Внуки красного атамана - Коркищенко Алексей Абрамович (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗

Коркищенко Алексей

Внуки красного атамана

Алексей Коркищенко

Внуки красного атамана

Мальчишкам Дона, сражавшимся с немецко-фашистскими захватчиками в одном строю с отцами. дедами и старшими братьями, посвящается

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

По реке Егозинке против течения к старым деревьям на горизонте плыл синий рассвет, промытый прохладной росой. Это он, казалось, тихо журчал у слоеного каменистого берега, скрепленного узловатыми корнями карагача и терна.

Наконец-то уснули зобатые квакуши по тихим плесам и, притупив свои гребенки, умолкли усталые сверчки в прибрежных травах.

С тихим шорохом сыпалась роса - словно бы ночь, собираясь в капельки, опадала на землю, и все больше яснело небо, и все дальше текла рассветная синева. Умытые вербы и ольхи роняли в чистую небесную глубину тяжелые, звучные капли. Так, в хрустальном перезвоне, и приплыл рассвет в станицу Ольховскую, которая гнездилась на высоком берегу по холмистому склону, заполнил ее кривые улочки прохладным туманцем, и вокруг запахло так, словно бы где-то близко раскололся спелый арбуз и его свежий сок растекся по земле.

И тут ольховские петухи спохватились - будто по команде захлопали крыльями, вспугивая сонных наседок, и дружно прокукарекали.

Егор, который спал на скирде за сараем, вдруг вскинулся, задыхаясь от судорожных всхлипываний.

Странный сон приснился ему.

Будто бы ехал он на тракторе СТЗ. Постреливая мотором и набирая скорость, трактор мчался с крутого бугра. Неожиданно перед ним появилась арба с соломой. Рядом с быками шла мать, босая, в ночной сорочке, с полураспущенной косой, и запихивала желтые патроны в магазин винтовки. Егор закрутил баранку влево-вправо, но трактор, не слушаясь руля, катился прямо на арбу. Вот-вот он налетит на мать, на быков, раздавит...

- Маманя, берегись, родненькая! - в ужасе закричал Егор.

Мать оглянулась, гневно повела глазами и, вскинув винтовку, прицелилась в него.

"Маманя, не надо!" - хотел крикнуть он и не смог: пропал голос.

Раздался громовой выстрел. Трактор со скрежетом развалился на части, задние колеса, блестя шипами, покатились с бугра, а Егор, легко подпрыгивая, побежал к матери. Его сердце, только что замороженное ужасом, растаяло, сладко заныло.... Сейчас он обнимет мать - он так давно не видел ее! - обнимет и скажет: "Прости меня, родненькая, я нашкодил. Но ты не беспокойся, я починю трактор, я умею. Главное, ты вернулась, ты теперь всегда будешь со мной". Она отбросила винтовку и с улыбкой протянула к нему руки...

И тут он проснулся.

Егор мало помнил лицо матери. Впервые во сне он с болезненной ясностью разглядел его и теперь отчетливо припомнил, когда последний раз видел ее.

...Как-то давным-давно поздней ночью его разбудили громкие, встревоженные голоса.

- Панёта, куда наган дела?! - кричал дед Миня.

- В комоде, под шалью, - испуганно отвечала бабка Панёта.

В комнате суматоха. В неярком свете чадившей лампы на одной ноге прыгал отец, натягивая узкий сапог. Мать, босая, в ночной сорочке, с полураспущенной косой, быстро заталкивала желтые патроны в магазин винтовки.

- Маманя, ты куда?! - закричал Егор, цепляясь за сорочку.

- Егорушка, ложись спи, зайчик! Я скоро вернусь. - Мать уложила его на свою кровать.

Дед ругаясь, скрипя зубами, вывернул одежду из комода, откуда ударило запахом нафталина, схватил наган, скомандовал:

- Алеха, Ольга, за мной!

И выбежал с матерью из куреня. Отец стянул с ноги тесный сапог и, яростно ударив его об пол, побежал за ними босиком.

Протопотали ноги по звучной, пересохшей веранде

Егор спрыгнул с кровати, бросился к дверям. Бабка перехватила его и, завернув в шаль, вынесла во двор.

Огненные языка лизали небо над станицей. Гудел колокольный набат. По бугру за атаманским садом раздавались выстрелы и зло ржали лошади.

Бабка, крепко прижимая Егора к груди, шептала:

- Святой Николай, защити Миню, Алешу и Олю!.. Заслони от беды... Святой Николай!..

