«ЛАХТАК» - Трублаини Николай Петрович (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗

        — Товарищи, — обратился к экипажу Кар, — положение наше чрезвычайно серьезно. С поврежденным рулем мы попали в такие льды, выбраться из которых нашему пароходу было бы тяжело и с исправным рулем. Как только прояснится, я определю, где мы находимся. Затем по разводьям между льдинами постараемся подойти к ближайшей земле и стать там на якорь. Самая страшная для нас опасность — попасть в ледяные тиски. В этом случае льды могут так стиснуть «Лахтак», что он лопнет, как орех. А если его и не раздавит, то какая радость быть предоставленным воле морских течений и непостоянных ветров? Они могут носить нас вместе со льдами и два и три года. Чего доброго, занесет до самого полюса. Чего бы это ни стоило, мы должны ударными темпами отремонтировать руль. Нас осталось мало, а поэтому и работы на каждого придется вдвое больше. Нужно все силы направить на то, чтобы спасти пароход, чтобы спасти свою жизнь, а если удастся — и тех пятерых товарищей, которые остались на острове Уединения. Вы знаете, что погиб председатель нашего судового комитета матрос Орлов и некоторые члены комитета. У меня есть предложение избрать новый судовой комитет. Это должен быть боевой комитет, или, как можно назвать его в данном случае, авральный. Такому комитету мы поручим распоряжаться общественными делами на пароходе.

        — Согласны! — сказал Павлюк.

        — Вылезем из этой заварухи, Отто Рудольфович, — уверенно добавил Котовай.

        У Соломина уже было конкретное предложение, кого выбрать в судком. Васька Соломин на пароходе отличался тем, что никогда не вступал ни в какие споры, но всегда выступал с предложениями. Ему даже дали кличку Васька Предлагатель.

        — Я хочу предложить, — начал он, высоко задирая голову и поднимая руку, — не терять времени на разговоры и выбрать в судком Шелемеху, Лейте и Черлака.

        — Подожди! — закричали одни.

        — Какой быстрый!.. — возражали другие.

        — А кого ждать? — выступали на защиту Соломина третьи.

        Голосовали недолго. Против кандидатов, выставленных Соломиным, никто не возражал, только кок запротестовал против семнадцатилетнего Степы Черлака, с которым был в давней размолвке. Но кока никто не поддержал.

        Проголосовали, и собрание было объявлено распущенным ввиду авральной работы по ремонту руля.

        Торба обнаружил, что около самого руля в воде оборвался штуртрос [12]. В обычных условиях исправить такое повреждение можно только с помощью водолаза. Но водолаз парохода матрос Деревянко погиб, а кроме него никто не мог спуститься под воду.

        По мнению Торбы, был только один способ помочь горю. Он предлагал перенести все грузы с кормы в носовой трюм. Тогда нос парохода погрузится в воду, а корма, наоборот, поднимется, и руль выступит из воды. Только после этого его можно исправить.

        Кар согласился с предложением Торбы. Разделившись на две смены, по семь человек в каждой, команда немедленно начала работу. Во главе одной смены стал Вершомет, а во главе другой — Павлюк. В сменах не работал только Кар: он не покидал капитанского мостика.

Г л а в а  VIII

        Павлюк объявил пятиминутный перерыв на курение. Бригада постановила делать такие перерывы каждые два часа, потому что бригада Вершомета курила через каждый час.

        — Когда же мы осилим этот груз? — спросил Котовай и сам же ответил, недовольно покачав головой: — Здесь работы на месяц.

        — Вот уж и на месяц! Это для таких увальней, как ты, на месяц! — огрызнулся Степа Черлак.

        Степа лежал на мешках с углем, стараясь во время отдыха не двигать ни руками, ни ногами. По его глубокому убеждению, это был наилучший способ сберечь энергию. Лицо юнги было вымазано жирным углем. Только зубы блестели, когда он скороговоркой рассыпал слова.

        — Закуришь, Степа? — предложил ему папироску Котовай.

        — Нет. Охота была легкие портить!

