Бриг «Артемида» - Крапивин Владислав Петрович (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗
Гарцунов потер бритый подбородок, сказал, глядя в сторону:
– Тебе, Гриша, – нет… Я не имею права брать ребенка в почти кругосветный рейс, который закончится неведомо когда… И зачем? Ты же решил, что выберешь другую… не морскую службу, не так ли? В этом случае для чего тебе столь длительный опыт плаваний?… Но если бы даже ты сказал сейчас, что переменил планы и хочешь в Корпус, я все равно тебя не взял бы. Военные условия… В любом случае тебе надобно вернуться домой, поступить в гимназию, старательно учиться, а после, когда я вернусь, мы снова сможем заговорить о Корпусе. Туда не обязательно поступать в двенадцать лет, позволяется и позже…
Это все были просто слова. Чтобы как-то придать расставанию благопристойный вид. Да Гриша сейчас и не думал ни про путь на Камчатку, ни про Корпус…
– А как же я вернусь домой… Николай Константинович?
– Доктор отсюда отправляется в Россию, его оговоренный с академией вояж закончился. Поедете вместе. Вы ведь друзья…
Тогда наконец Гриша сказал с обмиранием:
– Николай Константинович, а Павлушка? То есть Поль?…
Гарцунов положил на колени парадную треуголку и стал смотреть перед собой.
– Ну что Поль… Есть определенные трудности, но полагаю, что удастся его пристроить в приюте при обители святого Франциска. Без крова не останется…
И тогда (вот – еще одна картинка из волшебного фонаря памяти!) наконец Гриша сказал то, что рвалось из него давно. Он встал перед Гарцуновым прямо, как в строю, снял шляпу, надел опять, снова снял и прижал к груди. Солнечные искры на галунах капитанской треуголки расплылись в набежавших слезах.
– Николай Константинович… господин капитан… второго ранга… Пожалуйста… Христом Богом молю… ну, пожалуйста-пожалуйста! Не отдавайте Поля в приют!
Капитан как-то обмяк в плечах (опустились густые эполеты) и, подняв подбородок, непонятно смотрел на Гришу.
– Но… подожди… «Не отдавайте»… А куда его? Не на Камчатку же!
– Зачем на Камчатку! Со мной! В Турень! Мы же… как брат и брат… Как он будет без меня? – («И я без него…» – пронеслось в голове окончание фразы.)
– Гриша, подожди… Да кому он там нужен?
– Как кому?! Мне!!
– Это… ну, допустим… Ты, однако, слишком просто, по-детски смотришь на эти вещи. Я командир военного судна, и есть определенные правила. Поль… он ведь не просто маленький мальчик, он подданный Французского государства. По законам войны он – гражданский пленный. По этим же законам я обязан или держать его на бриге (а это невозможно), или передать властям нейтрального государства – в данном случае испанской провинции Куба… Извини, Гриша, но я… казенный человек и подчиняюсь законам… – Гарцунов встал.
Да, Гарцунов встал. И окликнул доктора:
– Петр Афанасьевич! Я оставляю Гришу вашему попечению! Он… слегка расстроен, но, может быть, вы успокоите его. И объясните, что не все в моих силах…
Он легонько подтолкнул Гришу к доктору и Павлушке, а сам, чуть сутулясь и надевая треуголку, пошел прочь.
«Ты не просто казенный… ты гадкий, злой, подлый!» – думал Гриша ему вслед. А потом не сдержался, выдал сквозь зубы:
– Сволочь… Живодер…
– Гришенька, да что с тобой! – ахнул оказавшийся рядом доктор.
А что с ним? Все выплеснулось…
Гриша уже не сдерживал слез. Если бы не Павлушка, он завыл бы в голос. Но малыш вцепился в его рукав, смотрел отчаянно и, видимо, тоже готов был зарыдать.
– Г’ри-ша!
Доктор кликнул извозчика. Молодой мулат в ярко-полосатых штанах и такой же рубахе с белым галстуком сочувственно смотрел на плачущего (и еще одного «почти плачущего») мальчика. Не удивлялся. Мало ли что могло произойти между почтенным дядюшкой и двумя племянниками, жизнь – штука сложная… Он подсадил Поля на подножку высокой лаковой коляски. В коляску была впряжена коричневая лошадка в широкой шляпе с дырками для ушей. В другое время – поглядеть бы и посмеяться, но сейчас какой смех… Павлушка вцепился в Гришин локоть и так, молча, просидел всю дорогу. Только смотрел сбоку отчаянными глазами.
