Терновая крепость - Фекете Иштван (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
Старик ушел, а Дюла тихонько собрал снасти, закинул за плечо ружье и пошел на берег, на привычное место.
Стояло тихое августовское утро, когда в паутинках долго держится роса, а в воздухе словно витает раздумье. Откуда-то, очень издалека, донесся шум поезда, и Дюла снова — сегодня, правда, первый раз — вспомнил про свой дом. За спиной бесконечной стеной стоял камыш, но там, за ним, за его прохладным царством, пропитанным болотистым запахом, мчался поезд навстречу городу, навстречу сентябрю.
Дюла закинул удочки, положил ружье рядом и стал смотреть на воду, думая о своей комнате, о маме Пири, о Быке, Блохе и о Юристе, об их классном руководителе Череснеи.
«Будет что порассказать, — подумал он, но тут же почувствовал, что все можно будет изложить в нескольких словах. — Ведь мало что случилось такого особенного. Подробности расскажет Кряж. Разумеется, надо будет договориться, о чем можно говорить дома, о чем нет».
«Пи-ии… пи-ии… — пропели у него над головой молодые лысухи. — Мы тут ищем, чем поживиться».
«Привет, молодежь!» — кивнул Дюла вдогонку прошмыгнувшим мимо него птицам, и на душе у него стало радостно. Он вдруг почувствовал, как близки стали ему свобода и весь этот привольный мир, в котором основываются, правда, на беспощадных законах. Теперь он уже не был для Дюлы чем-то неведомым, и ему уже не казалось, что жизнь этого царства камышей отделена от жизни улиц, домов, школы глубокой пропастью. Нет, существуют какие-то правила, требования, которым необходимо повиноваться как там, так и тут, и тот, кто не подчиняется им, гибнет или, в лучшем случае, отстает от других.
«Стоп!» — леска натянулась, Дюла подсек и отправил в садок бьющегося карася. Теперь Плотовщик уже не волновался и не суетился. Матуле нужна рыба; следовательно, он должен наловить рыбы. Да и Кряж к тому времени проголодается. Он снова закинул удочку и почувствовал, что сам голоден.
«А неплохо бы сейчас съесть соленый рожок… Как давно я их не ел! Соленые рожки с тмином!. Надо будет обернуть учебник. А сидеть я буду снова с Кряжем. Череснеи разрешит, а класс посчитает это само собою разумеющимся».
Плотовщику показалось, что он даже почувствовал специфический запах класса, исходящий от одежды, от ребят, от покрытого мастикой пола… Ему даже почудилось, что он слышит, как заскрипела кафедра.
«Ацел!»
Снова клюнуло, но он опоздал.
«Если я тут буду сидеть и мечтать, то никакой ухи не будет. Плотовщик, возьмись за ум!»
Ниже, у излучины, вдруг испуганно закричала цапля и послышались всплески воды. Дюла посмотрел туда и тотчас же отложил в сторону удочку и схватился за ружье. Над водой кружила большая птица. Внезапно она ринулась вниз, а когда снова взмыла в воздух, в когтях у нее была большая рыба.
Дюла спрятался за куст.
— Эх, если бы сюда полетела! — прошептал он. — Ведь это же коршун!
Птица медленно набирала высоту, постепенно удаляясь. Но вот она повернула, и Дюла решил, что она должна будет пролететь поблизости. И коршун уже действительно был над кустами ракитника.
— Ложись, Серка, ложись!
Коршун летел ровно, медленно. «Надо взять упреждение! Упреждение надо взять, — говорил себе Плотовщик. — Не волнуйся! Бери на метр… Нет, пожалуй, хватит и полметра».
Грянул выстрел. Его «сухой звук прокатился по камышам, а коршун, сложив крылья, рухнул на землю, в кусты».
«Карр… ка-арр!» — испуганно закаркала на дереве ворона, но приблизиться не рискнула.
А Дюла внимательно смотрел на ветку, которую задел падающий коршун. Она еще покачивалась.
«Хорошо! — подумал Плотовщик. — Хорошо!»
Он разрядил ружье, потом отыскал в кустах птицу, которая по-прежнему держала в когтях мертвой хваткой рыбу.
— Что там, Дюла? — спросил Кряж, прибежавший на выстрел.
— Коршуна подстрелил. Подожди, Кряж, я сейчас выберусь из этой чащи. Вот посмотри!
Это было восхитительное мгновение, и Кряж, верный своей дурной привычке, принялся облизывать уголки рта.
— И рыба у него в когтях! Ну, Плотовщик! — Кряж сделал широкий жест, как бы желая сказать, что это уже венец всего, что могло произойти здесь, в царстве камышей.
