Земленыр или каскад приключений - Михасенко Геннадий Павлович (книги онлайн полностью txt) 📗
— Если бы у меня была заноза, я бы свой палец за деньги показывал! — сказал Костя-Гвоздь. — Вот, мол, сказочная заноза — гони пятак!
— А если бы не на пальце заноза, а ниже, откуда хвост растет? — спросил Ромка.
— Тогда — рубль! — не растерялся Костя-Гвоздь.
Все засмеялись, а Люба тихо заметила:
— Твой палец и без занозы можно показывать как диковинку — он же был в сказке! И вообще все мы, кто там был, сами по себе целиком годимся в экспонаты, нас можно в музее показывать!
— Правильно, Люба! — подхватил Вася. — Потому что сказка — это не только то, что происходит, но и то, с кем происходит. Например, вот это, — он вынул из кармана складень и коробку спичек, — тоже экспонаты! Они участвовали в наших делах!
Вскочил Ромка и оттопырил ухо.
— Значит, и мой шрам — экспонат?
— Конечно!
— Эх, к этому шраму да еще бы чучело коршуна Унша!
— Почему чучело? Тогда уж лучше бы живого! — развила мысль Люба.
— Ну, живой бы он у меня и пяти минут не пробыл! — мстительно заявил Ромка и аж скрипнул зубами. — Предатель!
— А всего бы лучше — языка взять! — выпалил вдруг Костя-Кость и напряг свои бицепсы.
— Конечно бы! — согласился Вася. — Мы его чуть не взяли, но он выскользнул в последний миг. — Сказал и тут же пожалел о сказанном, потому что, хоть и красиво звучало «взять языка в сказке», но было неверным по существу. Языка берут во вражеском тылу, а сказка, наоборот, желанная и родная территория. А уж к Земленыру все это и подавно не подходило. — А вам советую, — спасительно обратился он к кандидатам, — за год овладеть фотографией и взять с собой фотоаппарат. Не знаю, может, и нельзя, но попробовать надо.
— Ладно, возьмём!
— Сперва камень перекиньте! — вспомнив свой горький опыт, предостерёг Ромка.
— Рома, а ты шибко-то не ершись, тебе особо-то нечем хвастаться! — осадила его Люба.
— Перекинем, не беспокойся!
— Я тоже думал — перекину, да не тут-то было!
— А что могут ваши сувениры? Они не фальшивые?
— Нет, настоящие! Они могут то, что им и положено. — Вася на ощупь проверил спелость патрона, подошёл к окну и, убедившись, что оно смотрит на озеро, выстрелил в открытую форточку. Приятно запахло порохом. — И уверяю вас, что выстрел не холостой! — добавил он, проследив, как по спокойной вечерней воде вдали пробежала и мигом растаяла рябь от дроби. — Далеко бьёт!
Вбежала испуганная Лариса Ивановна, султаном вздыбив рыжую шевелюру, словно вспыхнувшая спичка.
— Ребята, в чем дело?
— Не волнуйтесь, Лариса Ивановна! И привыкайте! Мы иногда будем постреливать, у нас ведь «клуб-сказка», а не пионерский сбор! — стараясь быть беззаботным, пояснил Председатель. — помните у Пушкина?
У нас пушки нет, но есть пистолет. Хотите жахнуть?
— Что ты, Вася! А вы друг друга не того?..
— Ни в коем случае! Мы потомственные охотники! Ну, Лариса Ивановна! Ну, просим вас! — умолял Вася, перезарядив и протягивая пистолет. И все заканючили: — Ну, Лариса Ивановна!
И вот, словно поддавшись гипнозу, против своей воли, библиотекарь взяла пистолет, решительно приблизилась к форточке и, оглянувшись на затихших ребят, выстрелила и вдруг почувствовала странное облегчение, словно в жизни ею произошло нечто такое, чего она давно желала, но что все это почему-то ускользало от неё. Как будто счастье, незримо порхающее над землёй, и ею задело своим крылом.
— Вот и все! Все живы и здоровы! Зато вы прикоснулись к сказке и будете счастливы! — сказал небрежно Вася, сказал именно то, что чувствовала сама Лариса Ивановна, и она, улыбнувшись, уточнила:
— А когда?
— Что когда?
— Когда я буду счастлива?
— Сегодня же! — щедро пообещал мальчик. — Сейчас же!
— Через пять минут! — еще более уточнила Люба.
— Серьёзно? Тогда в таком случае я засекаю время! — И Лариса Ивановна глянула на свои маленькие и тоже какие-то рыжеватенькие — от позолоты, очевидно, часики, — Без пяти девять!