Пожар разгорался. Страшно кричали коровы в горящих сараях.

Внезапно огненные языки сжались, спрятались. На миг стало совсем темно. Но тут вихрь ярких искр взметнулся в дымное небо, донесся грохот, и огонь снова заплясал над станицей.

- Крыша обрушилась! - вскрикнула бабка. - Святой Николай, отведи беду от родных наших и близких наших, сохрани...

Найда, старая собака, взвыла так жалобно, что бабка прервав молитву, закричала на нее:

- Замолчи, хамка, беду накличешь! Уже утром вернулись отец и дед, задымленные, обожженные. Бабка, чувствуя неладное, опустилась на землю:

- Где Ольгушка?!.

Дед и отец стояли потупившись.

- Где маманя? - крикнул Егор.

Отец стал перед ним на колени, прижал к себе.

- Погибла маманя, сынок... - еле слышно произнес он и заплакал.

Егор жутко закричал тогда.

Позже он узнал: в ту ночь сгорели мать Степы Евтюхова и отец Грини Григоренко. Они вместе с его матерью выводили коров из горящего коровника, а крыша обрушилась на них.

С тех пор Егор остался на попечении деда и бабки. Отец ушел в армию. Окончил полковую школу, воевал с финнами. Заслужил орден Красного Знамени и остался на сверхсрочную. Женился, дочь у него родилась, Егорова "сестренка наполовинку".

Однажды отец прислал Егору такое письмо: "Сынок, слушайся деда и бабку, учись хорошо. Знай, в нашем роду дураков не было. Когда выучишься, станешь красным командиром, как и я, и будем мы с тобой беречь нашу Родину от фашистов и мирового империализма".

Егор глубоко, прерывисто вздохнул. Никак не мог освободиться от непонятной тревоги. Что-то беспокоило его по-прежнему, не давая уснуть снова. Чего же такого негодного он совершил, что и во сне не давало покоя... Вот мать так гневно на него посмотрела, и трактор приснился. Поломался он, рассыпался... "Ах, да! - вспомнил он, окончательно проснувшись... - У Семена Кудинова магнето украл". Тот не позволил ему порулевать на тракторе - а так хотелось Егору! - прогнал и даже подзатыльник дал, чтоб не приставал... А теперь бегает Семен Кудинов по станице, уговаривает, грозится:

"Кто взял магнето - отдайте подобру-поздорову, а то узнаю - пристрелю как контрика!" Без магнето трактор и ни туды и ни сюды.

"Вот дурак! Вот стерво собачье! - клянет себя Егор. - Заставил хорошего человека, дедова соратника, из себя выходить, кровь на воду переводить..." И тут же успокоенно думает, мол, ничего, пусть еще немного Семен побегает, он отдаст магнето, подбросит как-нибудь ему во двор...

А магнето - чудо-электромотор. Маленькие голубые молнии высекает и так долбает током - до потолка подпрыгиваешь! "Надо Грине фокус сделать", - решает Егор. И он уже представляет себе, как Гриня, дотронувшись до проводов, подпрыгивает, как козел, и ему становится смешно.

Егор хотел спуститься со скирды, да раздумал: приятно было лежать под старой ласковой шубой и слушать, как просыпается станица.

У бабки Меланьи, жившей по соседству, грустно мычала корова, тоскуя по теленку, запертому в сарайчике, утки и гуси длинными очередями сходили по крутым тропкам к реке. За клуней, камышовая крыша которой прогнулась, как хребтина старой лошади, просыпалась древняя груша, ее глянцевитые листья на вершине затрепетали в струе утреннего ветерка. У плетня Панёта доила корову, ласковым голосом, мятым со сна, приговаривала:

- Стой, Зорька, стой... Не хлещи хвостом, не ударь копытом по вядру... Ах ты моя красавица, глазастая да моргастая.

И Зорька, добродушная, вальяжная, слушается бабку: стоит спокойно - ни хвостом не хлестнет, ни ногой не ударит. Только голову туда-сюда поворачивает да водит огромными глазами, полными удивления.

Издали, с Донца, донесся хрипловато-басовитый гудок парохода, и Егору припомнилось, как в прошлом году он вместе с дедом и бабкой плыл на пароходе из Ростова в районную станицу Старозаветинскую, из которой когда-то она "пошла за него, Михаила Ермолаевича", а он "взял ее, Панёту Николаевну".