Дай лапу, друг медведь ! - Петухов Анатолий Васильевич (книги регистрация онлайн txt) 📗
На полу лежал ворох длинных сосновых лучин, а под столом и на лавках, у комода и в углу возле печки стояли белые, с легкой розовостью новенькие корзинки. Одна из таких корзинок, еще недоделанная, с торчащими кверху лучинами, лежала на коленях старика. Приятно пахло смолой и непривычной для избы лесной свежестью.
- На-ко вот, гости пришли! - воскликнул дед. Он проворно поднялся и стал освобождать деревянную лавку, рассовывая корзинки по углам. Проходите сюда, садитесь!
Как всякий человек, подолгу живущий в одиночестве, он был искренне обрадован приходом ребят.
- Не беспокойтесь, дедушка! Мы ненадолго, - сказал Валерка и первым прошел в горницу.
- А мне ведь не жалко, - улыбнулся старик, - сидите хоть до завтра!
Был он худ и костляв, на сутулой спине торчали лопатки, но по тому, как улыбался и говорил, чувствовалось, что дед в полном здравии и в хорошем настроении.
- Мы посоветоваться пришли, - опять сказал Валерка. - Собираемся медведей на Стрелихе покараулить, а как лабаз делать, не знаем.
- Вон чего!.. - Старик с пристальным любопытством вгляделся в лица ребят. - А не боитесь медведя-то?
- Чего его бояться? - бодро ответил Валерка. - Он сам людей боится.
- Это правда, - подтвердил дед. - Людского духу зверь пуще всего не любит... А ружья у вас есть?
- Мы так, без ружей, - смутился Валерка. - Только посмотреть...
- Понимаю, понимаю, - закивал старик. - Ежели увидеть, разницы нету, что с ружьем, что без ружья... Да... Охота бы вам пособить!.. Попробуйте, может, и выйдет чего... А лабаз делать просто. Возьмите доску, да крепкую палку, да веревочку. Тоже крепкую. Больше ничего и не надо. Найдите на краю поля две деревины посуковатее и чтобы рядом стояли, доску - на сучья, от одного дерева к другому, чтобы ловко сидеть, а пониже, опять же на сучья, палку приладьте, под ноги. Вот и все. Доску и палку привяжите веревочкой, а то ненароком соскользнут с сучьев-то, тогда и упасть недолго.
- А делать высоко? - спросил Андрюшка.
- Высоко не надо. Сажени две от земли, и хватит. По-нонешнему метра четыре... Сучки, которые глядеть мешают, уберите, чтобы поле хорошо видать было. А то, как смеркнется, любой листочек помехой станет. Сидеть, конечно, надо тихо. Шевелиться нельзя, говорить нельзя, а курить - боже упаси!
- Что вы, дедушка! Мы же не курим! - вспыхнул Валерка.
- Понимаю!.. Я уж так, заодно сказал.
- Спасибо! - поблагодарил Валерка старика. - А то мы хотели на Крутиху бежать, прошлогодние лабазы смотреть.
Деда Макара передернуло.
- На Крутихе - лабазы? Тьфу! - Он сплюнул на пол и растер подошвой подшитого валенка. - То не лабазы, а срамота одна, архитура какая-то. Столько нагорожено кольев да жердей, что и заяц за версту увидит. Гвоздей по фунту страчено. Только деревья спортили, пакостники!.. Лабаз неприметным должен быть и чтобы человека на нем не видать было. Вот как!..
3
Когда-то на Стрелихе, на этом длинном поле, с трех сторон окруженном лесом, был хутор. Жил на том хуторе большой угрюмый мужик по прозвищу "Стрелец". Прозвали его так за то, что будто бы давным-давно то ли его прадед, то ли дед прадеда служил во времена Петра Первого в стрельцах.
Хуторянин умер вскоре после революции от тяжелой болезни, которая скрутила его в одночасье. Оставшись одна, бездетная вдова Стрельца Марфа забросила хозяйство и стала жить тем, что каждодневно ходила в Овинцево нянчить ребятишек.
Ни яслей, ни детских садов в ту пору не было, и Марфа Стрелиха очень выручала семейных женщин. Кто бы ни попросил ее поглядеть за ребятишками, к каждому она с готовностью шла на помощь. Соберет десяток, а то и больше ребят и забавляет их - сказки рассказывает, песенки, самой же придуманные, напевает. В обеденный час всех накормит, напоит, самых малых спать уложит, а тех, кто постарше, на улицу выведет, чтобы сон младшеньким не сбивали; и ходит с ними, как квочка с цыплятами.
В деревню Марфа Стрелиха так и не переселилась и каждый вечер ходила ночевать в свою избу, которую деревенские мужики время от времени подправляли в благодарность за добрые услуги хозяйки.
