Ведьмин бал (сборник) - Ольшевская Светлана (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
Еще раз оглянувшись, я зашагала по каменистой пустоши. По обе стороны возвышался лес. Вскоре обнаружилось, что это и не пустошь вовсе, а остатки старой асфальтовой дороги.
Шла я долго, даже потеряла счет времени. Дорога была старая, разбитая, иногда приходилось обходить поваленные деревья, и вряд ли здесь в последнее десятилетие кто-нибудь ездил, но сам факт радовал – куда-то же она вела! Может быть, к населенному пункту, а может, на действующую дорогу, где можно поймать попутку. В одном месте я увидела узкую и более-менее целую асфальтированную дорожку, уходящую вправо. Немного поколебавшись, я не стала сворачивать, пошла дальше, но спустя минут двадцать уперлась в громадный завал обрушенных бурями деревьев, за которыми был обрыв, спускающийся к реке.
Может, там и есть какой-то выход, но не в этой темнотище. Я вспомнила заболоченные берега реки и, решив не рисковать, вернулась к тому месту, где дорожка уводила в сторону.
Минут через десять на фоне темного неба показались очертания островерхой крыши высокого дома. Ура, наконец-то я добралась до жилья! Это был двухэтажный коттедж, такой же, как в дачном поселке Сорокино. Может быть, здесь тоже дачный поселок среди леса?
Вот только в окнах темно, и вообще нигде ни одного огонька. Может быть, там все спят? А скорее всего хозяева приезжают на дачу только летом. Но в любом случае стоит подойти и постучать.
Подойдя еще ближе и светя мобильником, я увидела, что здание окружает каменный забор, местами разрушенный, а ворота… Ворот не было. Просто промежуток в заборе там, где они когда-то были, и еще дыра, поменьше, на месте небольшой деревянной калитки. Остатки этой калитки догнивали на земле, а двор захламлял валежник.
Дом был заброшен.
Фонарик мобильника высветил пустые окна, трухлявую дверь на одной петле, облупленные стены… Но самым нехорошим в данной ситуации было то, что других жилищ вокруг не наблюдалось. Один дом среди леса, и тот заброшен.
Перебравшись через завал веток, я подошла к нему. Я устала, очень устала и замерзла. И убедилась, что искать дорогу в этой темноте – дело бесполезное. Пусть дом заброшен, но в нем можно хотя бы отдохнуть и попытаться согреться, укрывшись от холодного ветра.
Снова я боялась – когда-то был в моей жизни жуткий случай, с заброшенным зданием связанный, и теперь в памяти всплывали все подробности. Но я, взяв себя в руки, обратила внимание на кулон – он и не думал нагреваться. А тогда у меня его с собой не было…
Собравшись с духом, я вошла внутрь. Как ни странно, здесь было сухо и не пахло сыростью, как обычно в заброшенных домах. Это, наверное, потому, что в окнах уцелели стекла, хотя характерный запах запустения имелся. Не прячется ли здесь кто-нибудь? Я прислушалась. Мертвая, звенящая тишина была мне ответом, и я разом успокоилась. Теперь надо где-нибудь присесть, а еще лучше – прилечь и немного отдохнуть. А то ноги уже не слушаются.
Светя мобильником, я осторожно двинулась по дому. Он оказался большим, добротным и хорошо сохранившимся. Через распахнутые двери комнат была видна мебель, какие-то валяющиеся вещи. Да уж, будь такой дом заброшен в городе, тут мигом бы все растащили, разломали и изгадили. А в лесу – словно и не заброшен вовсе, а просто хозяева на зиму уехали. Может быть, так и есть?
Однако мобильник надо беречь, зарядить его тут негде. А без света страшно. Может быть, где-то в доме сохранились какие-нибудь свечи, спички? А вот за этой дверью, похоже, кухня? Точно. Вон газовая плита с кастрюлями, а в раковине – куча посуды.
Тут до меня дошло – хозяева-то, похоже, не просто уехали. Кухня оставлена в таком виде, будто отсюда или спешно бежали, или… Даже не знаю, что думать, но что-то ужасное здесь явно произошло.
Я вошла на кухню. Где есть газовая плита, там должны быть и спички. И они нашлись – в ящике кухонного стола, там же были и свечи, и много прочих вещей.
Свечу удалось зажечь. Ее яркий – по сравнению с мобильником – свет озарил кухню. Мои догадки подтвердились – здесь все было так, как если бы хозяева просто вышли на часок, но по какой-то форс-мажорной причине не вернулись.
