Президент Каменного острова - Козлов Вильям Федорович (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗

Козлов Вильям

Президент Каменного острова

Глава первая

Мы идем по шоссе. Над головой жаркое солнце, под ногами горячий асфальт. По обеим сторонам припорошенные пылью кусты, а за ними дальше деревья. Там лес. Наверное, нет ему конца и края, как и нашей дороге. Деревья отбрасывают тень. Она короткая, до шоссе не достает. Днем, когда самое пекло, тени короткие. К вечеру они становятся длинными и косо пересекают асфальт. Вечером тень ни к чему. И так прохладно.

Впереди шагает отец, за ним я, последней плетется Аленка. На спине отца огромный рюкзак. Он набит битком. Из одного кармашка торчит зеленоголовая бутылка с кефиром, из другого поблескивает тоненький прут антенны. Когда отец включает транзистор, мы слышим приглушенный голос диктора, музыку. Один раз передавали военные марши, и мы, не сговариваясь, зашагали в ногу. Когда работает приемник, Аленка догоняет нас. Отец босиком, зеленые штаны закатаны до колен. Ноги у отца мускулистые и волосатые. На голове выгоревшая соломенная шляпа с темной полосой от ленты. Вырезанная из орешника палка мерно постукивает. У меня тоже на спине рюкзак, только поменьше. В нем одежда, примус и концентраты. Но у меня такое впечатление, что мой рюкзак набит булыжниками. Ножка от примуса колет в лопатку. Лямки вдавились в плечи. Я просунул под ремни пальцы, но все равно режет. Этот дурацкий примус растопырился в рюкзаке; как ни укладывай его — все равно чем-то острым торкается в спину. Конечно, я в любой момент могу сказать, что устал, и мы, перевалив через придорожный ров, растянемся на лужайке… Но я молчу, почему я должен первым заговорить об отдыхе? Отец молчит, Аленка тоже. И я молчу. Ничего, потерплю немного. Первая Аленка не выдержит. У нее тоже за спиной рюкзак, и, пожалуй, потяжелее моего. Аленка на три года старше меня.

Я слышу, как она пыхтит, но не оглядываюсь — и так знаю, что лицо у сестренки кислое. Белая войлочная шляпа съехала на глаза, зеленая куртка расстегнута. Аленка в брюках и кедах.

День выдался на редкость жаркий. Над асфальтом плавится воздух. Все время впереди и позади слышится гул. Это автомашины мчатся навстречу друг другу. Сначала я смотрел на них, потом надоело. Машин много на шоссе. Огромные и длинные, как поезд, рефрижераторы, у которых над кабиной надпись: «Плечевой первой автоколонны». Почему этот грузовик «плечевой»? Я все хотел спросить у отца, но было лень. Уж слишком парит. В такую жару разговаривать не хочется. Мимо с шелестом проносятся «Победы», «Волги», «Москвичи», маленькие кривоногие «Запорожцы». Проскочила одна «Чайка». Шурша шинами, она мелькнула как черная тень. Я обратил внимание на одну странную штуку: смотришь вперед — и кажется, что там впереди асфальт растаял и, будто огромная лужа, растекся по шоссе. Но идешь, идешь, а асфальт под ногами все такой же, крепкий и серый.

Иногда на обочине можно увидеть медведя с медвежонком или оленя с олененком. Не настоящих, конечно. Выкрашенные в серебристый цвет, звери стыдливо смотрели пустыми глазами в сторону. Им стыдно было, что их выкрасили в неестественный цвет и выставили напоказ.

Мы идем из Ленинграда пятый день. Вышли рано утром в понедельник, а сегодня пятница. Каждый вечер мы разбиваем в лесу палатку, и рано утром сворачиваем. Палатка и топорик лежат у отца в рюкзаке, И котел с треногой. Мы купили его в спортивном, на Невском, перед походом. Пока мы с отцом натягиваем палатку, Аленка разжигает костер и приносит воду. Костер она научилась разжигать на третий день. Вечер — это самое лучшее время! Не нужно больше идти. Рюкзак не пригибает тебя к земле. Не колется примус. Можно растянуться у костра и смотреть, как закипает в котле душистый гороховый суп со свининой. Над головой шевелятся деревья, в костре весело потрескивают сучки. Дым лениво путается в ветвях. Приемник висит на суку. Передают последние известия. Тоненько пищат над ухом комары. Но не кусаются, боятся дыма. Они потом свое возьмут, когда мы спать ляжем. Как ни затягивай вход в палатку, комары обязательно проникнут.