— Повесь ее, Бела, в тени, но так, чтобы и дядя Матула увидал. А потом ложись.
— Хорошо, я повешу ее, но не лягу. Я искупаюсь.
— Не валяй дурака! Это с больной-то рукой?
— А я и не хочу плавать. Только так, окунуться.
Кряж ушел с коршуном, а Дюла вернулся к своим удочкам; он еще поймал две-три рыбешки, а на пути домой сообщил молодым лысухам, что они могут больше не опасаться злого коршуна.
«Пи-ии… пии-ии…» — благодарно пропищали лысухи и поплыли к другому берегу, потому что у этого берега, немного ниже по течению, Кряж окунал больную руку в воду, смачивал голову и вообще занимался лечебными процедурами. Потом он оделся и подсел к Плотовщику.
— Ну как, лучше себя чувствуешь?
Лучше. Надо же было так провалиться!
— Тогда принеси доску, Кряж, почистим рыбу до возвращения дяди Матулы. Я буду чистить, а ты вытаскивай из них крючки — все равно с одной рукой на большее ты не способен.
Кряж приволок знаменитую стол-доску. Его, разумеется, сопровождал Серка, твердо усвоивший, что эта доска всегда связана с едой, поэтому он старался быть поближе к ней.
— Серка, наверное, ты в следующий раз вообще сядешь на доску, — укоризненно заметил Дюла. — Совсем уже потерял совесть. Конечно, если бы тут был твой хозяин, ты бы себе этого не позволил.
— Не обижай его, Плотовщик! Кто знает, сколько нам еще осталось с ним дружить..
Н— у конечно. — Плотовщик полагал, что на душе у него сразу сделается грустно, но этого не произошло.
Прошедшие недели стерли в его памяти все, что было ему неприятно в городе и в собственном доме. Стерли будничность, серость, запах газа, шум. Стерли докучливые расспросы мамы Пири и ненужные ответы. И если накрытый белой скатертью стол означал культуру, то ему хотелось сесть к такому столу, оказаться рядом с родителями, которые стали ему сейчас как-то ближе, чем тогда, когда он бывал с ними каждый день.
Все это трудно было выразить словами, поэтому он сказал лишь:
— А все же и Простак неплохая собака! Меня она всегда провожала до дверей.
Тут они оба задумались. А над доской тем временем появились мухи; Серка пытался ловить их, но ребята даже не прикрикнули на него.
Согретые теплом последних дней августа, они находились во власти ленивой истомы и только тогда пришли в себя, когда Серка, подпрыгнув, стремглав припустился по берегу.
— Дядя Герге привел лодку, — проговорил Кряж.
Матула привязал лодку и, взглянув на ребят, тотчас же понял, что у них есть какая-то новость.
— Не танцуй, Серка! Сейчас не масленица. Что это ты встал, Бела? Может, следовало бы еще чуток полежать?
Я вымылся в реке, дядя Герге. Подержал в воде и руку. Лучше я после обеда посплю, — сказал Кряж. — Спасибо вам за ваше лечение, дядя Герге.
— Вижу, рыбы достаточно, — перевел разговор на другую тему Матула. — Ну, тогда я сейчас разожгу костер, а вы потихоньку собирайтесь.
Матула ушел в сопровождении Серки. Дюла именно этого хотел: вот удивится-то старик! Надо немного подождать здесь.
— Ого! — проговорил Матула, которого Серка сразу же повел к висящей в тени большой птице. — Ого! — и улыбнулся. — Подстрелили, значит. А только рыбе-то ни к чему пропадать.
Он высвободил рыбу из когтей птицы и, когда вернулись ребята, улыбаясь, чистил ее.
— Надо бы сфотографировать птицу, — сказал он. — Такого коршуна и я еще не видывал. Сфотографировать, и чтобы Дюла с ружьем стоял рядом. Одно ясно: оперились вы здесь, в камышах. Приехали беспомощными птенчиками, а сейчас ишь какими парнями стали! Это верно..
Ребята ничего не ответили на похвалу, но выслушать ее им было очень приятно, тем более что Матула был совсем не щедр на похвалы. Но зато, если уж он похвалит что-нибудь, то можно быть уверенным, что за дело.
Но вот наступил обед.
Матула сохранил свою привычку делать все основательно, не спеша, хотя он и видел, что у обоих парней волчий аппетит, видел, как раздуваются у них ноздри и как они кружат вокруг кастрюли, словно мотыльки вокруг лампы. Мудрость Матулы подсказывала ему, что вкусовые ощущения порождаются не столько самой пищей, сколько голодом.
