'Если бы я был учителем' - Соломко Наталья Зоревна (лучшие книги txt) 📗

Соломко Наталья Зоревна

'Если бы я был учителем'

Наталья Зоревна СОЛОМКО

"Если бы я был учителем..."

Повесть

В книгу входят повести "Белая лошадь - горе не мое", "Если бы я был учителем..." и рассказы "Любовь октябренка Овечкина" и др. о жизни современной школы, об учителях, молодых и опытных; о школьниках, их заботах и радостях.

________________________________________________________________

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Часть первая. СОЧИНЕНИЕ НА ВОЛЬНУЮ ТЕМУ

Часть вторая. В РЫЖИХ НЕ ВЛЮБЛЯЮСЬ

________________________________________________________________

Часть первая

СОЧИНЕНИЕ НА ВОЛЬНУЮ ТЕМУ

Что Земля круглая, нам объясняли в школе. Но я это знал и сам, еще до школы. Наш поселок по имени Полуночное стоит на самой макушке Земли. Когда утром выходишь из дому, то сразу видать: Земля круглая, все в порядке улочки, обозначенные пунктиром деревянных одноэтажных домов, разбегаются от наших ворот и тянутся вниз, вниз - к лугам... В лугах пасутся кони. А за лугами - ближний лес, он светло-зеленый. А за ним - синь и темень тайги до самого горизонта. Сразу за горизонтом - Сибирь...

Я иду в школу по круглой Земле и думаю о лошадях, что пасутся в лугах и ждут меня. А я иду в школу...

Кто бы знал, как мне туда неохота!

Мое любимое время года - лето. Потому что не надо в школу. Летом я мечтаю стать лесником: в лесу тихо и никто не кричит, в лесу так хорошо, что и взрослым становиться необязательно.

Зато осенью, зимой и весной мое главное желание - скорее, во что бы то ни стало вырасти! Стать большим, сильным, недоступным. Чтобы меня все боялись и не трогали. Осенью, зимой и весной я мечтаю стать милиционером. А то слишком много хозяев! И каждый знает, каким ты должен быть, что ты должен делать. И каждый уверен, что он может поучать тебя, запрещать и наказывать.

Например, моя классная, Анна Михайловна... Когда она говорит: "Я из вас сделаю людей!" - мне становится страшно.

А когда она говорит: "Вырастете - сами спасибо скажете!" - я смеюсь. Потихоньку, конечно, чтоб она не заметила. Никогда, никогда я не скажу ей спасибо, пусть мне хоть сто лет будет! Она злая. А может, и не злая, а просто за что-то всех нас очень не любит. А за что - никто не знает...

В общем, конечно, я сам виноват. Я сам дурак! Остался на второй год. Один остался - все мои друзья ушли. Вон они - рядом, бегают по школьному двору, курят потихоньку за поленницей, идут домой, размахивая портфелями... Но что-то произошло, что-то разделило нас. Наверно, то, что они - в шестом, а я - в пятом. И я обхожу их стороной, стараюсь не встречаться. А новых друзей у меня нет. Ну их, они же малышня... Поэтому я все время один. Поэтому я весь год читаю книги. Там много всяких людей, они как живые, я люблю их. Но я про них знаю, а они про меня - нет, а так хочется поговорить с кем-нибудь, кто все понимает и не сердится... С мамой? Ей некогда. И она не любит говорить про книги. Я понимаю - ей трудно, она переживает из-за того, что я остался на второй год. Она любит меня и не любит, когда я читаю. Она говорит:

- Лучше - учись! Что тебе эти книги? Все, что нужно, написано в учебнике...

Я не спорю с мамой - я ее люблю. Особенно сейчас, когда она уже месяц лежит в больнице и я живу совсем один. Хуже всего вечером. Я не боюсь темноты. Но больно тихо в доме, нет шагов. Я не могу к этому привыкнуть. Поэтому все вечера провожу в лугах - у лошадей.

Они - добрые, хоть и молчаливые. Я разговариваю с ними. Они слушают и тихонько фыркают. С ними хорошо. И конюх, дядька Самойленко, меня не гонит, разрешает кататься.

- Митюшкин, ты опять без сменной обуви?! - встречает меня на пороге школы Анна Михайловна.

- Опять, - отвечаю я.

- Ты, Митюшкин, не дерзи! - сердито говорит Анна Михайловна и смотрит на меня не мигая. - Ты, Митюшкин, достукаешься! Взрослый балбес, а понятия как... - Она замолкает, подыскивает сравнение пообидней.

