О смелых и отважных. Повести - Млодик Аркадий Маркович (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Совсем уже стемнело. Скучно стало Хрящу в своём кресле. Ничего не видно.
— Неси кресло на болото! — приказал он телохранителю.
В темноте они с трудом пробрались по узкой железной тропке до Трясогузки. Телохранитель перехватил несколько листов, переданных по живой цепочке, и рядом с тропкой выложил на болоте железную площадку. Поставил на неё плетёное кресло.
Теперь царёк восседал в центре трясины. Здесь он не покрикивал — побаивался Трясогузки. Но Хрящ долго не усидел: под его тяжестью листы перекосились, ножки кресла заскользили по железу, и он чуть не упал в болото. Выругав телохранителя, царёк со злостью схватил кресло, размахнулся и далеко зашвырнул его в топь.
Сидеть больше было не на чем. Вязкая грязь приклеивала ноги к железу. В рваные ботинки просачивалась вода.
— Эх! — произнёс Хрящ. — Была не была!…
Он переступил со своей площадки на железную тропку и, приняв очередной лист железа, потащил его к Трясогузке.
— Правильно! — похвалил его командир. — Ты давай ещё уволь телохранителя. Делать ему больше нечего — кресла-то нету!… А если кто обидеть тебя вздумает, мы всей армией заступимся!
— Обмозгую! — ответил Хрящ.
— Обмозговать надо! — согласился Трясогузка. — Я вот тоже мозгую — не сбиться бы! Темно — сопки не видно!
— Не собьёмся! — сказал Хрящ. — Посмотри — сигналят!
Впереди в темноте мигал огонёк. Мигал не как-нибудь, а ритмично, с явной целью. Он точно звал: «Сюда! Сюда! Жду!…»
— Тихо! — полетела по цепи команда Трясогузки.
На этой стороне болота все замерло. Мальчишки перестали хрустеть железом. И тогда все услышали другие звуки: осторожное позвякиванье топоров, сухой треск хвороста. С той стороны навстречу мальчишкам тоже прокладывали по болоту гать.
— Поднажмём! — передал по цепи Трясогузка. — Ужин стынет! Банкет ждёт!…
— Ужин стынет! — полетело по цепи, — Банкет ждёт!
И опять весело забряцало железо…
Приготовления к банкету заканчивались. Длинный стол был накрыт в самой большой комнате вокзала. Цыган притащил последний ящик с бутылками. Официантки расставили их. Трактирщица придирчиво оглядела сервировку.
— Кажется, все!… Ты больше не нужен, — сказала она. — Иди умойся и приготовь гитару.
Цыган вышел. Досталось ему в этот день. Болели и руки и ноги. Присел он на деревянную скамью и от усталости прикрыл глаза. Поспать бы!…
— Расселся, черномазый! — Варя толкнула его коленом. — Работай, работай!
— Все уже сделано!
— Врёшь!
Цыган с ненавистью посмотрел на толстощёкую девчонку. Она стояла перед ним с тарелкой в руке и лениво жевала пирожное.
— Варя! — послышался голос трактирщицы.
— Иду!
Девчонка поставила тарелку на скамью и побежала к матери. А Цыган вдруг озорно улыбнулся, вытащил из кармана шприц с остатками какой-то прозрачной жидкости и через иголку выдавил её в недоеденное пирожное.
Много уколов сделал сегодня Цыган этим шприцем: проколол все пробки во всех бутылках, потому и ныли руки от непривычной работы. В коньяк, водку и вино он добавил раствор порошка, предназначенного для Оло…
Был первый час ночи, когда Трясогузка вывел свою разросшуюся армию из леса. Мокрые, грязные с ног до головы мальчишки неудержимо лязгали зубами. Они замёрзли, и есть хотелось страшно.
Впереди тускло горели пристанционные фонари. Пьяные голоса пели где-то разухабистую казачью песню. Платайс щедро расплатился самогоном с солдатами, которые грузили железо. Это их голоса раздавались на станции. А на вокзале громко играл граммофон.
— Теперь — рассыпаться! — приказал Трясогузка. — Сбор у вокзала!
И мальчишки рассыпались, растворились в темноте, чтобы по одному, незаметно пробраться к вокзалу. Там их ждал ужин. Кто его приготовил для них, зачем, почему — это сейчас не интересно беспризорникам. Мальчишки привыкли верить Мике и Трясогузке. Раз они говорят, что будет ужин, значит, он будет!
