Мальчик со шпагой (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Да пусть ходят, жалко, что ли.
А потом добавил, пожав плечами:
— Зачем им жариться в такую погоду в сукне? Есть же пионерская форма, никто ее в школе не запрещал.
То ли после этих слов, которые разнес Димка, то ли потому, что приближался пионерский праздник, школа расцвела белыми и синими рубашками, голубыми октябрятскими жилетиками, разноцветными испанками.
Дня за четыре до праздника Серёжу остановил в коридоре Димка.
— На парад пойдешь? — ревниво спросил он.
— Едва ли, Дим. От дружины сводную колонну собирают шестьдесят четыре человека. Восемь на восемь, коробка. Да еще знаменная группа. От нашего класса всего пять человек идут.
— У нас вообще никого не берут, — огорченно сказал Димка. — На смотре строя и песни мы лучше всех ходили, а все равно не берут.
Серёжа спешил домой: с дядей Витей они договорились посидеть над переводом американской статьи о раскопках в Боливии. Как утешить Димку, Серёжа не знал. Хлопнул его по плечу, сказал торопливо:
— Да ладно, не горюй. У тебя все впереди.
И пошел было к лестнице.
— Серёжа!.. — окликнул Димка. Окликнул так, что стало ясно: скажет что-то серьезное.
Серёжа вернулся. Димка в упор смотрел распахнутыми глазами.
— Давай соберем наших, — попросил он. Негромко так, серьезно и с напором.
У Серёжи даже холодок по спине прошел.
— Зачем? — так же негромко спросил он.
— Ну мы же все равно отряд. Соберемся и пойдем на парад сами. Со знаменем. Юнармейцы собираются, секция картингов тоже, а нам разве нельзя?
Словно эхо марш-атаки отозвалось в Серёже. Он даже зажмурился на миг. В блеске клинков и горнов представился ему строй "Эспады"… Но разве это возможно?
— Разве всех созовешь? — сказал он.
— Барабанщики — все.
— Барабанщики само собой. А другие?
— Генкина группа всегда наготове.
— А остальные? Одного в школе не пустят, другой сам не захочет. Или еще что-нибудь… И кто нам разрешит?
— А кто запретит? — упрямо сказал Димка. — Можно всех созвать. Цепочка-то еще действует.
— Сходим на парад, а потом что? — спросил Серёжа.
— Потом… потом что-нибудь.
Димка, конечно, и сам не знал, что будет потом. Но, кажется, был уверен, что обязательно будет. И обязательно хорошее. Словно стоит выйти на площадь отряду с шеренгой барабанщиков впереди, и отряд после этого останется навсегда.
В Димкиных словах, в Димкиной уверенности было что-то от старой "Эспады", от прежней жизни — веселой, боевой, несдающейся.
"А вдруг…" — подумал Серёжа. Эхо барабанного марша гудело в нем ровно и неутомимо.
— Я подумаю, — сказал он. — Я узнаю… Это, наверно, в райкоме комсомола надо спросить. Где собираться, во сколько начало и вообще… всякие подробности… А соберем?
— Конечно! — весело откликнулся Димка. — Ты узнай, только сегодня же.
"Опять получается, что я главный командир", — подумал Серёжа. Но не было времени для колебаний. Главное — делать дело. Он помчался домой с мыслями про общий сбор и был уверен, что все пойдет хорошо. Тревожили только мелочи: у всех ли в порядке форма, хватит ли клинков хотя бы для командирской группы и где взять новое древко для флага.
На полпути Серёжа сообразил: не надо терять время и лучше сразу же зайти в райком. Это недалеко, он был там один раз с Олегом.
В райкоме кипела предпраздничная жизнь. Бегали по коридору члены пионерского штаба в голубой форме с белыми портупеями. Высокий худой парень кнопками прикалывал к стене объявление о генеральной репетиции парада. Кнопки не лезли в штукатурку, и парень чертыхался. Серёжа не решился спросить у него, кто занимается парадом. Он спросил об этом у веселой девушки в пионерском галстуке, которая тащила по коридору охапку золотистых фанфар. Они были похожи на громадный солнечный букет.
Девушка толково ответила, что парадом занимаются абсолютно все, но вопросы решает один человек — секретарь по школам Лена Ковалева. Она сейчас в горкоме и придет к четырем часам.
К четырем так четырем! Серёжа теперь уже совсем поверил, что все будет замечательно. Здесь свои люди, они и поймут и помогут. Конечно, помогут!
