечал ни мне, ни Сашке, продолжал невозмутимо чистить картошку. И если бы не внимательные взгляды, которые он иногда бросал на нас из-под опущенных век, можно было подумать, что он совсем не слушает и думает о чем-то своем.
Наконец, отчаявшись, мы решили отказаться от всяких обходных маневров и повести разговор впрямую.
— Слушай, Боря, — начал я вкрадчиво, — есть одно тайное дело. Дай слово, что никому не скажешь.
Серая лента картофельной шкурки на мгновение застыла над ножом.
— Опять золотая гривна? — спросил Боря.
— Нет! — дружно замахали мы руками. — Нет, нет! Совсем другое.
Шкурка снова поползла с картофелины.
— Ну? — Боря поднял голову, и в его маленьких глазах я прочитал любопытство. Ага! Наконец-то!
— А, умник! Сначала дай слово.
— Ну, берите.
Я вопросительно посмотрел на Сашку. Можно ли странное, будничное «берите» считать честным словом? Решили: ладно, считаем, будь что будет!
Сашка изложил Боре весь наш план, ничего не утаил. Даже наоборот, немножко прибавил. Будто его дядя, когда был еще пацаном, рыл Чертов курган и нашел там уйму золота.
И чуть все не испортил.
— Зачем тогда рыть, если он уже нашел? — спросил Боря.
Сашка выкрутился мгновенно:
— А я еще не сказал, что потом было. Потом он испугался и снова зарыл.
Боря кончил чистить картошку. Поднял кастрюлю, отнес ее к очагу.
— Очистки — туда! — он ткнул пальцем в сторону ямы.
Мы аккуратно собрали картофельные шкурки, все до единой, бросили в яму. Боря раздувал огонь в печке. Мы опустились рядом с ним на колени и тоже принялись дуть. Наконец пламя охватило сучья и стало их пожирать.
— Фу!
Боря встал. Мы тоже.
— Ну? — сказал Сашка, пытаясь заглянуть ему в глаза.
— Ну? — сказал я.
Боря почесал нос.
— Как студент четвертого курса педагогического института я должен немедленно сообщить о вашей авантюрной затее Владимиру Антоновичу.
Я испугался:
— Ты же дал слово!
Сашка сказал хмуро:
— Это нечестно.
— И совсем непедагогично! — добавил я в отчаянии.
Боря уставился на меня своими свинцовыми глазками. Впрочем, свинец в них начинал плавиться; я ясно различал золотистые точки.
— Почему непедагогично?
— Педагог не должен обманывать маленьких.
— А как педагогично?
— Уж лучше попытаться нас отговорить.
— А получится?
— Нет. — Меня подбадривали веселые золотистые точки в его глазах; их становилось все больше.
— Вот видишь!
— Но отговаривать стал бы кто? — теперь уже атаку повел Сашка. — Какой-нибудь сухарь, а не настоящий педагог. Настоящий педагог обязан пойти вместе с нами.
— Вот как! Даже обязан?
— А как же! Вдруг мы провалимся в яму.
— Или нас укусит змея, — поддержал я Сашку.
— Или бешеная собака. Знаешь какая там бегает!
— Хм… — Боря снова почесал кончик носа. — Значит, вы оба считаете, что я, как педагог, обязан идти вместе с вами. Хорошо, предположим. Я пошел. А дальше?
Сашка не упускал инициативы:
— Дальше? Копать. И если мы что-нибудь найдем, сказать: «Вот видите, дорогие дети, как хорошо, что вы обратились за помощью к старшему товарищу. Без старшего товарища вы бы, понятное дело, ничего не нашли».
— А если не найдем? — Боря был уже наш, наш, хотя и делал вид, что колеблется.
— Если не найдем, тогда нам худо. — Сашка вздохнул печально. — Тогда ты нам скажешь: «Видите, дорогие дети, вам старший товарищ говорил, а вы не слушались. Теперь вы сами убедились, что старшие всегда правы. Слушайтесь старших, дорогие дети!»
— «Ешьте манную кашу, дети», — добавил я.
— «И мойте руки перед едой», — закончил Сашка.
Боря смеялся. Не громко, конечно. Громко он никогда не смеялся. Глаза смеялись.
— Значит, вы считаете, идти будет педагогично?
— Еще как педагогично! — закричал я радостно. — Препедагогично-распрепедагогично!
— Все! Решено! Иду! Во имя педагогической науки. Но только во всем слушаться меня. Скажу: копать — рук не жалейте. Скажу: перестать — баста!
