Мадемуазель Виктория - Коротков Юрий Марксович (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
Египет в верхнем правом углу Африки. Будто взяли линейку и отчертили ровный квадрат. В Африке много прямых границ. Папа рассказывал, что их действительно чертили по линейке, потому что в Африке никогда до этого никаких границ не было.
Вика географию учила не по карте. Она раньше, чем смогла выговорить: Босфор, Мраморное море, Дарданеллы, -- проплыла их туда и обратно.
И что такое Египет, она без карты знает: под правым крылом самолета -желтый песок, под левым -- тоже, а посредине -- серая ленточка Нила и узкая полоска зелени по берегам.
Да что самолет! В Каире географию можно изучать с любой крыши: скалы Мукаттам в Старом городе -- это Аравийская пустыня, а Гиза с пирамидами и Сфинксом -- уже Ливийская.
Лешка с отцом исколесил Египет вдоль и поперек. Вот и се- годня -только вернулся из дому, а уже успел съездить в Луксор, в Долину мертвых фараонов.
Подставив стул, он водит пальцем по карте. Кто не жил в Африке, тот думает, что пустыня ровная, как обеденный стол. А Аравийская пустыня -- как гребенка: то хребет -- гебелъ, то ущелье -- вади. Вот и Вади-Габгаба, у самой суданской границы.
-- А знаешь-знаешь, -- говорит Лешка, -- в Ливийской пустыне белые пятна есть. "Белые пятна" -- значит, там еще ни один человек не был. Я выучусь -- обратно приеду, буду разведчиком пустынь. Вот... В пустыне ничего, только скучно, наших мало, ни виллы, ни кино... А по ночам скорпионы в палатку лезут. Утрем ботинок надеваешь, а он там сидит, черный-черный, в шесть глаз на тебя смотрит и крючком ядовитым целит... А я уже привык -вечером мухобойкой их трескаешь-трескаешь...
Лешка ковыряет свои зеленые оспины, поглядывает на Вику исподлобья. Странный какой-то стал -- взрослый и непонятный.
-- А... а мне дядя Феликс смехунчика подарил.
-- Ну? -- оживляется Лешка. -- Покажи-покажи.
Они бегут в Викину комнату. Вика достает розовую коробочку и нажимает на кнопку,
О-о-хо-хо-хо! -- тотчас закатывается смехунчик, будто сидел в своем домике и втихомолку давился от смеха, только и ждал, пока дадут ему волю. -А-а-ха-ха-ха!
Вика и Лешка сидят друг против друга и сдерживают смех. Вика зажимает рот ладошкой, Лешка закрывает глаза, но смех прямо-таки распирает их, как сжатый воздух.
Э-э-хэ-хэ-хэ! -- заливается смехунчик.
Первым не выдерживает Лешка, он фыркает и тоненько-тоненько закатывается. Хохочет и Вика. Они краснеют от смеха, валятся на кровать и дрыгают ногами. Когда смех начинает проходить, Вика снова давит кнопочку, и снова они хохочут, указывая друг на друга пальцами. По пятнистому Лешкиному лицу катятся слезы.
-- Ой-ой-ой, не могу! -- тоненько кричит Лешка. -- Ой-ой-ой, лопну!
Он так покраснел и надулся -- кажется, сейчас и впрямь лопнет. Уже и смеяться трудно, животы будто одеревенели. Лешка икает сквозь слезы.
-- Хва-ик-хватит, ик, ой! -- машет он рукой. -- Ик-хватит, а то, ик, ой, до смерти засмеемся!
Они сидят рядом, отдыхают от смеха. Лешка теперь не кажется взрослым -такой же, как и был.
-- Давай в прятки, -- предлагает Вика. -- Не, вдвоем неинтересно. Давай лучше Асуанскую плотину строить!
Они принимаются за плотину. Длинный коридор превращается в Нил. Из комнат извлекают стулья, тумбочки, чемоданы. Плотина растет и перегораживает коридор поперек.
-- Воду бы пустить.
-- Папа, наверное, ругаться будет. Лешка вытирает пот с зеленой физиономии.
-- Я -- советский специалист, -- говорит он, -- а ты -- моя жена. А потом я буду президент Насер и приеду нас благодарить.
-- Не хочу я твоей женой быть. Я лучше бульдозером буду. Лешка опять смотрит на Вику непонятными взрослыми глазами.
-- Я так не играю. У специалиста должна быть жена.
-- Не хочу.
Лешка останавливает работу, ковыряет оспины и задумчиво говорит:
-- А я, если хочешь знать, когда вырасту, на тебе взаправду женюсь. Вот.
-- А я к тебе в жены не пойду, -- сердито отвечает Вика.