— В девять вы будете визжать от счастья! — предрекла уверенно Люба.
— Как это «визжать»? — удивилась библиотекарь.
— А вот так! — и девочка коротко взвизгнула.
— Неужели? Дай-то бог! Спасибо! — Она еще раз оглядела сияющие ребячьи лица, вернула пистолет и вышла с ощущением счастья в сердце.
Но самое поразительное случилось полминуты спустя, когда Лариса Ивановна, пройдя лабиринтом стеллажей, появилась у своего стола и за стойкой увидела Михаила Петровича, молодого чарского лесника, который в последнее время, даже при летней сверхзанятости, много интересовался журналами и газетами, но еще больше — красивой незамужней библиотекаршей и все порывался что-то сказать, но так и не справлялся с волнением. Одинокий лесник был симпатичен Ларисе Ивановне, и она с тревогой и душевным обмиранием ждала, когда же он преодолеет «звуковой барьер».
На стойке лежали стопка книг и огромная барсучья шапка, а между ними — косматая голова Михаила Петровича. Опершись подбородком о край, — он со щенячьей преданностью смотрел на девушку.
— А-а! Михаил Петрович! — пропела она. — Милости прошу!
— Здравствуйте, Лариса Ивановна! Я вот принёс книжки и одновременно — своё почтение и любовь! — приподняв голову, но не изменив выражения лица, проговорил лесник.
— Очень приятно!
— Вы бы вышли ко мне.
— А что такое?
— Я хочу поговорить с вами.
— О чем? О прочитанном?
— И о прочитанном, и о том, что еще надо бы прочитать! А там вы строгая, как продавщица за прилавком, — пошутил лесник и так глубоко вздохнул, что этот вздох донёс до Ларисы Ивановны весь трепет его души.
В ответ она сама затрепетала и не заметила, как оказалась за барьером, в читальном зале. Михаил Петрович как-то нелепо извивался у стойки — то ли на руках висел, то ли стоял на полусогнутых ногах. Но тут он рухнул на колени и, убедившись, что в зале нет ни души, подполз к библиотекарше.
— Что вы делаете? Встаньте сейчас же! — приказала она.
— Не могу! Именно в таком положении у меня отстоялись нужные мне, как воздух, мысли, и если я встану, мысли смешаются, и я опять ничего путевого не скажу. А мне так надо высказаться по существу!
— Ну, хорошо! Я вас слушаю.
— Милая Лариса Ивановна! Можно, я буду называть вас «милая», а не «дорогая»? Ведь мы не на базаре, а в библиотеке!
— Можно!
— Милая и вместе с тем дорогая Лариса Ивановна! Под вашим руководством я перелопатил такую гору книг и журналов, что мне бы пора уже давно поумнеть! Но боюсь, что я не поумнел ни на грамм.
— Очень жаль! Значит, я плохо руководила! — ответила библиотекарша, косясь на ходики с кукушкой в простенке между окнами, на которых было без трёх минут девять.
— Нет-нет! — горячо запротестовал лесник. — Руководили вы прекрасно. И я умнел, должен признаться! Но насколько я умнел, читая ваши книги, настолько я глупел, думая о вас!
— Обо мне? — игриво удивилась девушка.
— Да, о вас!
— И глупели!
— Глупел, как пробка! И продолжаю глупеть! Глупел даже больше, чем умнел! Потому что книги-то я читал урывками, а думал о вас постоянно. Глупел от досады, что вы далеко от меня, а не рядом, что я вижу вас только раз в неделю! Будь вы рядом, я бы умнел вдвойне — и от книг и от вашей близости! Я бы стал умнейшим из смертных!
— Вы хорошо говорите, Михаил Петрович! — одобрила девушка. — Продолжайте!
— Спасибо, что слушаете, но не спешите хвалить меня, потому что самого главного и, возможно, страшного для вас, я еще не сказал! — Лесник перемялся с колена на колено, хотел подняться, но раздумал, а только выше задрал голову, чтобы взглядом надёжнее поймать прекрасные глаза библиотекарши. — Короче говоря, скажу в двух словах: одним словом — ясно без слов! Я люблю вас! Будьте моей женой! — И поймал своей горячей рукой ею прохладную руку.
Лариса Ивановна вздрогнула и потянула руку, но за рукой потянулся лесник. Он встал и уже не снизу, а сверху продолжал испытующе смотреть в глаза Ларисы Ивановны.