Он поспешил домой. До четырех оставалось еще полтора часа. Дядя Витя сидел с журналом на диване и прихлебывал чай. Он укоризненно глянул поверх журнала на Серёжу.
— Дорогой коллега, вы заставляете себя ждать. Точность — не только вежливость королей. Это еще и свойство людей науки. Рассеянные профессора существуют лишь в юмористических романах.
— Я знаю, дядя Витя, — торопливо сказал Серёжа. — Но я в райком забегал. Надо один вопрос решить.
Глаза у дядя Вити стали слегка настороженными. Он мягко поставил на подоконник стакан.
— А что у тебя за дела в райкоме?
— Да насчет пионерского парада. Мы хотим, чтобы "Эспада" на парад вышла. Все равно со школьными колоннами не все идут.
Дядя Витя шевельнул бровями и быстро спросил:
— А зачем? Это что, ваше школьное начальство решило?
— Ну почему начальство? Мы сами хотим.
Дядя Витя отложил журнал. Поднялся. Глядя мимо Серёжи, прошелся из угла в угол.
— А я думал, ты успокоился. Последние три недели все было так хорошо… Не понимаю, зачем тебе это нужно? — сухо спросил он.
— А что? — растерянно отозвался Серёжа. — Разве нельзя? Что плохого?
— А что хорошего? — с неожиданным раздражением сказал Дядя Витя. — Пойми наконец, я же за тебя боюсь. Все опять начнется сначала.
— Что начнется?
— Нервы! Скандалы! Су-е-та!
Серёжа поймал себя на том, что моргает, как обиженный первоклассник.
— Какие скандалы? — тихо спросил он. — Отчего? Оттого, что мы пойдем на праздник?
— От всего! — отчеканил дядя Витя. — У тебя опять начнется война. Ты опять противопоставишь себя всем.
— Кому?
— Школе. Соседям. Ребятам. Всем на свете. И вообще… Я понимаю, если бы отряд ваш существовал, тогда еще другое дело: ты капитан, ты был бы обязан. Долг, флаг, честь и так далее. Но сейчас-то зачем? Ведь это же гальванизация трупа!
— Что? — не понял Серёжа.
— Гальванизация трупа. Иногда к трупу подключают электроток, с целью научного эксперимента. Некоторые мышцы начинают дергаться. Но это на несколько минут. Никаким током труп не оживить. И как он ни дергайся — все равно мертв. Вот так же и ваш отряд…
— Не надо так об отряде… — хмуро сказал Серёжа. — Вы ничего о нем не знаете.
Дядя Витя на секунду зажмурился, потер пальцами лоб.
— Извини… Ради бога, извини. Я понимаю, как тебе все это дорого. Я не должен был говорить так резко… Но понимаешь… Это хотя и резко, но справедливо. От истины никуда не уйдешь.
Он опять сел на диван и утомленно откинулся на спинку.
— Пора нам поговорить откровенно, Сергей… Ты мне понравился с первого дня. Умный ты человек и упорный. Но свой характер ты растрачиваешь попусту. На мелкую монету размениваешь, не обижайся, пожалуйста… Я археолог, человек науки, ты тоже этим увлечен. Я увидел в тебе единомышленника. Но теперь я вижу: из тебя не получится ученого, если ты не начнешь жить иначе.
— Почему? — взвинченно спросил Серёжа.
— Потому что величие мировых культур, которые мы изучаем, несовместимо с дрязгами повседневной жизни… Я ведь не уговариваю и, упаси бог, не воспитываю. В конце концов, каждый имеет право жить по-своему. Я даже готов уважать твои принципы. Но у меня тоже есть принципы. Я работаю для науки, а наука не терпит суеты. Не терпит она мелких споров, ссор, дерганья нервов. Если ты будешь жить, как живешь, археологом не станешь, имей в виду. И тогда нам не по пути.
Он посмотрел Серёже в глаза и подчеркнуто повторил:
— Понимаешь? Тогда — не по пути.
Серёжа молчал. Он понимал. Он сразу все понял. Если бы просто "не по пути", тогда еще ладно. Только путь-то лежал через Севастополь.
Эхо барабанов утихло в нем. После вспышки радости пришла усталость. "Действительно, разве всех соберешь? — сказал себе Серёжа. — А если и соберутся, что делать потом, после парада? Или вдруг случится наоборот: договоришься в райкоме, а ребят не окажется. Получится один смех".
