Собрание сочинений (Том 1) - Лиханов Альберт Анатольевич (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Я быстро даю себе слово, что больше ни за какие коврижки не приду сюда. Вот уж не ожидал! За что меня стыдить, если мы на самом деле, тьфу ты, если нам на самом деле не задавали это стихотворение Пушкина? И вот, надо же, при девчонках стыдить меня. За что?
Я опустил голову, прикусив губу: не хватало еще разреветься тут. А Татьяна Львовна воскликнула:
- Друзья мои! Мой замечательный актив! А давайте-ка мы устроим городской конкурс! Юные чтецы Пушкина! Как прекрасно звучит! И как это важно нынче!
Девчонки во главе со Светкой что-то трещали, но я не слушал. Я поднялся и стал натягивать свое пальто, американский подарок.
Я надеялся исчезнуть в суете, раствориться в этом зале, чтобы больше не появляться в закутке с вечно кипящим чайником, но вдруг почувствовал на своем плече руку.
Татьяна Львовна как-то тихо зашла мне за спину, повернула лицом к девчонкам и теперь держала меня за плечо.
В другой руке у нее была толстенная книга в зеленом переплете и золотыми буквами на нем.
- Вот Пушкин, - сказала она изменившимся, дрогнувшим голосом. - У него необыкновенная судьба. Он эвакуирован из Ленинграда. Эвакуировался вместе со мной.
Татьяна Львовна закашлялась, точно поперхнулась. Потом произнесла еще тише:
- Пушкин, Лермонтов и Гоголь, три великих писателя. Я не могла представить себя без них. Возьми, Коля, эвакуированного Александра Сергеевича. Почитай с бабушкой и мамой. Лучше всего вслух. Это собрание сочинений в одном томе. Издание Вольфа. Книга моей юности.
Я протянул руку, но Татьяна Львовна отдала книгу не сразу. Она быстро глянула на меня, улыбка скользнула по ее лицу. Татьяна Львовна передавала мне огромный красивый том так, чтобы я не сразу, а постепенно почувствовал его тяжесть. Я протянул вторую руку, конечно, я мог держать такую громадную книгу только двумя руками, да и то изо всех сил, - и тогда библиотекарша, наконец, отпустила том.
Кажется, я даже покачнулся и принял Пушкина к себе.
Вышло так, что мы обнялись с великим поэтом.
Вернее, это я обнял его.
Конец того вечера получился странно необыкновенным. Потом я даже думал, что мой сон начался еще там, в библиотеке, и что путь домой в совершенно неприличном сопровождении девчонок вместе со Светкой тоже был частью сна. А ведь это я сам попросил девчонок проводить меня, можно ли выдумать такое? Да, попросил. И они не засмеялись надо мною, наоборот, сразу и вполне серьезно согласились, завернув предварительно замечательную книгу в газету.
Не каждому встречному объяснишь, что это значит, когда ты шагаешь в девчоночьей толпе, в самой ее середине, прижимая к животу огромный сверток - кирпич в газете, слиток золота? - да, как известно, чем меньше ты хочешь, чтобы тебя видели, особенно знакомые, тем больше шансов с кем-нибудь встретиться.
Меня увидел Вовка. Похоже, он шел в библиотеку, из-под мышки у него торчали книги, но, заметив меня, он как настоящий друг побежал рядом со мной и с моей охраной.
- Коль, - крикнул он, - куда это тебя ведут?
- Да нет! - ответил я не очень понятно. - Я сам!
- Врешь! - взволнованно крикнул Вовка я толкнул плечом Светку, пытаясь вырвать меня из окружения.
Но Светка оказалась крепче, чем думал Вовка, и он чуть не упал.
- Врешь! - снова крикнул мой друг, и я, чтобы урезонить его, чтобы он без всяких разговоров поверил мне, ответил ему самыми серьезными словами, какие слыхал из уст паханов возле проходных дворов:
- Падла буду!
На Вовку и правда это подействовало, зато девчачий конвой колыхнулся от возмущения, готовый, кажется, разбежаться, но по Светкиному возгласу тут же сомкнулся вновь.
- И он ходит в библиотеку! - воскликнула она. - И ему дали такого Пушкина?
Я подумал, что девчонки, пожалуй, могут отнять у меня книгу, и крепче прижал ее к себе. Еще чего! Не они давали, не им отнимать! А Вовке сказал:
- Приходи ко мне! Узнаешь!
Я похвалил себя. Хорошая мысль - позвать Вовку. Хоть эти девчонки и шагают рядом со мной, чтобы у меня не отняли Пушкина, ничегошеньки это еще не означает. Они сами по себе, и я сам по себе, а никакой не девчатник. Мало ли что может взбрести в голову тому же Вовке. Так что пусть придет и сам убедится: они нужны мне только для дела.
Словом, это глупо и неблагородно, но вместо благодарности я девчонкам нахамил возле своих дверей. Поклонился им и сказал, построив примитивную логическую цепь:
- Спасибо, дорогие янки!
- Какие еще янки? - фыркнула Светка.
- Вы разве не читали, - ехидно проговорил я. - Янки при дворе короля Артура!
Одни девчонки рассмеялись, другие хлопали глазами, не понимая юмора, а Светка покраснела.
- И этому человеку дали Пушкина! - опять воскликнула ока.
Но теперь ее восклицание совершенно меня не задело.
Вовка примчался через десять минут. На моем столе лежал раскрытый Пушкин, поэтому объяснять ничего не пришлось. Такую толстенную книгу Вовка никогда не видал, за это можно было ручаться. Каждому ясно, что главное во всякой книге - слова, но в этой книжище было еще полно картинок, штук сто, не меньше, и я пролистал только треть, внимательно разглядывая животных и лица людей. Когда появился Вовка, мы начали листать том с самого начала. Бабушка куда-то ушла, никто нас не сковывал, не мешал нам вслух восторгаться и охать от страха. Как тут не охнешь, если на картинке, например, мертвец или летают черти и под картинкой написаны такие слова: "Мчатся бесы рой за роем в беспредельной вышине..."
- Давай почитаем! - торопился Вовка.
- Досмотрим картинки? - предлагал я, и Вовка охотно соглашался, потому что ведь и картинки, особенно страшные, смотреть интересно.
Слова, напечатанные под картинками, мы читали тут же, по очереди. Например, какая-то восточная спальня, женщина в ненашинских одеждах стоит на коленях перед другой, а внизу слова: "И молит: "Сжалься надо мной, не отвергай моих молений".
Мы оба хмыкаем, таких слов нет в нашей жизни - сжалься, молений, - но торжественные выражения не отталкивают от книги, а, наоборот, притягивают к ней. "Пред бедной девой с невниманьем Он хладно потупляет взор". Тут уж, кроме слова "он", мы ни одного слова не употребляем, надо же, как интересно. А еще ангел с мечом в руке перед стариком с клюкой. "Духовной жаждою томим, В пустыне мрачной я влачился, И шестикрылый серафим На перепутье мне явился".
