Белинда и Белламант, или Колокола земли Карийон - Несбит Эдит (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT) 📗

Несбит Эдит

Белинда и Белламант, или Колокола земли Карийон

Эдит Несбит

Белинда и Белламант, или Колокола земли Карийон*

перевод Светлана Лихачева

______________

* Карийон (carillon - фр.) - набор точно настроенных колоколов различной величины, исполняющих при помощи особой клавиатуры определенную мелодию.

Есть на свете страна, где королю не позволяют взять бразды правления в собственные руки, пока не перевелись королевы. Королев в этой стране ценят гораздо больше, чем королей - не могу взять в толк, почему. Если вы уже начали изучать историю, то, возможно, скажете, что все дело в Салическом законе*. И ошибетесь.

______________

* Салический закон - свод законов салических франков, записанный в начале шестого века по распоряжению короля Хлодвига. Согласно Салическому закону наследование происходит по мужской, а вовсе не по женской, линии.

В самом большом городе этой удивительной страны стоит высокая колокольня - выше той самой часовой башни Здания Парламента, куда в порядке наказания отправляют членов парламента, нарушивших этикет. Колокольня эта славилась своими великолепными, сладкозвучными колоколами, отлитыми специально для того, чтобы радостным звоном возвещать о рождении принцесс, коим в один прекрасный день предстояло стать королевами. А башню отстроили специально для помянутых колоколов. Так что сами видите, как ценили королев в этой стране.

В каждом из этих колоколов обитало по Колокольному Жителю - это их голоса вы слышите, когда звонят в колокола. Всякие там ссылки на язык колокола - это чистой воды вздор, что не обманет и ребенка. Понятия не имею, для чего людям повторять подобную чушь.

В большинстве своем Колокольные Жители - неутомимые труженики. Они обожают звук собственных голосов и ненавидят безделье; засим, когда миновало почти две сотни лет, а на свет так и не появилось ни одной принцессы, беднягам надоело жить в вечно молчащих колоколах. Ясной морозной ночью они спустились с колокольни, и, бросив огромные, звучные колокола на произвол судьбы, отправились искать себе иного пристанища. Один поселился в колокольчике, что звонит к обеду, другой - в школьном звонке; все нашли себе приют - неважно, где, лишь бы какой-нибудь сострадательный Колокольный Житель пустил бы к себе бездомного собрата. Немало дивились жители той страны, отмечая, что голоса этих гостеприимных колоколов вдруг многократно усилились. Ибо, разумеется, Колокольные Жители с заброшенной колокольни, как и подобает воспитанным гостям, изо всех сил старались помочь хозяевам по дому, и когда бы не возникла необходимость в перезвоне колоколов, они охотно присоединяли собственные голоса к голосам законных владельцев. А семь огромных, дивных колоколов на башне онемели, потемнели и опустели; и остались в них только языки, которым дела не было до домашнего уюта.

Разумеется, хороший дом долго не пустует, тем более если не нужно платить ренту, и очень скоро семь колоколов обрели новых жильцов - жильцов весьма сомнительных, с которыми ни один порядочный Колокольный Житель не стал бы знаться.

Всем им отказали от квартиры, хотя и прежде жили они в местах не слишком-то респектабельных: в колоколах треснувших или разбитых, в колоколах затонувших кораблей, в бубенчиках лошадей, сбившихся с пути в снежную бурю. Эти духи терпеть не могли работать. Угрюмое, молчаливое, во всех отношениях неприятное племя мечтало только об одном: поселиться в колоколах, что никогда не звонят, то есть в домах, где делать ничего не надо. Сгорбившись, сидели они под черными куполами нового своего пристанища, одетые в паутину и тьму, и наслаждались бездельем, и упивались глубоким пыльным безмолвием, что царит обычно на заброшенных колокольнях. Даже промеж себя они никогда не разговаривали, разве что шопотом; никто их не слышал, кроме летучей мыши, у которой тонкий музыкальный слух и очень высокий голос. А ежели духи эти и заводили беседу, то уж будьте уверены, что только бранились да ругались.

