Тайна Соколиного бора - Збанацкий Юрий Олиферович (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
Бригада Василия Ивановича первой собрала и обмолотила хлеб, раньше всех вывезла его на станцию.
…Когда были эвакуированы колхозные фермы, в село приехал секретарь районного комитета партии товарищ Сидоренко. Он долго разговаривал с председателем колхоза, с колхозниками, потом вызвал к себе и Василька. Встретил его, как знакомого, хотя они виделись впервые.
— Так это ты бригадир! Здравствуй, здравствуй. Привет тебе от дяди Степана.
Василек очень обрадовался весточке от дяди и взволнованно проговорил:
— Спасибо. А где вы его видели?
— Звонил мне сегодня из города. Мы с ним давние друзья, учились когда-то вместе. Передал, чтобы ты немедленно ехал к нему. Их завод эвакуируется, и послезавтра он уезжает с заводом. Хочет забрать тебя с собой. Я обещал устроить тебя на машину.
Василий Иванович посмотрел на секретаря райкома. Он все время отгонял от себя мысль о том, что сюда могут притти немцы, и теперь его до глубины души поразили слова этого человека. За ними Василек почувствовал много такого, что не было сказано.
Секретарь как бы угадал его мысли:
— Нашу территорию, возможно, оккупирует враг. (Впервые тогда услышал мальчик эти страшные слова.) Может быть, сюда придут немцы. Тебе нужно эвакуироваться. Поедешь в глубь страны, будешь там учиться.
Сердце Василька больно сжалось. Он не нашел даже слов, чтобы сразу ответить секретарю.
— Живее собирайся, через полчаса едем, — сказал секретарь, поняв его молчание как согласие.
Василек словно проснулся. До сих пор он как-то ни разу не подумал о том, что придется бросать родное село. А теперь нужно было решить. Учиться? Когда все воюют? Нет, не может он учиться в такое время! Он будет воевать. Бригадиром сумел быть — сумеет стать и солдатом.
— Я не поеду, — твердо сказал он секретарю.
— Почему? — удивился тот.
— Пойду в армию.
— Надо уезжать. Мал ведь ты еще…
На этом их разговор закончился…
И вот сегодня утром он был на переправе, помогал солдатам и договорился, что его возьмут с собой.
Но не довелось Васильку уйти вместе с солдатами. Теперь он пришел с друзьями в Соколиный бор, и надо было думать о своем будущем.
Волк снимает овечью шкуру
Прошло больше двух часов, как ребята двинулись на поиски лошадей. Уже все подразделения перешли речушку, а «добровольцев» все не было.
Старший лейтенант волновался, беспокойно поглядывая на луг и густые кусты. В душе он сожалел, что согласился на эти поиски. Ему очень понравились боевые ребята и жаль было оставлять их одних.
Но делать было нечего. Война есть война! Командир получил распоряжение сжечь мост и отходить. К утру нужно было добраться до новой линии нашей обороны.
Мост в нескольких местах облили бензином, и он сразу же запылал, окутался густым дымом.
Еще четверть часа стоял старший лейтенант на берегу, наблюдая, как горит мост, и время от времени бросал взгляд на луг. Но на нем было безлюдно и тихо. Тогда командир вскочил на коня и рысью двинулся вслед за батальоном.
Через некоторое время к переправе осторожно подкатили немецкие мотоциклисты. Постояв минуту, они о чем-то посоветовались. Потом двое подбежали к сгоревшему мосту, а один повернул назад и быстро исчез из виду.
Вскоре по лугам к переправе двинулись танкетки и большие автомашины, набитые солдатами. За ними покачивалось несколько легковых автомобилей. Передние остановились, не доехав до берега. Из кузовов поспешно выскочили саперы и кинулись на берег, неся резиновые лодки, топоры и пилы.
Разгрузившись, машины отошли в укрытие.
Немцы начали шнырять на околице села. Заняв оборону, они принялись наводить переправу. Два ближайших к берегу хлева и дом, уцелевшие от пожара, были быстро разобраны, и бревна легли неровным помостом через притихшую реку.
Село стало неузнаваемым. На пожарищах дотлевали остовы построек. Легкий ветерок раздувал красные угли, разносил во все стороны пепел. Кое-где еще дымились остатки жилищ. Лишь в редких местах уцелели хаты, хозяйственные строения, которые стояли на отшибе.
