Памятное лето Сережки Зотова - Пистоленко Владимир Иванович (читаем книги .TXT) 📗
Дни побежали.
Николай Михайлович и Сергей меньше рыбачили, больше отдыхали, купались, загорали. За удочки брались к вечеру и по утреннему холодку. Свежая рыба водилась у них всегда. Однажды им особенно повезло: Николай Михайлович в тот день выловил двух крупных сомят. Посоветовавшись, отец и сын решили преподнести их Манефе Семеновне. Николай Михайлович сам было собрался отвезти добычу, но мимо проезжал на лодке знакомый железнодорожник, и рыбу передали с ним.
Николай Михайлович старательно учил Сергея плавать, и мальчик сам не заметил, как стал настоящим пловцом. Оказалось, что это не такое уж трудное дело. Главное - не бояться, чуть бултыхаться, и вода сама тебя удержит. Научился Сергей, как и отец, лежать на воде, нырять, да не просто нырять где-нибудь у берега, на мелководье - это он умел делать и раньше, а на большой глубине, даже в самом затоне. Правда, рядом с Сергеем всегда был отец, и это придавало мальчику смелости. Но что из этого? Вот теперь посмотрела бы Таня! Она и по шейку-то боится в реку зайти, у берега плещется, руками и ногами царапает дно, и думает - плавает. Жаль, что Таня уехала, а то и ее можно было бы с собой взять. В палатке места хватило бы. Когда была жива мама, они втроем там помещались...
О чем бы Сергей ни думал, обязательно вспоминалась мать. И он грустил. А иногда даже плакал. Правда, плакал тихонько, украдкой, чтоб не заметил отец, ставший после смерти матери молчаливым и задумчивым. Сергей понимал, отчего это... Ведь и вправду, как хорошо жилось, когда они были втроем. Бывало, на рыбалке разожгут у палатки небольшой костерик, чтоб дымом комаров отпугивать, усядутся потеснее, и отец начнет рассказывать какую-нибудь интересную историю. Или тихонько затянут песню. Отец любил военные песни: про орленка, которому не хочется помирать в шестнадцать мальчишеских лет, про партизана-матроса Железняка, про сотню юных бойцов из буденовских войск и еще другие песни. А матери нравилась песня про одинокую гармонь, про письмо, в котором в каждой строчке только точки. А еще мать любила припевки и знала их столько, что, кажется, им не было ни конца ни края. Голос у нее был какой-то особенный, то он звенел громко и весело, так, что хотелось смеяться или даже пуститься в пляс, то становился тихим, задумчивым. А отец пел густым басом. Сергей тоже любил петь и знал все любимые песни отца и матери. Голос у него был почти такой, как у матери, и она говорила, что Сережка поет, точно вызванивает стеклянный колокольчик.
А вот теперь они почему-то не пели...
Однажды вечером, когда уже поужинали и легли спать, Сергей вспомнил свои разговоры с Манефой Семеновной и спросил отца:
- Пап, а тут у нас тоже бог есть?
- Какой бог? - удивился отец. - Ты откуда это взял?
- Бабушка Манефа говорила. - Сергей подробно рассказал о своих разговорах с Манефой Семеновной.
- Все это, сынок, выдумки, сказки старых людей. Как про сома, который будто живет в омуте. Помнишь? Нам с тобой они совсем ни к чему. Никакого бога нигде нет. Манефа Семеновна человек пожилой, у нее свои понятия о жизни, а у нас - свои. Мешать-то ей мы, конечно, не будем, но и сами жить по ее указке не станем. Каждому свое.
Сергей больше верил отцу, чем Манефе Семеновне, но она объясняла все так подробно и так уверенно, что рассказы ее у Сергея не вызывали никакого сомнения.
Домой рыбаки вернулись в назначенный день, как и уговаривались с Манефой Семеновной. Она поджидала их, а увидев, засуетилась и кинулась собирать на стол.
- Нет, погодите, - остановил ее Николай Михайлович, - сначала примите рыбешку на пирог. - Он хитровато подмигнул Сергею и вытряхнул из мешка прямо на пол огромную рыбину.
- Нечего сказать, рыбешка! - покачала головой Манефа Семеновна. - Это как же вы ее?
- Да вот так. На галушку. Сегодня утром пожаловал. Мы и подсекли. Хорош сазанчик?
- Уж куда лучше. Да вы, никак, и обработали его?
- Готов. Хоть сейчас на сковородку.
- Завтра придется. А пока давайте я его в погреб, на снежок вынесу, предложила Манефа Семеновна.