От диких зверей нас охраняет Дед. Я совсем забыл про него.

Дед все время куда-то отлучается. Вот и сейчас его не видно. На шоссе он не выходит, отец запретил. Не хватало, чтобы наш Дед попал под машину. Ом бежит впереди по кромке леса. Иногда отстает, а то и совсем надолго исчезает. Но всегда догоняет нас. Дед — умный пес. Он понимает, что нам тяжело, и готов помочь. Но рюкзак на него не навьючишь — тяжелый. В первый день Дед нес в зубах плетеную корзинку с провизией. Но к вечеру все, что в корзинке было, мы съели, а корзинку забыли в лесу.

Позади нарастает гул — машина. Я стараюсь определить: «Волга» или «Москвич»? Послышался тягучий скрип тормозов. Сейчас предложат подвезти. Нам иногда предлагают. Я бы с удовольствием забрался в кабину. Честно говоря, за пять дней осточертело идти пешком. Но мы не поедем на машине. Такой у нас уговор: до конца путешествия идти своим ходом. Эту идею подал отец, а мы с Аленкой радостно подхватили. Нам тогда показалось, что это так здорово. И вот шагаем ножками пятый день.

Это была «Волга». Пепельная. С московским номером. На кузове металлический багажник. Кроме уложенных в брезентовый чехол удочек, там ничего нет. Машина остановилась впереди нас, и я крякнул от зависти. За рулем сидел мальчишка в черной рубашке. А рядом с ним широкоплечий мужчина. На заднем сиденье у дверцы примостилась молодая женщина. Красивая и загорелая. Она приветливо смотрела на нас и улыбалась. Я во все глаза смотрел на водителя. Мальчишке было лет шестнадцать-семнадцать. Он небрежно положил руку на кремовый руль с золотым оленем посередине и ждал, когда мы подойдем. Волосы у мальчишки светлые, вьющиеся. Конечно, он имел все основания задаваться. За рулем сидит. «Волгу» ведет. Мальчишка мельком взглянул на меня и уставился на Аленку.

— Могу подбросить, — сказал мужчина.

Отец, опершись на палку, посмотрел на нас. Наверное, мы выглядели не очень жизнерадостно, потому что отец снял рюкзак и сел на него.

— Мы должны посоветоваться… — объяснил он хозяину машины. — Вам не трудно пять минут подождать?

— Подождем, — усмехнулся мужчина.

— Если бог послал транспорт, я не вижу смысла отказываться, — сказал отец. — У Аленки глаза смотрят в разные стороны, а у тебя, Сережа, — это он мне, — такой несчастный вид, словно ежа проглотил.

— Какого еще ежа? — обиделся я.

— Твой рюкзак самый тяжелый, — сказала отцу Аленка.

— А куда мы Деда посадим? — спросил я.

— У вас еще один человек? — сказала женщина. — Не разместимся.

— Мальчика кто-нибудь возьмет на колени, — вмешался мальчишка. — А старик…

— Дед — не человек! — засмеялась Аленка.

Это я-то «мальчик»? На колени меня возьмут… Каков нахал, а?

— Едем? — спросил отец. Мы с Аленкой посмотрели друг на друга, потом на пепельную «Волгу». Она негромко урчала, готовая рвануться вперед. Мы можем сейчас забраться в нее и без хлопот доехать почти до самого места. Отец ничего нам не скажет, даже не вспомнит об этом, но нам с Аленкой будет стыдно.

Отец смотрел на нас и ждал. Нужно только кивнуть, и он поднимет с земли рюкзак и подойдет к машине. И мы поедем. С ветерком.

А потом нам с Аленкой будет очень стыдно. Ведь мы уговорились до самого озера идти пешком. Там, в Ленинграде, мы кричали, что это так здорово — идти пешком, — и даже хлопали в ладоши.

— Я совсем не устала, — сказала Аленка.

— В машине душно, — сказал я. — А потом… — я взглянул на мальчишку, — водитель не внушает доверия…

Глаза у отца стали веселыми. Он поблагодарил мужчину и взвалил рюкзак на плечи.

Мальчишка усмехнулся, перевел рычаг, и машина плавно тронулась, но тут же снова остановилась.

— Покажите вашего Деда, — попросила женщина.

Отец свистнул: из-за кустов вымахнул Дед и подбежал к машине. «Волга» не произвела на него никакого впечатления. Обнюхав колесо, он небрежно поднял заднюю ногу.