Северяне - Мищенко Дмитрий Алексеевич (мир книг .TXT) 📗

У опушки ее заметил Всеволод.

– Черная-я-я-я!

И катится вдоль леса по всему пастбищу сильное, звучное эхо: «…а-а-ая… а-а-я-я!..» Она поднимает над головой руку. Всеволод скачет навстречу. Вот уж недалеко, еще минута – и всадники улыбаются друг другу:

– С добрым утром, княжна!

– И тебя, Всеволод!

Она будто вобрала в себя на лету весь свежий воздух леса и поля, помолчала, тяжело дыша.

– Как хорошо тут, Всеволод! – проговорила наконец девушка. – Нету, видно, ничего лучше, чем это свежее утро на пастбище.

– Знаю, княжна, – улыбнулся юноша, – я вырос здесь.

– Да, да… – смеется Черная. – Но ты не знаешь, как хорошо мне здесь теперь, когда опасность позади, когда тревога миновала. Ну как бы тебе сказать…

– На вольной воле?

– Ага! На вольной воле! А они хотели отнять ее у меня… – Лицо ее стало печальным. – Хотели завезти на чужбину, подальше от любимых лесов, от земли Северянской.

– Не нужно об этом, забудь о хозарах. Ты теперь в безопасности. Погляди – кругом леса и леса. Ни входа, ни выхода из них нет тому, кто не знает дороги…

– Хорошо, я не буду, – повеселела девушка. Они проезжали вдоль рассыпавшихся по пастбищу двухлеток. Княжна вдруг остановилась и воскликнула:

– Глянь, Всеволод, конь какой-то затесался среди жеребят!

– Это их вожак. Он тоже двухлеток, да очень приметен среди всех и ростом и всей статью.

– А я вчера не видела его. Или другой вчера водил косяк?

– Правда твоя, княжна. Другой. Этот был на конюшне. Едва поймали мы его всем скопом. Быстрый, как серна, а дик, как барс.

– Как же звать его?

– Да Барсом и зовем.

Девушка залюбовалась конем, глаз с него не сводит.

– Я хочу взглянуть на него поближе.

– Ладно, посмотри.

Всеволод тронул Вороного, и они молча поехали рядом.

– Здесь станем, – проговорил он немного погодя, – отсюда и гляди, ближе он не подпустит.

Барс поднял голову и, вытянув шею, настороженно смотрел на всадников.

– Ой, Всеволод, – восхищается девушка, – какой же он красивый! Давай подъедем еще ближе.

– Нельзя, Черная, не подпустит.

– Да что ты заладил – не пустит да не пустит. Поехали!

– Княжна…

Но она уже тронула Сокола и шагом пустила его прямо на Барса.

Заметив, что к нему приближаются, конь еще выше поднял голову, еще больше насторожился. Потом фыркнул, нагнул шею и побежал к табуну.

Тогда она решила подъехать к Барсу с другой стороны.

– Да оставь ты его, Черная, – кричал Всеволод, – говорю же тебе, не подпустит он!

Но ее уже нельзя было остановить. Как, она, Черная, не подойдет? Ей не дастся в руки этот красавец? Не может того быть!

Княжна спешилась, передала Сокола Всеволоду и стала подходить к Барсу.

Юношу охватила тревога: вот упрямая девчонка, лезет прямо под ноги! Еще ударит ее дикарь…

Но Черная стояла на своем: нарвала травы и стала подходить к Барсу все ближе и ближе, подзывая его тихим, ласковым голосом. И во взгляде ее было столько доброты, что Барс и впрямь подпустил ее совсем близко. Однако как только княжна попыталась сделать следующий шаг, он фыркал и отбегал прочь.

Тогда Черная сбросила с себя кривую хозарскую саблю, лук, колчан со стрелами, потом плащ и стала тихонько приближаться.

– Барс, Барс, – улыбаясь, нежно звала она, – ты мой хороший… Не бойся же. Видишь, я иду к тебе с голыми руками, я не причиню тебе зла.

Конь смотрел на нее умными темными глазами и настороженно водил ушами. Время от времени он вытягивал морду, дрожащими ноздрями принюхивался к запаху девушки, слушал ее нежное воркование.

– Кося, косюшка, не бойся, возьми из моих рук свежей травки… ну возьми…

В немом изумлении смотрел на них Всеволод и глазам своим не верил. Неужто Барс ее подпустит? Еще один шаг – и княжна будет рядом. Вот-вот прикоснется к Барсу, тронет его гриву. Не ударил бы только!

