Дагги-тиц - Крапивин Владислав Петрович (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Инки не удивился такому обращению, не до того было. Он наскреб в себе последние крошки гордости:
– Я не убиваюсь. Я думаю: куда мне податься?
Лоб у Егошина разгладился, глаза округлились.
– Это… в каком смысле «податься»?
– Ну, куда деваться-то? – с неосторожной звонкостью в голосе выдал Инки. – Матери нет, а я теперь – куда?
Егошин понял. Сразу. И не только, наверно, смысл вопроса понял, но и все то, что у Инки внутри. Сел прямее, погладил щеки. Сказал тихо и увесисто:
– Инки, ты рехнулся? Какое такое «куда»? Это твой дом.
Но Инки не поверил. У него была другая правда, горькая и с житейским здравомыслием.
– С чего это он мой? Когда мать была твоя жена, я был… ну, как в одной семье. Мать ушла, а я теперь – кто?
Егошин сказал по-прежнему тихо:
– Тот же, кто и был…
– А кто я был? Для тебя-то…
Егошин подошел, прислонился к другому косяку. Так они стояли теперь почти рядом, сбоку поглядывали друг на друга. Впрочем, Инки не смотрел Егошину в лицо, взгляд его поднимался лишь до нижней пуговицы на форменной рубашке. Пуговка была серебристая, с оттиснутыми крылышками…
Он услышал:
– Был именно ты… Помнишь, ты сказал, что не годишься в сыновья, а я ответил, что не гожусь в папаши. Но что можно, мол, жить в согласии… Ну и вроде бы жили… А?
– Потому что мать была тут, – угрюмо отозвался Инки.
– Не только… – нервно проговорил Егошин. – Просто ты не все знаешь. Мы с Ясей не хотели тебе говорить раньше срока. Но раз уж так… Дело вот в чем. Двенадцать лет назад мы с ней встретились впервые, на короткое время. В Ялте. А потом разъехались… После этого родился ты. А я ничего не знал, пока не повстречались опять, недавно…
Они столкнулись взглядами. На несколько секунд.
– Ладно врать-то, если не умеешь, – печально сказал Инки.
– Но… почему «врать»? – выговорил Егошин. Он теперь смотрел в сторону окна и дергал угол воротника. Будто двоечник у доски.
– Потому что… – вздохнул Инки.
Егошин возразил уверенней:
– Нет, ты послушай. Когда два человека считают, что так и было, когда хотят этого, получается уже не вранье.
– А что?
– Исправление действительности, вот что. Корректировка событий. Это от нас зависит. Если… договоримся и решим, что все по правде, значит, так и есть…
– А зачем? – безнадежно спросил Инки.
– Я же сказал: чтобы жить, как задумано…
Инки помотал головой:
– Не получится. Ведь ее-то с нами нет.
– Ну и… да, нет. Но мы-то есть. Почему нам не попробовать без нее? Или для тебя лучше бесприютная жизнь?
Инки опять хотел поднять глаза, но они достали только до пуговицы у ворота. Инки сказал без всякой усмешки, вполне по правде:
– Я троечник и неуживчивая личность…
Егошин хмыкнул, словно обрадовался:
– Надо же! Какой знакомый портрет!
– Почему… портрет?
– В точности я в твоем возрасте. Так заявляла моя ненаглядная учительница Марина Юрьевна Субботина по прозвищу Субмарина. Когда жаловалась отцу…
В Инки проснулось что-то вроде сочувствия.
– Попадало, да?
– Хы… Отец не раз говорил: «Кончится мое терпение, тогда выбирай сам, что лучше – ремень или крепкая хворостина…»
– А что лучше? – хмыкнул Инки, в жизни не знавший ни того, ни другого.
– А я откуда знаю? – хмыкнул и Егошин. – Это же были только слова. А по правде он даже подзатыльника не дал мне ни разу… Хотя бывало, что обещал: «Кто-то из нас сейчас по загривку получит крепкого отцовского леща. И думаю, что не я, поскольку моего папы поблизости не видать…»
Все это не имело никакого значения и никак не влияло на Инкины беды. И все же он спросил с прежней капелькой интереса:
– А где сейчас твой отец?
Егошин ответил сразу и просто:
– Он разбился, когда мне был пятнадцатый год. На «Ми-восемь»… Тушили лесной пожар, ну и вот…
Инки молчал. Но кто-то внутри его будто сказал: «А ты и не знал… Не у тебя одного несчастья…»
Подошел Альмиранте, пушисто потерся об Инкину ногу, выгнул спину.
