Дневник Джанни Урагани - Бертелли Луиджи "Вамба" (книги читать бесплатно без регистрации txt) 📗
Синьору Джованни Стоппани
В качестве государственного нотариуса, в обязанности которого входит привести в исполнение завещательные распоряжения покойного синьора Венанцио Маралли, я сочту за честь привести здесь параграф 2 упомянутых выше распоряжений, который касается Вас лично:
«§ 2. Я желаю и требую, чтобы при чтении данного завещания, кроме заинтересованных лиц, а именно моего племянника Карло Маралли, Чезиры дельи Инноченти, его домработницы, и синьора Джована Марии Сальвиати, мэра города, присутствовал также молодой человек Джованнино Стоппани, шурин вышеназванного Карло Маралли, хотя ни одно из завещательных распоряжений, здесь изложенных, его не касается. Но я желаю его присутствия, поскольку, будучи с ним лично знаком, я бы хотел, чтобы из этого завещания юный Стоппани извлёк урок о тщете людских богатств и получил благородный пример для подражания. Для этой цели я возлагаю обязанность на нотариуса синьора Фемистокла Чапи послать за вышеназванным Джованни Стоппани, где бы он ни находился, а все расходы на поездку покрыть из капитала, оговорённого в параграфе 9».
Итак, согласно с пожеланием, изъявленным в приводимом выше параграфе, уведомляю Вас, что в 15 часов сего дня я отправлю в место вашего проживания надёжного поверенного, который сопроводит Вас в экипаже в мою контору на улице короля Виктора Эммануила, 15, второй этаж, где будет зачитано завещание покойного синьора Венанцио Маралли.
– Подумай хорошенько, Джаннино… – сказала мама, когда я дочитал письмо от нотариуса. – Вспомни, что ты ещё натворил за то время, что гостил у Маралли… Не было, случаем, какой-то ещё неприятности?
– Хм, – ответил я. – Разве что эта история с зубом…
– Любопытно! – воскликнула Ада. – Никогда не слышала, чтобы детей приглашали на чтение завещания…
– Если бы он тебе что-то оставил, ещё можно понять, – добавила мама. – Но это тебе точно не грозит после всего того, что ты ему сделал…
– К тому же, – заметила сестра, – в письме ясно сказано: «Хотя ни одно из завещательных распоряжений, здесь изложенных, его не касается»… Значит…
– В любом случае, – заключила мама, – не будем рассказывать папе, ясно? Не хочу, чтобы какая-то давняя проказа бросила тень на твоё примерное поведение с тех пор, как ты вернулся из пансиона, и он отправил бы тебя в исправительный дом…
Тогда мы договорились, что в три часа дня Катерина будет ждать у дверей и попросит извозчика, которого пришлёт нотариус, подождать и не звонить, а я потихоньку сяду в экипаж. Папе мама с Адой скажут, что отпустили меня в гости к синьоре Ольге.
Понятно, с каким нетерпением я ждал назначенного часа!
Наконец за мной пришла Катерина и я выскользнул из дома и сел в экипаж, который ждал меня с открытой дверцей. Внутри был мужчина в чёрном, он сказал мне:
– Вы Джованнино Стоппани?
– Да, у меня с собой письмо…
– Отлично.
Когда я вошёл в контору нотариуса Чапи, там уже был мэр, затем появился мой зять Маралли; увидев меня, он изменился в лице, но я как ни в чём не бывало поздоровался с их домработницей Чезирой, которая вошла сразу за ним. Она уселась рядом со мной и спросила, как у меня дела.
Нотариус Чапи сидел в кресле за столиком. Он ужасно забавный: маленький, толстенький, в сползающей на лоб вышитой ермолке с кисточкой, которая всё время лезет ему в ухо, от чего он постоянно встряхивает круглой головой.
Он обвёл нас всех взглядом, позвонил в колокольчик и позвал:
– Свидетели!