- ...как у первоклассника, - подсказываю я.

- Ну уж нет! Первоклассник рядом с тобой - Сократ!

- А это кто такой? - выпучив глаза, интересуюсь я.

- Ну и неуч! - отвечает она.

- Нет, правда, это кто? Писатель, что ль? А чего он такого написал?

- Вы поглядите на него! - возмущается Анна Михайловна. - Он мне будет экзамены устраивать! Пришел без сменной обуви, да еще и разговаривает!

Я ухожу и, уже поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице, слышу, как Анна Михайловна говорит кому-то:

- Вы можете себе это представить - дожить до таких лет и не знать, кто такой Сократ! Тупейшей души человек этот Митюшкин!

- Да чего вы от него хотите - второгодник! - успокаивающе отвечают ей.

Мне смешно. Я ведь знаю, кто такой Сократ. Просто Анне Михайловне про это не говорю. Зачем?

Почему-то в школе я совсем другой. Я очень вредный в школе. Раньше со мной этого не было. Раньше я был тупица, но тихий. А теперь я тупица и хулиган. Так про меня говорят.

Раньше, когда меня ругали и спрашивали: "Тебе не стыдно?!" - я опускал голову и говорил: "Стыдно".

А теперь я говорю: "Не!" - и нахально улыбаюсь.

Я улыбаюсь нахально и мучаюсь. Потому что - я же знаю - человек должен быть добрым. А я - злой. Что-то со мной случилось, что ли. В школе я как с цепи срываюсь. Не могу я в школе быть добрым. Да от меня ведь этого и не требуют. Требуют, чтоб я был послушным...

Я не люблю себя такого - злого, вредного и улыбающегося нахально, но поделать с собой ничего не могу. Когда я говорю: "Не!" - и улыбаюсь, я вру. На самом деле мне стыдно. Но не перед Анной Михайловной, а перед кем-то другим. Не знаю, перед кем...

Звенит звонок - это начало моих ежедневных мучений.

Анна Михайловна входит в класс:

- Здравствуйте. Садитесь. Кто отсутствует?

- Все тута, - отвечает дежурный.

- Что я вам задавала?

Класс настороженно молчит: она задавала выучить наизусть стихотворение.

- Кажется, я задавала вам стихотворение... Все выучили?

- Все! - говорит отличница Ленка.

- Так не бывает, Лена, - усмехается Анна Михайловна. - Иди, отвечай.

Ленка быстро и четко оттарабанивает стихотворение и, получив привычную пятерку, садится на место.

- Афанасьев!

- Я... - уныло откликается самый длинный ученик в классе, - это...

- Не выучил? - неодобрительно смотрит на него Анна Михайловна.

- Так я огород копал... Не успел...

- Сядь, "два".

- Я к завтрему выучу... - басом канючит Афанасьев. - Не ставьте...

- Вот когда выучишь, тогда поговорим. Цыбулько!

- Его нету! - говорит Цыбулько.

- Не паясничай!

Цыбулько вздыхает.

- "Сижу за решеткой, в темнице сырой, - сообщает он, вздыхая. Вскормленный в неволе, орел молодой..." - и надолго замолкает.

- А дальше что?

- Дальше?

- Вот именно?

- Сейчас... - тянет время Цыбулько.

- "Мой грустный товарищ..." - подсказывает Ленка.

- "Мой грустный товарищ..." - повторяет Цыбулько.

- "Махая крылом..."

- Прекратите подсказывать!

Ленка испуганно замолкает. Цыбулько, конечно, тоже.

- Ну, так что там дальше, Цыбулько? - интересуется Анна Михайловна.

- Забыл...

- Учить надо, Цыбулько! Сядь на место, "два".

- Подумаешь! - говорит Цыбулько, изображая презрение на круглом лице.

- Вот и подумаешь, когда дома всыплют! - хмыкает Анна Михайловна. Митюшкин!

Ну вот... Это меня.

- Чего? - говорю я, глупо ухмыляясь.

- Не "чего", а встань!

- Зачем?

- Митюшкин, не выводи меня из себя!

Я встаю.

- Учил?

Я молчу. Выражение лица у меня тупое.

- Ты что, Митюшкин, хочешь на третий год в пятом классе остаться?

- Ага! - говорю я. - А что?

- Есть же люди такие! - громко возмущается Анна Михайловна. - Тебе не стыдно, Митюшкин?