Едва заметив немцев, люди бежали в лес. Только дед Макар, колхозный пасечник, остался в селе. С непокрытой головой стоял он посреди своего двора и глазами, полными гнева, смотрел на догорающую хату.
Колхозную пасеку эвакуировали, и в саду стояло только несколько его собственных ульев: не мог дед жить без пчел. Он озабоченно поглядывал на ульи, где, сбившись в один колючий клубок, вспугнутые дымом, тревожно гудели пчелы.
— Дед Макар! — крикнул кто-то с улицы. — Идем с нами!
Дед посмотрел выцветшими, старческими глазами и грустно покачал головой:
— Эх, детки, мне уже… Не боюсь я и самого дьявола! Идите… Я уж тут… буду село сторожить…
Но не один дед Макар, как думали все, остался в селе.
Когда над селом начали носиться самолеты и от свинцового дождя вспыхнули первые пожары, из хлева выскочил человек. Он, пригибаясь, перебежал двор и, как суслик, нырнул в укрытие. Это был Лукан.
В селе этот человек ничем не был приметен, разве что только своей пронырливостью и лукавством. Недаром прозвали его Хитрым.
Лукан Хитрый был человек средних лет, приземистый, крепкий, с глазами цвета желтой глины. Он не боялся немцев. Еще в самом начале войны он говорил соседям:
«Я немцев знаю. Пять лет пробыл у них».
С его слов всем было известно, что Лукан в дни империалистической войны находился якобы в германском плену.
«Крепкий народ, — продолжал Лукан. — Богатая страна, там все господа. Эти наведут порядок! Вот увидите, сосед».
Сосед искоса поглядывал на Лукана, а тот, не замечая, продолжал:
«Дурак я, что вернулся тогда из плена. Прилепился бы к богатой немке — паном был бы».
Сосед молча отходил от Лукана.
На призывной пункт Лукан явился аккуратно, пошел с командой в воинскую часть, а дней через пять уже был снова дома. Пробрался на свой двор, тихо постучал в окно… Потом спрятался в хлеву.
Его горластая жена причитала на все село:
«Что же это делается? Что это за власть? Мужиков забрали, осиротили детей, а ты тут сиди голодная! Забрали мужа — давайте хлеба, картошки! Чем я буду жить? Может быть, его косточки уже гниют в земле, а вы тут сидите, морды наедаете!»
Ее уговаривали, оказывали ей помощь, и никому в голову не приходило, что Лукан не в земле, а отлеживается в душистом сене…
Когда село опустело, Лукан вылез из своего убежища и пробрался на огород. Он смотрел на переправу. Там поблескивали топоры, слышен был стук, двигались людские фигуры.
Лукан стоял, затаив дыхание. Потом заметил движение машин и бегом бросился в укрытие:
— Все у тебя готово, старуха?
— Давно готово.
— Ну, выходите с богом.
К вечеру переправа была готова, и по свежему настилу пошли машины и танкетки.
Через пожарища с оружием наперевес шли зеленые фигуры. Главной улицей ползла колонна.
Навстречу немцам вышла группа людей в живописных костюмах. Впереди шагал помолодевший Лукан в расшитой петухами сорочке, широких синих штанах и порыжевшей серой шапке с кистью. Рядом шла его дочка — полногрудая девушка в пестрой кофте с широчайшими рукавами. С другой стороны, немного отставая от них, семенила сухопарая жена Лукана. Позади тащилась вся его родня.
На белом вышитом полотенце Лукан нес хлеб-соль. Мордастая дочка держала букетик цветов, а Луканиха — бутыль водки.
Встреча с немцами состоялась недалеко от двора деда Макара.
Дед Макар долго моргал красными от дыма глазами, а когда наконец узнал Лукана, что-то недовольно пробурчал и сплюнул.
Приблизившись к колонне, Лукан остановил свою родню, снял гайдамацкую шапку, поклонился и с широким жестом возгласил:
— Милости просим, господа!
Колонна остановилась. К Лукану подбежал унтер. Не обращая внимания на хлеб-соль, он спросил:
— Во польшевик? Во рус, рус?
— Далеко, ваше благородие, далеко! Удрал большевик! — прокричал Лукан, как глухому, и показал рукой вдаль.