Но у вокзала произошла непредвиденная задержка. Раньше здесь не было специальной охраны. Только один часовой стоял у двери в комнату, где работал телеграф. А теперь вокруг вокзала ходили пять или шесть караульных с винтовками.
— Кто это, а? — тревожно спросил Трясогузка.
— Не знаю! — ответил Мика с беспокойством. — Мимо них не проберешься!
На вокзале вовсю гремел граммофон, но больше ничего не было слышно. В освещённых окнах никто не появлялся, ничья тень не заслоняла свет, будто внутри — никого!
Громко топая сапогами, подошли два подвыпивших семеновца. Навстречу выдвинулись два караульных.
— Куда? — громко спросил один из них — молодой, в лихо заломленной фуражке. — Не положено! Господа офицеры гуляют! Приказано никого не пускать!
Семеновцы заспорили пьяными голосами, но второй караульный — курносый унтер-офицер скомандовал:
— Кру-гом!… Не разговаривать!
И семеновцы ушли.
Вокзал охраняли те самые партизаны в семеновской форме, которые днём стояли у санитарного эшелона. Но мальчишки не знали этого. Кто в канаве лежал, кто прятался за забором — и все ждали сигнала Трясогузки. А какой сигнал мог он подать? Банкет для беспризорников срывался! Когда Трясогузка уже собирался отводить мальчишек, пока их не заметили, в одном из освещённых окон показалась голова Цыгана. Он приоткрыл раму и спросил у часового:
— Никого?
— Застряли твои гости!
— А можно я свистну?… Они, может, прячутся в темноте?
— Свистни! — разрешил часовой.
Цыган свистнул. Трясогузка тотчас ответил.
— Скорей! — крикнул Цыган. — Ужин стынет!
И мимо удивлённых караульных к открытому окну побежали Трясогузка, Мика, а за ними и остальные. Про дверь никто не подумал — все полезли через окно.
Это был буфет. За стойкой спала трактирщица: видно, и она хлебнула коньячку. В углу, раскинувшись на стуле, сладко сопела Варя. В отместку за все Цыган углём нарисовал у ней под носом густые чёрные усы.
Из буфета Цыган повёл мальчишек к банкетному столу. В комнате надрывался граммофон. А за столом спали офицеры. Беспризорники остолбенели.
— Мёртвые! — растерянно пробормотал Малявка.
— Какие они мёртвые! — захохотал Цыган. — Спят! И поесть не успели! Я им слоновую дозу вкатил!
— Шприцем? — спросил Конопатый. — Каждому?
— Всем сразу — ответил Цыган. — В бутылки!… Здорово придумано?
— Расхвастался! — проворчал Трясогузка и скомандовал: — Расчищай места! Волоки их к стенам!
Он первый взялся за стул, на котором с присвистом храпел Свиридов, и, придерживая обмякшего подполковника, потащил стул к стене.
Орал граммофон, скрипели передвигаемые стулья. Чтобы офицеры не падали, стулья ставили вплотную друг к другу. Вперёд не свалишься — стена мешает и в сторону не упадёшь — сосед спит рядом.
Закуски на столе были почти не тронуты. Офицеры выпили только по две-три рюмки.
— Сейчас начнём! — сказал Трясогузка, потирая руки.
— Не пить! — предупредил Цыган.
— И вилками, а не руками! — подсказал Мика.
— Стоя? — спросил Хрящ и вздохнул. — Бедное моё кресло!
— Начпрод! — Трясогузка подмигнул Малявке. — Командуй!
— Ужин! — поспешно объявил начпрод.
Голодные мальчишки потянулись к тарелкам, блюдцам, салатницам, но где-то рядом торопливо застучал пулемёт.
— Тревога! — крикнул Трясогузка.
— Отставить тревогу!
Это сказал Платайс, входя в комнату.
— Не для вас тревога… Справимся! Вы своё сделали!…
Бой на станции разгорался. Семеновцев зажали с двух сторон: от тупика наступали бойцы из эшелона, от леса — партизаны из переправившегося через болото отряда.
А на севере под станцией Карымская, под Читой, тоже вступали в бой передовые части красноармейцев.
Начиналась ликвидация читинской «пробки».
