Дневник Джанни Урагани - Бертелли Луиджи "Вамба" (книги читать бесплатно без регистрации txt) 📗

– Ничего.

Тогда я понял, что синьор Станислао на своих допросах запугал мальчишек, угрожая им страшной расправой, если они проболтаются.

Это подтвердил позже и Марио Микелоцци, который, проходя мимо, шепнул скороговоркой:

– Берегись! Кальпурний напал на след!

В дортуаре я удостоверился, что наша песенка спета…

– Ты был у директора? – шепнул я Джиджино Балестре, когда он проходил мимо.

– Нет, – ответил он.

С какой стати допросили всех младших воспитанников, кроме нас двоих?

Это заставляло задуматься. Я отправился прямиком в кровать, решив не рисковать сегодня с наблюдательным пунктом.

Не знаю, сколько я пролежал так без сна, размышляя обо всех дневных происшествиях и строя разные гипотезы; но соблазн забраться в шкафчик не давал мне покоя, и в конце концов я решился.

Сначала я удостоверился, что мои соседи спят, заглянул во все уголки дортуара, нет ли какого шпиона, и только потом залез в шкафчик…

Вот это да! Дырка была замурована, будто я никогда и не выковыривал этот кирпич, за которым скрывался такой удобный вид на директора и директрису пансиона Пьерпаоли!

Я еле сдержался, чтобы не закричать. Потом выскользнул из шкафчика и юркнул под одеяло…

Среди самых странных и фантастических предположений, которые теснились в моей голове, чётко вырисовывалась одна гипотеза, упорно и неумолимо подкрепляясь всё новыми доказательствами.

«Дело было так, – с леденящей душу уверенностью утверждала эта гипотеза. – Синьор Станислао услышал, как вы с Джиджино Балестра смеётесь за портретом Пьерпаоло Пьерпаоли, и к нему закралось смутное подозрение, которое стало постепенно расти; проверить его не стоило труда, так что утром он подобрался по лестнице к портрету, приподнял его и обнаружил окошко, которое ты проделал, и тогда… тогда он велел его замуровать, само собой, предварительно убедившись, что оно выходит прямо в шкафчик Джаннино Стоппани, прозванного врагами Джанни Урагани!»

Увы, дорогой дневник, похоже, всё так и есть и меня ждут большие неприятности…

Неизвестно, когда ещё после этих строк, которые я кое-как накропал этой ужасной бессонной ночью, когда ещё я смогу поделиться с тобой, дорогой дневник, моими мыслями и поведать о своей жизни…

20 февраля

Свежие новости! Свежие новости!

Сколько всего произошло за одну неделю! На мою долю выпало столько приключений, что я просто не успевал записывать…

К тому же мне не хотелось писать на скорую руку, чтобы не комкать впечатление, ибо эти приключения достойны целого романа.

Вообще моя жизнь – сплошной роман, и я нет-нет да и повторяю про себя: «Ах, будь у меня талант Сальгари, какие тома бы я понаписал! Все мальчишки на свете зачитывались бы взахлёб моими романами, не хуже всех „красных“ и „чёрных“ корсаров вместе взятых» [26].

Ну ладно, хватит, пишу как умею, и ты, мой дорогой дневник, надеюсь, не будешь стыдиться, что твои страницы не слишком изящны, зато искренности им не занимать.

Перейдём же к потрясающим новостям. Первое: в этот самый миг я сижу за своим столом, в своей комнате, у окна в свой садик…

Да, именно так. Меня выгнали из пансиона Пьерпаоли, и это, конечно, большое несчастье, но зато я наконец-то дома, и это настоящая удача.

Но всё по порядку.

Утром 14?го у меня было дурное предчувствие, и оно меня не обмануло.

Едва переступив порог дортуара, я сразу понял: вот оно. Это читалось на лицах, в воздухе повисло что-то важное и торжественное, предвещавшее беду.

Навстречу мне попался Карло Пецци, он шепнул мне на ходу:

– Допросили всех старших, кроме меня, Микелоцци и дель Понте…

– А из наших, – ответил я, – вызвали всех, кроме меня и Джиджино Балестры!