        Из всего экипажа «Лахтака» только Степа и Павлюк не курили и курение не поощряли. Бригада даже подозревала, не по этой ли причине они предлагали сократить перерывы «на перекур». Павлюк, горячо выступая против курящих, всякий раз ссылался на свое прекрасное здоровье и свои мускулы. А мускулы у кочегара и в самом деле были геркулесовские. На здоровье он тоже никогда не жаловался, потому что, сколько помнил себя, не знал, что это за штука — головная боль. К сожалению, Степа не мог похвастаться такими качествами. Но и он был не из слабеньких — всегда мог постоять за себя и от работы не отлынивал.

        Чувствуя на себе ответственность, как член судового комитета, Степа решил доказать Котоваю необоснованность его утверждения, будто на работу, за которую они взялись, нужен целый месяц.

        — У нас на корме, — сказал Степа, — есть триста тонн угля, в кормовой цистерне — сто двадцать тонн воды. Разного груза, который нужно перенести, тонн двести. Всего шестьсот двадцать тонн. Из них сто двадцать тонн воды механик перекачает помпами. Это нас не касается... Значит, пятьсот тонн. Работает нас тринадцать человек. Сколько это выходит на каждого? А? Мм... Почти сорок тонн на каждого... Почти два с половиной вагона. Так, по-твоему, я буду месяц перегружать?

        — А разве нет? — уперся Котовай.

        — Да ты разжуй как следует то, что я тебе говорю! Сорок тысяч кило. Если каждый из нас каждые пять минут будет переносить по шестьдесят кило, то за час это составит семьсот двадцать. Мы решили работать по двенадцати часов в день, это значит восемь тысяч шестьсот сорок кило. Таким образом, всего выходит лишь немногим более чем на четыре дня. Так неужели мы не сделаем за пять дней?

        — Может быть, — начал было сдаваться Котовай, но сразу нашел новый аргумент: — А потом назад нужно будет тащить.

        — Ну, назад не так срочно, — успокоил его Павлюк и закричал, поднявшись: — Кончать перерыв! Подымайся!

        И моряки, соревнуясь, кто скорей отнесет свою ношу, брались за работу. Набирать больше чем по шестьдесят — семьдесят килограммов Павлюк никому в своей бригаде не позволял:

        — Еще надорвется кто-нибудь. Лучше меньше, да быстрее. — Но сам брал двойную норму. — Я некурящий, мне можно носить за двоих, — шутил он.

        Все работали с увлечением. Но Кар, наблюдая, как постоянный дрейф сносил пароход на восток, и видя, что льда вокруг парохода становилось все больше, боялся, что через пять дней ремонтировать руль будет уже поздно.

        Через две ночи после начала аврала из тумана неожиданно выплыл кусочек звездного неба.

        Гидролог разбудил Кара. Штурман увидел созвездия обеих Медведиц. Опасаясь, чтобы туман или тучи не закрыли звезды, он бросился к ящику, в котором лежал секстант [13]. Вытащив прибор, он взбежал на мостик. Рука слегка дрожала от волнения. Запара стал возле хронометра.

        — Есть?

        — Есть!

        Оба переглянулись, когда Кар поймал секстантом Полярную звезду. Он взял углы нескольких звезд и, записав необходимые данные в блокнот, засел за вычисления.

        Через час, проверив себя несколько раз, он торжественно обратился к стоявшему около него гидрологу:

        — Можете кричать «ура» и поздравить себя с тем, что вовремя меня разбудили.

        Действительно вовремя: пока штурман решал задачи, звезды скрылись не то в тучах, не то в тумане. Тьма снова поглотила все вокруг.

        — Так где же мы? — Запара вопросительно глянул на штурмана.

        — Если верить звездам, секстанту, компасу, картам и моим вычислениям, то место, на котором мы сейчас находимся, — семьдесят восьмая параллель тридцать четыре минуты сорок секунд северной широты и девяносто третий меридиан пятьдесят шесть минут тридцать пять секунд восточной долготы.