А теперь мне нужно найти какой-нибудь уютный закуток, чтобы согреться. Спать нельзя, просто полчасика отдохну… Меня там не хватились еще? А если хватились, то догадаются ли здесь искать? Эти тревожные мысли не давали покоя, и я все время прислушивалась. Но в доме было тихо, и за его пределами тоже.
А если все же кинутся? Или уже кинулись и моя судьба зависит от считаных минут? Нет, отдохнуть все же надо. Выбрать место поукромнее и держать ухо востро.
Укромным местом мне показалась угловая комнатушка – маленькая, с двумя окнами, выходящими в разных направлениях. Отсюда и видно хорошо, и слышно. И, если что, выскочить можно будет – оба окна легко открывались.
А еще здесь обнаружился диван, покрытый сверху запыленным пледом. И стол, на котором лежали ворохом какие-то бумаги, тоже покрытые толстым слоем пыли. Свет моей свечки выхватил из этой кипы край карандашного рисунка.
Я залезла на диван прямо в сапогах, закуталась в плед. Прислушалась – нет, ничего не слышно. Теперь главное – не спать. Полчасика, не больше, чтобы согреться – и бежать дальше.
Я аккуратно пристроила свечку на полу и подтащила поближе к себе кипу листов, лежащих на столе. Карандашные рисунки на тетрадных листах были сделаны умелой рукой опытного художника. Я одно время увлекалась рисованием, причем именно карандашом, и у меня неплохо получалось, но до этого художника мне было далеко. На нескольких верхних рисунках я увидела дом – похоже, тот самый, в котором сейчас находилась, только в более счастливую для него пору. Небольшой коттедж в два этажа, на верхнем – пузатый балкончик, у входа клумба, и все это в обрамлении кружащихся осенних листьев. Уютный теплый домик, способный укрыть и от непогоды, и от беды, – именно это, похоже, хотел сказать художник.
Что же здесь могло случиться? Почему он брошен?
Дальше пошли портреты. Молодые парни и девушки позировали перед художником то поодиночке, то парами, а на одном листке была нарисована, похоже, вся компания – девять человек, пять парней и четыре девушки, все веселые и беззаботные. А художник, безусловно, талантлив: одни и те же лица были опознаваемы в разных ракурсах, и в каждом читался характер. Вот этого очкарика скорее всего считали ботаном и занудой, но на самом деле он совсем не прост и еще себя покажет, только подождите. А вот крепкий накачанный парень, лицо суровое, с таким не шути – а глаза-то добрые. А вот блондиночка с манерно поджатыми губами. Нет, не нравится мне эта блондиночка, листаем дальше. Те же персонажи, в разных ракурсах… о, а вот новая личность – колоритная брюнетка с жестким волевым взглядом. На меня чем-то похожа, хи-хи! Да здесь подпись имеется: «Дорогому, несравненному Сережке – я сама собственной персоной!» И ниже – «Светочка С., 1998».
Это и есть художница, что ли? Я проглядела предыдущие рисунки и в углу некоторых нашла инициалы – С. С., более напоминавшие штрихи рисунка и потому мною прежде не замеченные.
Почему же Светлана не подарила портрет своему несравненному Сережке? И остальные рисунки не забрала? Насколько я смогла представить, в девяносто восьмом году сюда приехала компания молодых людей, скорее всего чтобы весело провести выходные или отпуск, а потом что-то случилось, и они спешно бежали, бросив все. Прошло больше десятка лет, а дом стоит, будто только что покинутый, его не посещали ни хулиганы, ни мародеры – это очень странно.
Я листала рисунки дальше, стараясь как можно тише шуршать бумагой. Те же лица, то вокруг костра, то ловят рыбу, то смакуют шашлык. Пожалуй, я угадала.
Последним рисунком была степь. Желтая осенняя степь, закатное тусклое солнце. Вот и все. Ах нет, вон еще какая-то бумажка на углу стола. Или это от шоколадки?
Я все же не поленилась, дотянулась и взяла старую шоколадную обертку… Что это такое?!
На обороте обертки нетвердой рукой еле заметными штрихами была изображена страшная оскаленная пасть. То есть не совсем так – это была страшная морда непонятного зверя, у которого тем не менее были опознаваемые человеческие глаза и – вместо привычных в таких случаях клыков – нормальные человеческие зубы. Тварь с ухмылкой глядела в окно машины, в которой, по замыслу художника, находились зрители. А рядом толстая когтистая лапа ударяла в стекло, расходившееся сетью трещин.