И когда, наконец, колокола все-таки зазвонили, возвещая о рождении принцессы, злобные Колокольные Жители пришли в ярость. Разумеется, не звонить они не могли, - колокол всегда звонит, если потянуть за веревку, но голоса их звучали так гнусно и сипло, что все были просто-таки шокированы.

- Подумать только, что предки наши превозносили эти колокола до небес, - говорил народ. - Прямо скажем, хорошим вкусом люди в старину не отличались.

(Вы, конечно, не забыли, что колокола молчали вот уже почти две сотни лет.)

- Вот тоже напасть, пойди пойми этих древних, - заметил король королеве. - А я-то всегда верил, что у колоколов этих и впрямь прекрасные голоса.

- Прегадкие голоса, - фыркнула королева, и была права. Той же ночью ленивые Колокольные Жители спустились с колокольни, снедаемые ненавистью к принцессе, чье рождение потревожило их праздное ничегонеделание. А ярость бездельника, которого заставили работать против воли, не сравнима ни с чем.

В сотканных из пыли платьях, в плащах из паутины, Колокольные Жители выбрались из-под темных куполов, осторожно спустились вниз, прокрались во дворец, где все уже давным-давно легли спать, и обступили перламутровую колыбельку, где почивала новорожденная принцесса. Все семеро простерли черные правые руки над белоснежным атласным одеяльцем, и старший дух, самый сиплый и самый ленивый, объявил:

- С каждым днем она будет становиться все безобразнее и безобразнее, не считая воскресений; а каждое воскресенье она станет являться взору в семь раз краше, нежели в воскресенье предыдущее.

- Почему бы не сказать: безобразнее с каждым днем, а в воскресенье двойная порция? - возмутился один из духов, самый юный и самый злокозненный.

- Потому что правил без исключений не бывает, - ответствовал самый старший, самый сиплый и самый ленивый. - Кроме того, ежели раз в неделю она ощутит себя красавицей, в остальные дни ей придется куда горше. И, злорадно добавил он, - так будет продолжаться до тех пор, пока принцесса не отыщет колокол, который не звонит, звонить не может, не будет, и отлит был совсем с иной целью.

- Почему бы не вечно? - спросил самый юный и злокозненный.

- Ничто не вечно в этом мире, даже проклятие, - пояснил старший Колокольный Житель. - Кроме того, надо же оставить ей хоть какую-то лазейку. Только это все равно бесполезно. Она никогда не узнает, что же такое имеется в виду, а уж отыскать и подавно не сумеет.

На этом злобные Колокольные Жители вернулись на колокольню, и привели в относительный порядок уютную мебель из паутины и совиных гнезд, что понесла немалый урон и едва не развалилась на части, когда затеяли этот нелепый трезвон в честь рождения никому не нужной принцессы.

Когда принцессе исполнилось две недели, король заметил королеве:

- Дорогая, боюсь, что принцесса не так хороша собою, как мне казалось.

- Вздор, Генри, - возмутилась королева, - здесь просто плохое освещение.

На следующий день, а это было воскресенье, король отдернул кружевной полог колыбельки и молвил:

- Вот сейчас достаточно светло: погляди-ка сама, она... - Король замолчал.

- И впрямь все дело в освещении, - признал он. - Сегодня она прехорошенькая.

- Конечно, прехорошенькая, верно, лапушка моя? - проворковала королева.

Но в понедельник утром Его Величество укрепился во мнении, что внешность его дочери оставляет желать много лучшего - по меркам принцесс, разумеется. Однако когда снова настало воскресенье и малютку нарядили в парадное платьице и чепчик с белоснежными оборочками, король почесал нос и признал, что, без сомнения, платье наследницу весьма красит и что теперь совсем другое дело. Ибо в тот день принцесса была милее цветочка.

Прошло несколько лет, прежде чем королева, наконец, поняла, что в будние дни дочери ее, пожалуй, стоит одеваться поскромнее и прятать лицо под вуалью. Разумеется, по воскресеньям девочка щеголяла в лучших своих нарядах и в короне чистого золота, как любая другая принцесса.