Улица Оружейников - Икрамов Камил Акмалевич (мир книг .TXT) 📗
«Эх, попить бы», — подумал Талиб.
Внизу напротив дома он видел водопроводную колонку, и, чтобы напиться, достаточно было спуститься вниз, но мальчик вдруг ощутил, что силы оставили его. Ноги налились свинцом, руки и плечи сладко ныли.
«Посижу немножко, отдохну и пойду» — это было последнее, что он помнил. Через минуту он спал на войлочном коврике, о который вытирают ноги.
Глава пятнадцатая. Квартира № 36
Широкая лестница семиэтажного дома спиралью окружала шахту лифта. Днем, когда выключали единственную электрическую лампочку, свет проникал через высокий стеклянный колпак на крыше.
За время империалистической войны и революции никто не следил за этим колпаком, не мыл его, поэтому днем на лестнице было только чуточку светлее, чем ночью. Здесь было сумрачно и сыро, как в погребе.
По утрам жильцы этого дома старались как можно быстрее сбежать вниз и вырваться в теплый и солнечный переулок. Скрипели двери квартир, слышались торопливые шаги, ухало парадное — и все замирало.
Квартира, у двери которой спал Талиб, была единственной на самой верхней площадке, поэтому никто не мог его видеть, никто не потревожил его тяжелого сна.
Он не слышал стука каблуков по ступенькам, хлопанья дверей и звонкой песенки, неожиданно зазвучавшей в мрачной шахте. Песенка, надо прямо сказать, была не очень-то умная, но кто-то выдумал эту песню, и ее пели взрослые и дети.
Песенку пела опрятно одетая девочка в черной шерстяной юбке и белой кофточке. Она поднималась по лестнице не спеша, потому что за плечами у нее висел солдатский мешок. Лестница была длинная, а песня короткая, но девочка пела без перерыва с начала до конца, потом с конца до начала. На шестом этаже, устав, девочка перестала петь и, мурлыча песню себе под нос, поднялась на последнюю площадку.
Человек, спящий у дверей квартиры, куда шла девочка с мешком, не удивил ее. Она посмотрела на него, склонила голову набок и легонько тронула спящего длинной загорелой ногой.
— М-мальчик, — сказала девочка. — Подвинься, п-пожалуйста, я не могу открыть дверь.
Талиб проснулся и сел, освободив таким образом половинку двери. Девочка открыла английский замок и, высоко задрав нос, с независимым видом прошла в квартиру. Она даже не взглянула на оборванного мальчишку у двери.
Понадобилось несколько минут, чтобы Талиб понял, где он, и вспомнил, как он здесь оказался. Он ощупал себя: тетрадь дедушки Рахима на месте, записка Едвабной тоже.
— М-мальчик… — Дверь квартиры номер тридцать шесть неожиданно вновь открылась. — Тебе н-негде спать? Здесь же холодно, н-наверно?
Длинноногая девочка стояла над ним. Талиб понял, что она заика. Он знал, что все заики очень застенчивы, но в этой застенчивости не было вовсе.
— П-пойдем со мной. Я покажу, где тебе бу-удет удобней.
Девочка стала спускаться вниз по лестнице, и Талиб послушно пошел за ней.
На площадке шестого этажа девочка открыла железную дверь, обтянутую изнутри металлической сеткой, и сказала:
— Ты мо-ожешь пожить в лифте. Он все равно не работает.
Талиб сделал шаг и вздрогнул. Пол лифта слегка опустился под ним.
Кабина была действительно очень привлекательна. Коврик на полу, кожаный диванчик и два больших пыльных зеркала справа и слева, но Талиб не собирался здесь обосновываться. Он вынул из кармана записку и протянул ее девочке.
— Кекс сейчас в Киеве у мамы, — сказала девочка. — Тебе нужна собака?
Талиб объяснил, что ему нужна не собака, а ее хозяин, профессор, который может помочь в поисках отца.
— П-прости меня, мальчик, — сказал девочка, явно смутившись. — Я думала, ты п-просто бродяга. Папа скоро приедет.