– Видишь, сочувствует, – заметил Егошин. И слегка сменил тон: – Однако надо и делами заниматься. На кухне кавардак, Маргарита ворчит. Возьми-ка, Инки (опять «Инки»!), ведро с мусором и отволоки на помойку.
Инки никогда не спорил с Егошиным. Выполнял все, о чем тот просил (хотя просил тот, по правде говоря, нечасто). Но сейчас… что-то новое, с намеком на усмешку и опасение, шевельнулось в нем, он проканючил тоном балованного домашнего ребенка:
– Ну вот! Опять я да я… Сил уже нет.
Егошин всё учуял в один миг. Возгласил с актерской ноткой:
– Кто-то из нас получит сейчас по загривку крепкого… леща.
Слово «отцовского» ускользнуло из фразы явно в последний миг. Казалось даже, что мелькнуло в воздухе.
И это была секунда выбора.
Конечно, по логике событий следовало ответить:
"Думаю, что не я. Моего папы поблизости нет…"
Инки так и ответил. То есть почти ответил… То есть собрался ответить, но… Вместо этого он потупил взор, сдвинул носки кроссовок, затеребил на карманах бриджей дурацкие хлястики и надул губы. И пробормотал, как провинившийся первоклассник (актер все-таки!):
– Я больше не буду…
– То-то же… – выдохнул Егошин. – Пошли, я открою тебе дверь, а то ведро тяжелое…
Ведро было ничуть не тяжелое, но Егошин широко распахнул перед Инки дверь на лестницу, словно тот волок несгораемый шкаф. А когда Инки шагал наружу, Егошин мягко взял его за плечи, придвинул к себе, ладони положил на его спину и затылок. Прижал Инки к рубашке грудью и лицом.
Инки замер.
То плохое, что оставалось мутным серым стеклом, никуда не исчезло. Но по этой мути вдруг побежала чистая капля, оставляя на пыльной поверхности прозрачную дорожку. И сквозь полоску промытого стекла глянула синева…
Инки не мог прижать палец к виску, поэтому капля была, видимо, настоящей. Инки знал, что она промочила рубашку Егошина. Ну и пусть… Инки сиплым шепотом спросил:
– А может быть, она… еще вернется?
– Может быть, – очень серьезно откликнулся Егошин. – Будем ждать. И знаешь что, Инки? Ждать и надеяться вдвоем гораздо легче… Ну, шагай…
Когда Инки вернулся, Егошин был в большой комнате. Он расстелил на двуспальной кровати метровый настенный календарь. Разноцветный, лаковый. Перебрасывал листы. Посреди каждого листа был большущий рисунок со старинным самолетом, а вокруг – мелкие картинки.
Оглянулся через плечо.
– Видал? Как тебе нравится?
– Круто, – сказал Инки, хотя вообще-то терпеть не мог это словечко.
– Моему знакомому, Олегу Кравцову, подарили два таких на день рожденья. Вот я и выпросил один… для тебя…
Инки посопел, что можно было понять как: «Ну, ладно, спасибо…»
Но тут же капризный «домашний ребенок» опять дурашливо шевельнулся в нем. Инки надул губы:
– Лучше бы раму у велика сварил. Обещаешь, обещаешь, а сам…
– А я сварил. Позавчера еще. Тебе лень в сарай заглянуть, посмотреть. Гоняешь на одной машине со своим Гвидоном… А я, между прочим, всегда выполняю, что обещано.
– А вот и не всегда, – возразил «ребенок». – Давным-давно еще обещал прокатить на самолете…
– Ну так в чем дело-то? Устрою хоть завтра… Я боялся, что не захочешь. Мол, опять укачаюсь…
– Ничего я не укачаюсь! Подумаешь, один раз случайно…
– Принято к исполнению…
Серое стекло несчастий казалось уже промытым и синим во многих местах. Но серой мути оставалось еще немало. В общем-то как в жизни…
Егошин перевернул еще один «самолетный» лист.
– Это не теперешний календарь, а на будущий год, – бодро (может, чересчур бодро) объяснил он. – Так что здесь все впереди… Повесишь в своей каюте, она сразу станет, как номер люкс… Да у тебя и сейчас там отлично. Даже муха на маятнике появилась, как раньше…
Инки мягко и стремительно рванулся к двери.
«Дагги-тиц»… «Дагги-тиц»… – говорил маятник, и на нем, как прошлой осенью, пристроилась темная мушка с искоркой на крошечном крыле.