Доктор, конечно, начал расспрашивать, и Гриша, всхлипывая, рассказал все.
– Чего-то подобного следовало ожидать, – произнес доктор, глядя мимо кучера, на лошадиную шляпу… – А почему же ты, голубчик, не сказал про все это мне заранее? Я думал, ты со мной откровенен…
– Я… не знаю… Нет, знаю! Он же командир, и я… трусил… – Гриша ударил себя кулаками по коленям. – Я трус! Я… все время чего-то боюсь! И вот добоялся… Петр Афанасьевич! А может быть, вы сумеете его уговорить? – Новая надежда вспыхнула, как кулибинский фонарь!
Но доктор сказал нерешительно:
– Подожди, мальчик… А с чего ты взял, что твои… опекуны, семья Максаровых, захотели бы принять еще одного… сироту? Как снег на голову… К тому же неизвестно, какого роду-племени. Он даже не знает языка…
– Да он уже многое знает! Он научится!
– Подожди, подожди… Оставь слезы и давай начистоту. Ты должен понимать кое-какие житейские вещи… Ты ведь Булатов, а не Максаров, не так ли?
– Да. Ну и что? – удивился Гриша.
– Максаровы тебя, конечно, любят, считают родным, и Платон Филиппович… правильно я его называю? Платон Филиппович полагал своей обязанностью обеспечить твою будущую жизнь. Ну вот, и появилась такая возможность: Морской корпус, офицерство, даже дворянство. Блестящие перспективы и… можно отцу семейства скинуть с плеч заботы о приемном мальчике. И вдруг – мальчик является снова. Ну ладно, не получилось с Корпусом, всякие тут причины… Но вместо одного мальчишки возникают в доме два – и вдвое больше забот, новые хлопоты. Каково Платону Филиппычу?
– Да не прокормит, что ли? У него денег куры не клюют, – искренне сказал Гриша. И спохватился: – Да вы не думайте, что я хочу быть нахлебником! Не получится с гимназией – научусь ремеслу. Или в ямщики… В Ямской слободе, на конюшнях, всегда есть работа для ребят. И Павлушка научится. У него и сейчас уже вон какие ловкие пальцы!
– Так-то оно так… Но ты, Гриша, смотришь на все со своей, детской колокольни. И всех сложностей не видишь…
Гришу вдруг словно толкнули холодной ладонью в лоб. Он понял. Взрослые люди придумали свой мир, в котором детским горестям нет места. Для взрослых эти горести – случайные слезинки, которые мальчик вытрет со щек и забудет через пять минут. Ну, подумаешь, привязались друг к дружке! Как привязались, так и отвяжутся! Погрустят и перестанут. На свете столько важных дел! Надо воевать, охранять Камчатку, торговать кожами, чугуном, сахарным тростником, пароходами; выбирать женихов для дочерей, выпускать газеты, покупать и продавать акции, свергать и возводить императоров, рыть каналы и строить железные дороги, пороть провинившихся матросов и невольников, рубить головы повстанцам… А тут какой-то Гриша Булатов и какой-то бесприютный Поль, у которого даже неизвестна фамилия… Путаются под ногами…
Ясно стало, что даже такой добрый человек, как доктор, ничем не поможет Грише и Павлушке. Потому что он живет по взрослым законам.
Гриша больше ничего не говорил. Они приехали к дому книготорговца Санчеса, Гриша пошел в комнату (белую, прохладную, с желтыми непонятными гравюрами на стенах), лег лицом на пестрое покрывало высокой кровати, даже башмаки не снял. Павлушка придвинул старинный резной стул и сел рядом. Трогать Гришу за плечо или локоть он не смел, чуял его тоску.
– Г’ри-ша…
"А я ведь даже умереть не могу, – подумал Гриша, хотя умереть от такой тоски было бы в самый раз. – Потому что с ним тогда будет что?"
– Павлушка… – И Гриша стал ему рассказывать про все. Где-то русскими словами, где-то французскими, где-то просто движениями рук, но понятно. Главное – понятно: «Нас хотят разлучить. Тебя – в здешний монастырь („монастэр“), меня – в Россию…»
Наверно, это было жестоко – объяснять малышу такое. Но ведь и держать его в неизвестности – тоже. Павлушка же видел, как что-то рушится в их жизни…
А может быть, вдвоем они что-то придумают?
Господи, но что?…
