Голубятня на желтой поляне (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗
— В бесконечности могут пересекаться, — возразил Глеб. — Это всякий школьник тоже знает.
— В бесконечности! А ты ехал всего два часа.
Янка засмеялся:
— На этот раз бесконечности хватило двух часов.
— Наверно, — сказал Глеб. — А может быть, и в другой раз хватит?
— Скучаешь по Колычу? — спросил Юрик.
— Скучаю?.. Я уже про это говорил: здесь я Робинзон, а там на своём месте.
— Можно и здесь работу найти, — сказал я. Потому что не хотелось, чтобы Глеб куда-то уходил.
— Я, ребята, всю жизнь мечтал книжку написать. А здесь… Я не знаю.
— Значит, хочешь искать стрелку? — спросил Янка.
— Только наизвестно, на каком поезде туда ехать, — усмехнулся Глеб.
Янка встал.
— А зачем поезд? Мы и так на колёсах. — Он запустил пальцы в кармашек на клетчатой рубашке Глеба. Выдернул ампулу с искоркой. Быстро пошёл в конец вагона, сел там на корточки. Оглянулся на нас.
— Ось под полом где-то здесь, да?
Мы подскочили к Янке. Он осторожно вложил ампулу в мелкую выемку на дощатом полу…
И ничего не случилось.
Сначала — ничего. Только я услышал гудение, как в перегретом энергосборнике. Потом "Курятник" задрожал, и под полом раздался скрежет (уже после я сообразил, что это отдирали себя от рельсов приржавевшие колеса). Вагон дёрнулся. Так дёрнулся, что я полетел с ног. Юрка упал на меня. Мы вскочили. Пол встряхивало, фонарь на гвозде сильно качался и разбрасывал тени.
— Едем! — крикнул Янка.
Глеб стоял, расставив ноги, и задумчиво держался за бородку.
— А что? — сказал он. — Может, это действительно выход?
МЫ ЕДЕМ В БЕСКОНЕЧНОСТЬ
— Может, это действительно выход? — спросил Глеб и обвёл нас блестящими очками. — А, ребята?
— Ничего себе, выход, — сказал я, постукивая зубами от тряски. — Сейчас как хряпнемся…
Рельсы были старые, на гнилых деревянных шпалах. Вагон колотило на частых стыках.
— Сейчас выйдем на основной путь, — сказал Юрка.
— Ага, пока выйдем… — сердито начал я. Но тут под колесами сильно щёлкнуло, тряска сразу кончилась. Рельсы загудели ровно и спокойно. Это вагон проскочил стрелку и пошла главная колея — сплошные рельсовые нити на могучих бетонных шпалах. Сразу выросла скорость. В дверь передней площадки рванулся ветер, у Янки взлетели и разлохматились волосы. Янка засмеялся.
Но мне было что-то не смешно.
— А как обратно? — спросил я.
Янка, не перестав смеяться, ответил:
— Да очень просто! Перенесём искорку к задней оси, она и заведётся на обратный ход.
Я был в этом совершенно не уверен. Я вообще ни в чём не был уверен.
— А куда нас несёт-то?
— Как куда? В бесконечность, — беззаботно отозвался Янка. И Юрка, который всегда с ним соглашался, весело засвистел.
Я сказал с досадой на их глупость:
— Вот врежемся во встречный поезд, тогда уж точно будет бесконечность и вечность…
Янка возразил:
— Встречный пойдёт по левой колее, здесь двойной путь.
— В это время не бывает никаких поездов, — сказал Юрка.
Я не стал с ними больше разговаривать, взглянул на Глеба. У него-то ума больше!
Глеб озабоченно дёргал бородку.
— Ребята, Гелька прав. Нужен какой-то сигнал. Давайте-ка вывесим фонарь.
Он опять понёс на переднюю площадку "Сатурн". Янка и Юрка пошли за ним. Я плюнул с досады и остался посреди вагона. В полумраке. Потом взял с ящика маленький фонарик и включил.
Глеб вернулся.
— Гелька… Ты что? Опять обиделся?
— Нет, — сказал я.
— Тогда что?.. Боишься?
— Еще чего! — сказал я.— То есть да, боюсь. Вдруг не вернёмся к утру? Дома знаешь что будет!
Глеб положил мне на плечо горячую ладонь. Покачал меня туда-сюда.
— Вы вернётесь, Гелька… Если до полуночи никуда не приедем, всё равно двинем назад. До рассвета будете дома.