– Видимо, нас раскусили. Я слышал, что синьора Джелтруде управляет расследованием с кровати, это она отдаёт распоряжения Кальпурнию, который, конечно, сам не способен раскрыть такое дело… Мы договорились на допросе молчать как рыбы, чтобы ещё сильнее не испортить положение.

– Мы с Балестрой тоже так сделаем, клянусь! – я поднял правую руку.

И тут ко мне подошёл сторож и сказал:

– Вас вызывают к директору.

Признаюсь, это был тяжёлый миг для меня. Кровь вскипела в жилах… но всего на миг, и в кабинет директора я входил уже спокойно и уверенно.

Синьор Станислао, всё ещё с чёрным тюрбаном на голове и с фингалом, который теперь сделался фиолетовым, сидел за столом. Он уставился на меня, ни слова не говоря, видимо, решил, что это меня ужасно испугает, но я-то знал эти уловки и рассеянно шарил взглядом по полкам с книгами в роскошных позолоченных переплётах, которые никто никогда не открывал.

Наконец директор грозно спросил меня:

– Вы, Джованни Стоппани, в ночь с 13?го на 14?е около полуночи вышли из дортуара и отсутствовали около часа. Это так?

Я продолжал разглядывать книги на полках.

– Я к вам обращаюсь, – повторил синьор Станислао, повышая голос. – Так это или не так?

Не получив ответа, он проорал ещё громче:

– Эй, я вам говорю! Отвечайте и расскажите, где вы были и что делали целый час!

Теперь я уставился на карту Америки, которая висела на стене справа от стола…и продолжал делать вид, что не слышу.

Тогда синьор Станислао встал, упершись руками в стол и вытаращив на меня глаза, заорал:

– Отвечай! Немедленно отвечай! Мерзавец!

Но я не дрогнул, а в голове пронеслось: «Раз он так злится, значит, меня вызвали первым из всех подозреваемых».

Тут открылась дверь и показалась синьора Джелтруде в бледно-зелёном домашнем халате и с таким же бледно-зелёным лицом, она с ненавистью уставилась на меня.

– В чём дело? – спросила она. – Что за крики?

– Дело в том, – ответил директор, – что этот мерзавец не отвечает на мои вопросы.

– Я сама с ним разберусь, – сказала она, – а вы как были, так и останетесь…

Она оборвала себя на полуслове, но я понял, и синьор Станислао наверняка тоже, что она хотела сказать «болваном».

Директриса сделала три шага вперёд, нависла надо мной, упёрла руки в боки и зашипела тихим голосом, в котором слышалась такая ярость, что у меня по спине побежали мурашки:

– Ах ты не отвечаешь? Вот поганец. Не хочешь признаваться? В своих подвигах! А кто давеча помог сбежать другому такому же поганцу, Тито Бароццо? К счастью, кое-кто тебя видел и рассказал об этом… А ты-то думал, тебе это сойдёт с рук? Ты весь пансион поднял на уши с первого дня, как свалился на нашу голову, своими мерзкими выдумками и гнусной клеветой… С нас довольно! И без допроса есть столько доказательств и свидетельств твоих выходок, что мы ещё вчера известили твоего отца, чтобы он забрал тебя, и сейчас он уже в пути… А уж коли он не захочет держать тебя дома, то отправит на каторгу, единственное подходящее место для такого негодяя, как ты!

Она схватила меня за плечо и тряхнула:

– Мы уже всё знаем! Единственное, что нужно узнать: куда отправился Бароццо? Тебе известно?

Я не ответил, она тряхнула меня сильнее:

– Отвечай. Куда он делся?

Я ни гу-гу, она в отчаянье замахнулась, но я отпрянул, схватил японскую вазу с этажерки и сделал вид, что собираюсь бросить её об пол.

– Бандит! Разбойник! – вопила директриса, потрясая кулаком. – Не тронь вазу! Гасперо!

Прибежал сторож.

– Уведите это чудовище и проследите, чтоб он собрал свои вещи, слава Богу, скоро мы от него избавимся! Приведите сюда Балестру.

Сторож отвёл меня в дортуар, велел мне переодеться в мою одежду, ту самую, что была на мне, когда я приехал в пансион (кстати, она стала мне коротка и широка – яркое свидетельство того, что на рационе пансиона Пьерпаоли дети хоть и вытягиваются, но тощают), и собрать чемодан.

Потом он повернулся и сказал: