Куда ведет Нептун - Крутогоров Юрий Абрамович (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
Вернулась в чум, перевязала птицам лапки, стала ждать, что будет дальше. Наконец ее окликнул старик Иван:
— Русская женщина, выходи. Обратно поедем!
Таня уселась в нарты. Старик взмахнул длинным прутом.
— Иван, они вернутся? — спросила Таня.
— Вернутся. Скоро вернутся.
Таня засмеялась:
— А я гусенят нашла. Смотри!
Старик по-своему откликнулся:
— Табак теперь давай много.
…Еще издали Таня увидела бегущих навстречу матросов. Впереди несся боцман Медведев.
— Таа-атьяна Фе-е-до-оровна-а!
Подбежав ближе, радостно сорвал меховую шапку.
— Дозвольте, я вас на руках понесу.
— Зачем же на руках? У меня выезд свой.
— Да знали бы вы, что с господином лейтенантом делается…
КОГДА ПРОСЫПАЕТСЯ СЕМЕЧКО МАКА
Записи командира дубель-шлюпки в вахтенном журнале.
Первая: «Долженствую с вернувшимися жителями поступать всякою ласкою и обнадеживать добротою. Надеюсь, что впредь страха никакого не возымеют».
Вторая: «13 ноября солнце у нас стало невидимым, понеже зашло за горизонт».
В свои права вступила полярная ночь.
Таня взялась за кисти. В жизни ничего подобного не видела. Этот ослепительный луч со сполохами, краски неба.
Поразительное зрелище обнаружило в служивых самые разные чувства. Замечания их были точны, по-детски простодушны и смешны, а за словами восторга одновременно слышалась тоска по дому, по оставленным семьям.
— Будто кто знамена развернул. Так и полощут. Увидеть — да помереть.
— Поживи маленько, Сидор. Чего уж.
— А с моря, слышишь, гул какой идет.
— Льды сжимаются.
— Ну места! Не, не для людей они.
— Эти-то живут.
— Эти живут. Якуты, они тут испокон века промышляют. Не пойму, братцы, как русаки в ихнее племя затесались.
— Как? От казаков — вот как. Приглянулась какая якутка — обженился. Вот и дитятко: волосы русские, глазки якутские.
Смех.
— Вот тебе и хаханьки.
— А нос тангусский, выходит?
Смех.
— Нос тангусский.
— А все же скажу, ребята, такого сроду не видывал. Где нашей радуге…
— Мудрено сотворено.
— Терем божий.
— Да боги не нашенские.
— У них тойоны.
— Эх, поглядела бы моя баба…
— Не вороши душу, дурак. Бабу вспомнил.
— Вернусь до дому, в кулаке двойное жалованье. Бери, жена, езжай на ярмарку.
Возвратились в свои жилища оленекцы. Поначалу сторонились чужаков. Дети стайкой ходили за Таней. Замерев, смотрели, как она рисует. Небо. Снег. Вмерзшая в лед дубель-шлюпка. Олени. Собаки. Все то, что дети видели вокруг, умещалось на тесном листе картона. Небо огнем полыхало… Собаки вот-вот залают… Эта женщина первая пришла в их дальнее стойбище. Она сказала русское слово: «Здравствуйте». Завидев Таню издалека, маленькие оленекцы, не знающие родного языка, весело горланили: «Здравствуйте, здравствуйте!»
На это слово охотно откликались и чужаки мужчины.
Северные жители постепенно свыклись с моряками. Не похожи на тех разбойников-мореходов, которые в давние времена на кочах являлись в селение. Тогда пришельцы разграбили дома, оставили после себя чуму. Свирепая хворь скосила многих людей. О, с тех пор оленекцы знали — нет ничего ужаснее чужаков, которые приходят с моря. Эти русские мушкеты подарили, порох. Лепешки сладкие жарят — угощают. В свою очередь оленекцы научили моряков есть строганину, пить оленью кровь.
Лишь старейшина Данилов никому не доверял. Опасался какого-нибудь подвоха со стороны незваных пришельцев.
Старик Иван часто наведывался в гости к Василию и Тане. Сам он вырезает по кости, а красок сроду не видывал. Рассматривал рисунки. Небо огнем полыхает. Олени мох щиплют. Собаки вот-вот залают. Таня предложила нарисовать старика. Перепугался насмерть. На этом свете от него ничего не должно остаться. Только духи вечно живут.