Вошли двое в чёрном и встали между мной и нотариусом, который взял папку и начал читать в нос, как молитву:
– Именем Его Величества короля Виктора Эммануила III, счастливо царствующего…
И дальше всё это занудство, из которого я не понимал ни слова, пока он не дошёл до текста самого завещания, записанного под диктовку синьора Венанцио, тут уж я всё отлично понял.
Конечно, я не могу передать всё слово в слово, но цифры помню и ещё могу сказать, что всё завещание было написано с большой иронией, будто покойный синьор Венанцио в свой последний час очень развеселился, что может обвести всех вокруг пальца.
Первый пункт завещания гласил: передать из наследства сумму в 10 тысяч лир Чезире. Словами не передать, что началось, когда нотариус прочёл это распоряжение: Чезира от такого счастья хлопнулась в обморок, все бросились к ней, кроме Маралли, который побледнел как полотно и уставился на свою домработницу так, будто хочет её проглотить.
Однако по заверению самого покойного синьора Венанцио, он оставил такие бешеные деньги этой девушке, только чтобы угодить своему племяннику.
«Я оставляю эту сумму вышеупомянутой Чезире дельи Инноченти (примерно так там говорилось) в первую очередь в знак благодарности, ибо, служа в доме моего племянника, где я провёл последние годы своей жизни, она обращалась со мной крайне почтительно, по крайней мере любезнее моих родственников. Чезире обычно называла меня всего-навсего „желе“ за мою паралитическую дрожь».
Теперь я вспомнил, как сам рассказывал об этом бедному синьору Венанцио, так что Чезира должна быть мне благодарна за то, что ей досталось такое богатое наследство. Правда, синьор Венанцио привёл и другие причины.
«Впрочем, – говорилось дальше, – облагодетельствовать эту добрую девушку меня подтолкнули здравые политические убеждения моего племянника, который всегда проповедовал, что в мире не должно быть больше ни слуг, ни хозяев; так что, полагаю, он обрадуется, что теперь Чезира дельи Инноченти может не прислуживать больше в их доме, а он сам – не быть ей хозяином».
Адвокат Маралли, слушая этот параграф, фыркал и ворчал вполголоса:
– Э!.. Хм!.. Ещё бы! Дядюшка всегда слыл большим оригиналом!
Мэр насмешливо улыбался и помалкивал. А нотариус тем временем перешёл к следующему параграфу, в котором говорилось вот что:
«Также из уважения к благородным альтруистическим идеям, на которых основаны политические убеждения моего племянника, я счёл, что нанесу ему глубокую обиду, сделав наследником своего имущества, ведь он всегда был ярым противником богатства и его привилегий, главной из которых является наследство. Я завещаю всё своё описанное выше состояние бедным этого города, на которых в день моей смерти будет иметься в документах городского совета свидетельство о бедности; а своему обожаемому племяннику, памятуя его любовь ко мне и его постоянные пожелания и напутствия касательно меня, я оставляю в память о себе, которая ему несомненно очень дорога, мой последний зуб, вырванный его юным шурином Джованнино Стоппани; я вставил его в золотую оправу, чтобы использовать как булавку для галстука».
И в подтверждение этих слов нотариус достал из футляра огромную булавку, на головке которой красовался тот самый зуб с корнями, который я выудил в разинутом рте покойного синьора Венанцио.
При виде этой булавки я, само собой, прыснул.
И очень зря! Адвокат Маралли, который будто постарел на 10 лет и весь дрожал от сдерживаемой ярости, вскочил на ноги и ткнул в меня пальцем:
– Ах ты негодяй! Ты ещё смеёшься? Это всё из-за твоих гнусных выходок!
В его голосе слышалась такая ненависть, что все обернулись на него, а нотариус сказал:
– Успокойтесь, синьор адвокат!
Он протянул Маралли футляр с зубом покойного синьора Венанцио, но тот резко оттолкнул его руку со словами:
– Отдайте это мальчишке… Он же вырвал зуб у покойного, вот я ему и дарю!
И рассмеялся. Но видно было, что он просто пытается загладить свою выходку.
Поставив свою подпись на бумажках, которые ему протянул нотариус, он попрощался и вышел.