Умерла Марфа на своем хуторе старой-престарой, уже после войны. Дом свой она завещала сельсовету "на благо малым детишкам". Но изба оказалась настолько ветхой, что ни на что не годилась, и сельсовет вывез ее на дрова для колхозного детсада. На месте хутора остался лишь небольшой бугорок да высокая развесистая береза, что росла под окнами дома.
С тех пор широкое поле, что окаймляло былой хутор, так и называлось - Стрелиха, под этим названием значилось оно и во всех колхозных документах.
На бугорке, где прежде стоял дом, густо разрослись ивовые кусты. Каждую весну трактористы опахивали этот крохотный клочок земли с высокой березой да зарослями ивняка. Но когда председатель колхоза распорядился выкорчевать кусты и старую березу, чтобы они не мешали в работе, колхозники Овинцева, те самые, которых в малолетстве пестовала старая Стрелиха, не позволили выполнить это распоряжение: для них береза была памятью о славной и доброй женщине. Так эта береза и стоит до сих пор посреди поля.
- Давай тут! - предложил Валерка, оглядывая старое дерево. - Видишь, какая она суковатая, и все поле с нее видать!
Андрюшка возразил:
- Дедко Макар сказал, что на краю поля делать надо. А на этой березе медведь сразу нас увидит.
Долго бродили ребята вокруг Стрелихи, подыскивая подходящие для устройства лабаза деревья. Валерка таскал под мышкой длинную доску, а Андрюшка - прямой березовый кол. Они уже не раз влезали на приглянувшиеся осины и березы, но приладить доску, чтобы она была незаметна и держалась крепко, не удавалось.
- Попробуем еще здесь, - предложил Андрюшка, остановившись возле трех берез, растущих из одного корня.
Валерка задрал голову. Толстые белые стволы с зеленоватыми узорами лишайников на коре метров на пять от земли не имели ни единого сучка. Зато выше сучья были корявые и толстые.
- Высоко лезть. Без сучьев-то... - с сомнением сказал он.
- Заберемся! - И Андрюшка первым полез на березу, которая была потоньше.
Грузный и мешковатый, он лез неуклюже, обхватывая березу руками и ногами, при этом надсадно пыхтел, но все же подвигался вверх и добрался-таки до нижнего сука. Взгромоздившись на этот сук, он протянул руку вниз:
- Давай доску!
Валерка вставал на цыпочки, но подать доску не смог - она оказалась коротковатой. Тогда Андрюшка вытащил из кармана бечевку, размотал ее и конец спустил Валерке.
- Привяжи к доске!
Все получилось ловко. Андрюшка поднял на веревочке доску, положил ее на сучья, потом таким же способом принял от Валерки березовый кол.
- Лезь, все готово.
Валерка забрался на березу только с третьей попытки.
- Смотри, как крепко! - полушепотом сказал Андрюшка и потрогал доску. - Даже привязывать ничего не надо.
Друзья уселись рядышком, поставили ноги на березовую палку, огляделись. Край поля просматривался с шестиметровой высоты великолепно. Несколько редколистных веточек, которые оказались на уровне глаз, нисколько не мешали обзору.
- И все-таки их надо обломать, - сказал Андрюшка, вспомнив наказ деда Макара: "Как смеркнется, любой листочек помехой будет".
Но обломать ветки оказалось совсем не просто. Они были на концах толстых сучьев, рукой не дотянешься, и по суку приблизиться нельзя - под тяжестью тела сук прогибался и концевые веточки отдалялись еще больше. Однако Андрюшка и тут нашел выход. Он снял кол, что был положен под ноги, к концу его крепко привязал раскрытый складной ножичек, и теперь этим орудием обрезать тонкие ветки не составило труда.
- Вот и порядок! - удовлетворенно сказал Андрюшка, когда березовый кол опять лег на свое место, под ноги.
Между тем время шло, и на поле спустилась тень.
- Все, молчим, - шепнул Валерка и замер, приготовившись слушать и смотреть во все глаза.
Андрюшка засунул руки в карманы брюк, втянул голову в плечи, чтобы воротник куртки прикрывал шею, и, как сыч, уставился на поле большими, широко расставленными глазами. В желтом, с легкой прозеленью овсе по кромке поля он сразу увидел беспорядочно проложенные узкие тропки. Местами эти тропки как бы расширялись, и сверху было видно, что там высокий густой овес смят, стебли перекручены. И он вдруг понял: тропки проложены медведями, а там, где овес смят и перекручен, звери кормились. Но это же всего в пяти-шести метрах от берез, на которых устроен лабаз! От волнения Андрюшка начинает сопеть.