Преодолев минутное смущение, девочка сразу почувствовала себя гостеприимной хозяйкой.
— Ну что же мы стоим здесь? — очень удивилась она. — Пойдем к нам. Меня зовут Лера…
В небольшой комнате с широким трехстворчатым окном Лера по-взрослому предложила Талибу сесть и указала на странное плюшевое кресло с подлокотниками, но без спинки. Талиб оглядел себя и отрицательно помотал головой.
— Я грязный, а здесь все очень чисто.
— Н-ну что ты, не стесняйся, — сказала девочка. — Ты ведь издалека приехал. М-может, ты хочешь принять ванну, помыться с дороги?
Чем больше Лера говорила, тем меньше заикалась. Талибу нравилось, как она заикалась, и вообще нравилась эта девочка, такая нарядная, самостоятельная и с такой белозубой улыбкой.
— Ты очень кстати приехал. Сегодня у меня день рождения, ты будешь гостем. Обычно в этот день мы бываем втроем: папа, мама и я. Но мама в Киеве, и в последнее время у них с-сложности с папой. Так что ты будешь третьим. Только помыться д-действительно надо.
Лера стремительно выбежала из комнаты и хлопнула дверью квартиры. Талиб подошел к окну и глянул вниз.
Каменные дома окружали крохотный дворик, похожий на колодец. На дне колодца возле забора, отделявшего один колодец от другого, стояли сарайчики и два мусорных ящика. Какая-то женщина с ведром прошла по двору и скрылась в доме напротив. В тот же миг во дворе появилась Лера. Она подбежала к сарайчикам, подергала висячие замки и направилась к забору.
«Что она делает?» — удивился Талиб, увидев, как девочка взялась за одну из немногих уцелевших досок и рванула ее к себе. Доска не поддавалась.
Талиб высунулся из окна и крикнул:
— Эй, что ты делаешь?
Лера посмотрела вверх, и двор-колодец откликнулся тонким голосом:
— Д-давай сюда!
Они оторвали три доски от забора, захватили крышку от мусорного ящика, и Талиб на кухне быстро расколол их на короткие полешки.
— Т-тут хватит ванну согреть и еще останется на следующий раз, — удовлетворенно сказала Лера. — Ты помоешься, потом папа помоется. Он в Архангельском, скоро приедет.
— Ну ты выдумываешь! — обиженно прозвучал за дверью мужской голос. — Странные шутки.
— Н-никакие н-не шутки, — упрямо возразила Лера. — Слышишь, он водой п-плещется.
Талиб сидел по грудь в воде и тер себя жесткой мочалкой. Лера дала ему крохотный кусочек мыла. Услышав последние слова, он замер.
— Ничего я не слышу, фантазерка несчастная, — сказал мужчина за дверью.
— Никакая н-не фантазерка н-несчастная, — возразила Лера. — Эй, мальчик, ты не зах-хлебнулся там?
— Нет, — ответил Талиб и услышал, как мужчина за дверью удивленно крякнул.
Голоса удалились. Талиб вылез из теплой воды на холодный цементный пол и стал вытираться мохнатым полотенцем. Его охватил озноб. Не успел он взяться за свою грязную, почти черную рубашку, как в дверь постучали.
— Мальчик, погоди одеваться, — сказал мужчина. — Я принесу тебе чистое белье, когда вымоешься.
— Я уже, — стуча зубами, ответил Талиб.
— Погоди одеваться, — повторил мужчина. — Я быстро.
Через минуту, которая показалась Талибу вечностью, дверь ванной открылась, и появился высокий худощавый мужчина в черных брюках, жилете, в белоснежной рубашке и галстуке. Его бледное лицо с крупным носом, с двумя глубокими складками возле рта и поблескивающие стекла пенсне выражали беспокойство и удивление. В руках он держал ворох всевозможной одежды.
Талиб сидел за белой скатертью, на которой было расставлено невиданное количество посуды: тарелки и тарелочки, вазы и вазочки, соусники, графинчики и возле каждого прибора стояли по три разные рюмки.