Какое там — во имя науки! Мы же понимали: просто ему тоже хочется копать Чертов курган.
Не меньше, чем нам.
Штурм Чертова кургана начался в двадцать три часа по местному времени. Мы с Сашкой хотели дождаться двенадцати, чтобы ровно в полночь, — времени в нашем распоряжении было сколько угодно, хоть до утра: дядя Володя отпустил меня ночевать к Сашке. Но Боря не согласился ждать, обозвал нас какими-то «беспочвенными романтиками», решительно очертил лопатой прямоугольник и подал команду:
— Поехали!
Первой, как и полагается в настоящем бою, вступила в действие тяжелая артиллерия. Боря с силой всаживал в землю лом, разрыхляя твердый верхний слой. Затем пошла в атаку царица полей — пехота. Я орудовал лопатой на конце прямоугольника, подходившем к самым кустам, Сашка, чтобы не мешать мне, — у противоположного ската. Землю мы не разбрасывали как попало, а аккуратно ссыпали в кучу.
Луна, раздутая с одного боку, как будто у нее вспухла щека, светила довольно исправно. Лишь на считанные минуты она уходила за жиденькие облака, и тогда по земле проползали сумрачные тени, от которых мне становилось чуточку не по себе, хотя в общем-то с Борей я ничего не боялся.
Снизу, с огорода тети Поли, доносился жалобный негромкий скулеж. Волк, усевшись напротив нас, на погребе, вымаливал подачку. Хлеб, который притащил для него Сашка, не пришелся по вкусу этому попрошайке. Мясо, видите ли, ему подавай!
Тяжелая артиллерия работала безотказно. Боря, как автомат, через ровные промежутки времени, поднимал лом и опускал его с силой. Зато пехота выдохлась быстро. Первым сдал я. Земля стала что-то уж очень тяжелой. Я набирал ее на лопату все меньше и меньше, пока, наконец, не почувствовал, что лучше сесть и честно отдохнуть, чем бросать землю такими воробьиными порциями.
Я так и сделал. Боря ничего не сказал. Сашка спросил ехидно:
— Уже?
Но не прошло и минуты, как и он присоединился ко мне. Теперь спросил я:
— Уже?
— Лопата попалась какая-то… — Сашка трудно дышал. — Не такая…
— Тяжелая? — подсказал я мстительно.
— Ага.
— Вот и моя тоже.
Посидели, потом начали снова копать. И выдохлись еще быстрее. Боря положил лом, взял у меня лопату и принялся швырять разрыхленный песок полновесными дозами. Как он может? На вид щуплый, а работает — позавидуешь! Хорошо, что мы его взяли, а то самим бы ни за что не докопаться.
Когда мы углубились в землю почти на метр, подоспела неожиданная помощь. Кто-то взбежал на курган и спросил удивленно:
— Вы что тут делаете?
Рыжий Митяй! Он живет где-то близко. Шел из кино, увидел какое-то шевеление на кургане. Сначала испугался, думал, привидения. А потом услышал Сашкин голос и, набравшись храбрости, подошел ближе.
— Давайте я покопаю, — предложил Митяй.
Я с готовностью протянул ему свою лопату, Сашка свою. Но он не взял ни у меня, ни у него.
— Я лучше домой слетаю, батькину, садовую, принесу. Как нож!
И скатился с кургана.
— Только никому! — крикнул вдогонку Сашка.
— А я не знаю, да?
Теперь пехоты прибавилось, и штурм кургана возобновился с новой силой. А спустя еще немного времени Сашка схватил меня за руку и прошептал:
— Смотри!
Я обернулся. Со стороны кладбища на нас двигались две фигуры.
— Ха-ха-ха! Опять белье!
Рядом шуровал ломом неутомимый Боря, чуть подальше совсем по-будничному деловито шмыгал носом рыжий Митяй, и появись сейчас передо мной хоть какой угодно призрак, я бы рассмеялся ему прямо в прозрачное лицо.
Фигуры приближались — на этот раз явно не белье. Вот уже Боря заметил их.
— Замри! — тихо приказал он нам. Всмотрелся и крикнул: — Слава! Рита! Сюда! Сюда, к нам!
Это было очень неосторожно с его стороны. Сразу залился лаем Волк, встревоженный незнакомым голосом. Сашка ринулся вниз его успокаивать. А Боря пошел навстречу Славе и Рите, чтобы они в темноте не напоролись на колючую проволоку у подножья кургана.