Эти слова меня слегка успокоили. Правда, я сердито подумал, что если Глебу приспичило отправляться в свою бесконечность, мог бы ехать один. Зачем нас-то с собой тащить? Но это была совсем свинская мысль. Я даже откачнулся, чтобы Глеб её не угадал. Он не виноват, никого он никуда не тащил, это всё Янка придумал. И Янка с Юркой Глеба всё равно не оставили бы. А я… я опять остался бы сам по себе?
Да что я, такой трус, что ли?.. Да ни черта я не боюсь! Если я и спорил, то из упрямства. Потому что поехали, меня не спросили.
Ровно гудит вагон, и в гуденье этом прорезается струнный голос. Как отголосок Янкиной музыки рельсов! Как я мог забыть? Ведь совсем недавно я хотел мчаться в дальние дали, открывать какие-то тайны!..
Вот и хорошо, что едем. И что не знаем, чем это кончится, тоже хорошо! Должны же быть в жизни приключения!
Одно только портит мне радость: Юрка и Янка опять ушли вдвоём, не позвали меня. Но эта горечь — уже несильная и привычная, как боль от разбитого утром локтя.
— Глеб, — сказал я, — ты за меня не тревожься, я сам знаю, что такое дальняя дорога.
Он ещё раз качнул меня за плечо — хорошо так, будто молча сказал спасибо. И в это время зашелестели вокруг листы.
Ветер врывался с передней площадки, мчался через вагон и, закрутив спиральные вихри, улетал в заднюю дверь. Завихрения подняли с ящика и с полки стопки Глебовых бумаг.
Мы кинулись собирать их…
К счастью, не улетел ни один лист.
— Ну, всё, — сказал Глеб, когда была собрана растрёпанная стопа. — Вот… Слушай, Гелька, я тут ещё кое-что понаписал… Может, дать тебе и эти страницы?
— Ты их тоже в двух экземплярах печатал?
— Конечно.
— Тогда дай, — сказал я и подумал, что, может быть, скоро Глеб окажется далеко-далеко. — Обязательно дай. А то… вот укатишь в свой Колыч… на веки веков…
Глеб на секунду прижал меня своей пятернёй к рубашке. Потом взял у меня фонарик и шагнул в угол, где на гвозде шевелилась как живая Ерёмина куртка. Глеб снял её, сунул свёрнутые листы во внутренний карман.
— Вместе с курткой и заберёшь.
— Я сразу, чтобы не забыть…
Куртку я накинул на плечи. Она была большущая — обшитый кожей подол зачиркал по коленям. От куртки пахло Ерёмой — тёплым металлом, смазкой и пластмассовой изоляцией. Я незаметно погладил у куртки отворот. Бедный Ерёма. Не слишком ли быстро мы успокоились после его гибели?
И никто не знает, что погиб он, скорее всего, не случайно!
— Глеб!
— Что, Гелька?
— Нет… ничего.
Поздно, Глебу нельзя говорить про это. Он испугается за нас и не станет искать свой Колыч. Останется без дома. Получится, что я его задержал. А какое я имею, право?
Глеб отошёл от меня. Наверно, подумал: "Гелька загрустил о Ерёме, а грустить лучше в одиночку". Я сел в проёме боковой двери, свесил наружу ноги. Тёплый ветер ударил по ногам, забрался под куртку. Сильно пахло полынью. В той стороне, куда мы ехали, светил слабенький закат, а над головой и северным горизонтом небо стало совсем чёрным. Звёзды были большие и белые. Гораздо ярче огоньков, которые мигали на краю земли.
Недалеко от линии тоже светились огоньки — фонари и окна какого-то посёлка. И вот что удивительно! Обычно, когда едешь в поезде, близкие огни проносятся назад, а звёзды остаются неподвижными. Здесь же было наоборот: огоньки и фонари будто замерли, а звёзды проплывали над головой, будто небо плавно вращалось. Что за неразбериха? А, я понял! Наверно, вагон делает какой-то хитрый разворот.
И я перестал думать о звёздах.
Потому что подошёл Юрка.
Фонарик лежал рядом со мной и светил вверх, на Юрку. И Юрка стоял в метре от меня и почему-то опять казался похожим на страусёнка Антона из мультфильма.
— Ты чего? — спросил я.
— На площадке сесть негде. А за день-то натопался…
Я подвинулся. Но Юрка не сел. Он рассеянно смотрел в небо и теребил у пояса краешек серебристого галуна. Этот блестящий лампас был пришит вдоль коротенькой штанины, и верхний кончик у него отпоролся. Юрка дёргал, дёргал его, а потом вдруг сильно потянул вниз и с треском оторвал весь галун. Кинул по ветру.