Старик хитрец приходил в гости, конечно, не без тайного умысла. Знал: всегда угостят «огненной водицей» — спиртом. Выпив, Иван начинал расхваливать Таню. Только солнечная госпожа Нэлбэй Айсэтэ могла подарить начальнику такую славную женушку.
— Передай ему, — говорил старик и умильно глядел на Прончищева, — что все женщины племени молятся за тебя, просят наших духов послать тебе много даров.
Прончищев весело потирал руки. Наконец-то получит за женой хорошее приданое. Даров, даров, он требует даров!
Дед нахмурился. Разве он сказал что-то смешное? Зачем начальник хохочет?
— Переведи ему, — сказал Прончищев. — Я рад, что племя полюбило мою жену. Я желаю племени всех благ, охоты хорошей, красного зверя, полной сумы дичи.
Старик поклонился Василию.
Таня по-якутски напомнила Ивану о карте, которая есть у оленекцев. Русским нужна эта карта. Как бы ее достать?
— Карта у старейшины, — сказал дед. — Пойди к нему. Только не говори, что я тебя послал.
Данилов встретил Таню настороженно. Разговор о карте испугал его. Откуда женщина узнала про карту? Нет, нет, он ничего не знает.
Неужели Иван все придумал? Не похоже.
— Я тебе дам холстины. Я принесу кожаные сапоги…
— Никакой карты не знаю, — бубнил старейшина. — Не говори больше об этом…
Жаль. Как она хотела подарить якутскую карту Василию! Вот бы обрадовался. А возможно, и облегчила бы его работу. Теперь, не теряя зря времени, Прончищев, Челюскин и Чекин подробно описывали дельту Лены и Оленека, пройденные берега моря.
Дело хорошо продвигалось.
— Цените, братцы, штюрмана, — бил себя в грудь Челюскин. — Помнишь, Василий, как я еще в Навигацкой школе делал чертеж Москва-реки? Небось тогда завидовал?
— Завидовал, — признался Василий. — Треуголке твоей завидовал, бляхе оловянной.
— Треуголка? То была по Сеньке шапка. Во!
— По Сеньке, по Сеньке! — Прончищев погладил ладонью только что нарисованную карту. Зажмурил правый глаз — чертеж сдвинулся чуть вправо. Зажмурил левый — чертеж подвинулся налево. В карте было движение; только явившись на свет, она говорила плеском волн о береговые камни; прислушивалась к тишине бухт; в знаке розы ветров гудела нордом; незаконченной линией курса звала, звала, звала…
— Карта! Я вот все думаю, что за нею стоит? Смотри, сколько их у нас. Вот старые, тронь, того и гляди, рассыпятся. А эти поновее. Сколько же людей корпело над ними! Штришок крошечный — эка невидаль. Чтобы провести его, человек сотни верст прополз по земле. В болотах погибал, грыз последний сухарь — но полз, полз. Вот река. Кто о ней ведал — течет, и бог с ней. А какого-то бедолагу-ведомца осенило: пойду за ней, уловлю ее. И ведь пошел, дурень. Кто-то подумал — с ума спятил. А пошел… Чтобы на лист ее положить. Он и слово «география» не знал. А втемяшилось в башку: надо на чертеж положить. Кто его помнит, того бедолагу? А линия-то проставлена. Река уловлена. Оленек ли, Хатанга. Это уже потом их кто-то так назвал. А для ведомца то была просто река. На карте река. Может, он потом и сгинул в ней. Безымянный, все на свете проклявший. А чертежик успел отдать напоследок — вот вам, люди, река во всем ее течении, от хвостика притока до устья!
Таким Таня никогда не видела Василия.
— Господи, хоть бы все удалось! Только бы здоровье позволило довести начатое до конца! Только бы вывести проклятую болезнь!
И в Тане все чаще прорывалась тревога:
— Боюсь за тебя. Не нравишься ты мне…
— Вот уже и не нравлюсь. — Прончищев принимал обиженный вид. — А я-то, дурень, планы разные строю. Дескать, думаю, вернемся домой, и повезу тебя на один великолепнейший остров в Финском заливе. Вот где благодать — сосны, тишина. Между прочим, мой остров.
— Ну тебя со своими шутками.
— Какие шутки? Жаль, Лаптевых нет — они бы сказали. Да, Семен же тут. Спроси.
— Отстань.
— Нет, ты спроси. Я не вру.
— Дурень, ничего ты не понимаешь.