А она протягивает руку с охапкой свежей травы. Барс обнюхивает, потом трогает ее губами. А Черная – о боги! – уже ласково гладит его пышную гриву. Вот она достает что-то из кармана, протягивает вперед, и снова Барс осторожно касается бархатными губами ее руки, а она гладит его, расчесывает челку, щекочет под шеей…

«Чем она покорила дикого жеребенка? Чем привлекла к себе? Лаской, добротой или красой своей? – думает Всеволод. – Барс и тот дался ей в руки! И тот покорился!» А девушка потихоньку отошла от коня, подобрала свой плащ и оружие, ловко вскочила на Сокола. Она сияла от радости, от удачи! И, отъезжая с пастбища, уже повелительным тоном приказала погонщику.

– Барса прибережешь для меня! Слышишь, Всеволод! Даже князю не отдавай! Только для меня!

XII. В СЕТЯХ ДВОЙНОЙ ИЗМЕНЫ

Примирение с хозарами не принесло Амбалу покоя. Возвратившись в Чернигов и немного оправившись от пережитого потрясения, он понял, в какие сети попал, закрылся в своем доме, целые сутки не показывался на людях. Что он делал там, никто не ведал. Только по беспрерывным, незатихающим шагам догадывались, что ходит, думает все время…

В детинце не удивлялись мрачному уединению Амбала. Ведь не нашел он княжну, а князь грозился голову снять, если и другие посланцы вернутся без нее. Амбалу, правда, удалось убедить Черного, что хозары не выкрали девушку, что они сами шныряют повсюду и злы на князя за то, что он укрывает где-то дочь, прикидывается страдальцем, а на самом деле обманывает их. Слова его совпали с доносами наблюдающих за хозарами княжьих слуг. Сам чаушиар упрекал князя и в запальчивости высказал то же, о чем говорил и Амбал.

Это немного успокоило Черного, смягчило его гнев. Но он не забыл своей угрозы и сказал, что отсрочит кару до возвращения дружинников, посланных на розыски дочери.

Надо было что-то немедля делать, чем-то умилостивить повелителя Северянщины. И тут Амбал вдруг подумал, что хозары вот-вот уедут. А уедут они, девушка сама явится. Помог же ей кто-то выбраться за городские стены, поможет и вернуться в город, сообщит ей, что хозар уж нет в Чернигове.

Обрадовавшись этой мысли. Амбал побежал к князю рассказать о намерении хозар не сегодня-завтра выехать из Чернигова. Но князь не пожелал его видеть, и Амбал снова впал в мрачное бездействие, закрылся у себя и снова начал раздумывать, где выход из страшного водоворота, в который бросила его злая доля.

С чего все это началось, когда началось? В детстве? В юности? Нет, нет, и детству и юности его можно только позавидовать. Отец был известный на всю Хозарию хакан-бек – наместник и глава войска хозарского. Сколько битв выиграл в постоянных столкновениях с врагами Итиля! В походах и сечах жизнь свою провел. Ну и его, Амбала, приучал к тому же. С тех пор как помнит себя, с коня не слезал: сначала обучили езде, потом стрельбе из лука, сабельному бою. А там походы и сечи, настоящие сечи с печенегами.

Нет, нет, о детстве и юности ничего плохого не скажешь. Они остались незабываемо прекрасными. Даже звание кендер-хакана [29], вершина его славы в Итиле, не может затмить собой воспоминаний о ранних вёснах, о погожих днях на широкой, как море, реке.

Никто, кроме торговых людей, не оставался тогда в Итиле. Одним пора было ловить рыбу в полноводных весною реках, другим – засевать рисом заливные поля, третьим – присмотреть в степях табуны коней, стада коров, отары овец.

О-о, то были незабываемые дни, а особенно для них, детей итильской знати. На все лето, до глубокой осени выезжали они в вольные степи, под звездное небо. Его, Амбала, ждали там самые лучшие во всем табуне кони, ждало то, о чем так сладко мечтал зимой.

Старый Ибрагим учил его ездить верхом. Посадит, бывало, без седла на коня и давай гонять вокруг себя на аркане. А когда замечал, что мальчик уже хорошо держится, усложнял езду. И на боку, и под брюхом висел Амбал у коня. На ходу соскакивал, на ходу и садился в седло. Сколько раз страх сжимал его сердце, но зато как радостно билось оно, когда чувствовал, что становится лучшим, первым среди ровесников наездником.