-- Так нельзя, -- рассудительно говорит Лешка. -- Ты девчонка, слабачка, а я тебя буду защищать.
-- Тоже мне, защитник! -- фыркает Вика. Лешка раздувается от обиды.
-- Я вырасту, знаешь-знаешь, какой сильный буду! А папа меня оставил, чтобы тебя защищать, вот.
-- От кого это меня защищать?
-- А вот бандиты полезут-полезут через балкон...
-- Какие еще бандиты? Зачем им в русскую колонию лезть?
-- А "Братья-мусульмане"? "Братья-мусульмане"? Вика слышала эти слова в разговорах
взрослых. Эти "Братья-мусульмане" хотели убить президента Насера. Вот они карабкаются по бугенвиллиям на балкон, в черных галабиях до пят, в черных платках. Плывут по коридору, как черные тени. Под полой галабии -кривые острые ножи. Платки закрывают лицо, только черные глаза сверкают злым огнем...
Вика смотрит на балконную дверь. За дверью -- непроглядная египетская ночь. Балкон в дальнем конце коридора теряется в полутьме. Свет только на кухне и здесь, над входной дверью. В Египте дорогой свет, его гасят, выходя из комнаты. Распахнутые двери зияют черной гулкой пустотой по всему коридору.
А вокруг -- чужая страна. Чужая ночь. Ни звука...
-- Кажется, балконная дверь скрипит... -- шепчет Вика. -- Это ветер, наверное, -- неуверенно отвечает Лешка.
-- Нет. Слышишь, скрипит...
На балконе и в самом деле что-то скрипит. Комнаты вдруг наполняются неведомыми шумами и шорохами.
-- Когда же папа вернется? -- Вика вот-вот заплачет от
страха.
-- Нескоро еще... -- сиплым шепотом отвечает Лешка.
Они жмутся у входной двери. А за тонкой дверью будто бы чьи-то шаги.
-- Надо свет включить... -- шепчет Лешка.
-- Включи...
Лешка колеблется. Включатели в глубине страшных черных комнат.
Он смотрит на сжавшуюся Вику и смело встает. Перелезает через "Асуанскую плотину", ощерившуюся распахнутыми пастями чемоданов. Подкрадывается на цыпочках к ближней комнате, заглядывает...
-- Темно...
-- Включай скорее, -- просит Вика.
Лешка медлит, раскачивается, как перед прыжком в высоту. Бросается в комнату, шарит дрожащими руками по стенам, повизгивая от страха, нащупывает включатель, щелкает им и с воплем вылетает обратно, будто из темноты тянется за ним огромная рука.
Свет включен, в комнате никого нет. Темнота и страшные шумы отступили к балкону.
Уже смелее Лешка расправляется с темнотой во второй комнате, в третьей... Остается только Викина, самая дальняя. Лешка ныряет в нее и с визгом вылетает, несется назад, выкатив глаза:
-- Че-человек! Че-че-черный!
Вспотев от страха, они спрятались за "плотину" и ждут. Ничья тень не падает в коридор из освещенной комнаты.
Лешка уходит на разведку, издалека заглядывает в комнату...
-- Тьфу! -- громко говорит он. -- Это зеркало.
Весь этаж ярко освещен. Зато за окнами стало совсем черно. Лешка идет на кухню и приносит охапку столовых ножей.
-- Главное, не спать, -- говорит он, раскладывая ножи на полу. -- Чтобы врасплох не застукали...
Темное вечернее солнце опускается на Ученский лес, оплывает, растекается на полнеба. Лес и облака пропитались вишневым светом. От Учи поднимаются синие сумерки, а последние лучи уходящего дня еще чертят светлое небо. Из низин, балок, овражков, через край, как переспевшая квашня, вываливается туман, катится по марфинским улицам. По самые плечи в теплом тумане бежит сосед Вовка. Его стриженая макушка то пропадает, то появляется над белесыми клубами.
-- Зае-е-ец! Зае-е-ец! Отец твой еде-е-ет!
У околицы, приглушенный туманом, гудит мотор. Надсадно ревет и мечется на привязи Коська, который до смерти боится папиной "Победы".
-- Да разве я так свою доченьку зову? Ведь я зову ее -- Заинька!
От машины вкусно пахнет бензином, а от папиной щеки -- утренним одеколоном и еще чем-то родным, только папиным...
Вернувшись с виллы, родители застали престранную картину. Под дверью, свернувшись калачиком на половике, крепко спали Вика и ее мужественный защитник. Кругом них веером лежали тупые столовые ножи. Весь этаж был залит светом, а коридор перегородила высокая плотина из стульев, тумбочек и чемоданов.