Но рыбину понес сам Николай Михайлович. Сергей побежал за ним. Когда они вернулись, Манефа Семеновна сидела край стола. Перед ней лежала пачка денег.
- А вот вам, Николай Михайлович. - Манефа Семеновна гордо подвинула в его сторону деньги.
- Это что? Откуда? - недоуменно спросил он.
- Берите, берите. Ваши. За цветы.
- За какие цветы?
- Ваши цветы. С огорода. Я букеты вязала и на станцию к поезду выносила. Их вон какая сила, не пропадать же зря таким красавцам. А там, у поезда, прямо встать не дают, с руками отрывают. И не только цветы, все, что угодно, можно продать проезжающим.
Манефа Семеновна увлеклась своим рассказом и не заметила, как изменилось лицо Николая Михайловича, побелели губы, сурово сдвинулись широкие брови.
- Манефа Семеновна... - задохнувшись, сказал он. - Да как же это вы... Зачем вы?..
- Или что не так? - забеспокоилась Манефа Семеновна, услышав в его тоне неладное.
- Пойди, Сережка, поиграй во дворе немного, - не глядя на сына, строго сказал Николай Михайлович.
Сергей понял, что взрослые хотят поговорить без него, и выбежал из комнаты. Интересно, о чем же они станут говорить? Уже будучи в сенцах, он услышал, как отец сказал:
- Надюша цветы для красоты разводила...
Когда Сергей вернулся в комнату, Манефа Семеновна сидела на прежнем месте и концом передника вытирала глаза, видно плакала, а отец молча стоял у окна и барабанил пальцами по подоконнику.
Манефа Семеновна несколько дней ходила молчаливая и задумчивая, но цветы продавать больше не стала. Не стала затевать с Сергеем и разговоров про бога.
ВСТРЕЧА С ХРИПАТЫМ
На советскую границу, неподалеку от города Ленинграда, напали финские захватчики. Началась война. Защищать Родину ушел и политрук запаса Николай Михайлович Зотов.
На станцию Николая Михайловича провожала вся ремонтная бригада, Манефа Семеновна, Сергей и много других людей, соседей и знакомых. Среди провожающих Сергей заметил Володю и Сашку Селедцовых. Сергею было очень грустно и хотелось плакать, но он крепился и все время держался за руку отца. Выпустил ее только тогда, когда прозвучала команда садиться и Николай Михайлович полез в вагон.
Поезд тронулся. Вагоны побежали все быстрее и быстрее. Провожавшие стали расходиться. Кто-то подошел к Манефе Семеновне и заговорил с ней. Сергей понуро стоял рядом.
- Сережка! - окликнули его.
Он оглянулся.
- Иди сюда! - махнув рукой, позвал Сашка Селедцов.
Зачем они зовут? Может, играть? Только Сережке сейчас совсем не до того. Он молча качнул головой и потупился.
Увидев, что Сергей не двигается с места, Сашка сам пошел к нему.
За Сашкой двинулся Володя.
- В футбол хочешь играть? - шепотом спросил Сашка. - Я тебя напостоянно в свою команду принимаю. Понял? Могу даже вратарем сделать. Хотя вратарем я сам стою. Может, нападающим? А? Правым краем. Это знаешь как здорово? Будешь?
- Буду, - без особой радости согласился Сергей.
- Тогда - все, - заключил Сашка. - И ты знаешь еще что, Сережка: если кто задираться станет, мне говори. Володька полезет - и ему всыплю.
- Я с Сережкой никогда и не дрался, - обиженно возразил Володя.
- Мы не дрались, - подтвердил Сергей.
Сашка обнял его за плечи.
- Ты, Сережка, не расстраивайся из-за отца. Вернется. Даю слово. Он у тебя вон какой геройский. А теперь пошли, маленько потренируемся.
- Я у бабушки Манефы спрошусь.
- Давай, - одобрил Сашка.
Но Манефа Семеновна Сергея не отпустила, сказала, что сегодня веселиться или же играть с ребятами ему даже неудобно, отца не на веселье проводили.
Сергей взглянул на Сашку и качнул головой: мол, не пускает. Да если правду сказать, то ему и самому было сейчас не до игры.
Вернувшись домой, Манефа Семеновна вместе с Сергеем сразу же прошла в свою горенку, собрала там ему поесть, а сама, больше не обращая на него внимания, встала на колени, начала креститься, бить поклоны и чуть слышно что-то зашептала. Сергей знал, что это она молится богу. Невольно стал прислушиваться. Манефа Семеновна шептала невнятно, но все же Сергей уловил, как она несколько раз произнесла: "раба божия Николая".
