Край земли - Кузьмин Лев Иванович (полная версия книги TXT) 📗
— Может! — отчеканила Кирилка. — Директор нашей школы — Смехов, а нам, когда он вызывает в кабинет, ни капли не до смеха. Так что фамилия тут ни при чём!
— Но я бы на твоём месте всё равно призадумалась.
— А я бы на вашем месте, если бы за кого боялась, так села бы вместе с этим человеком в самолёт — и точка!
— Что-о? — изумилась тётя, и лицо у неё вытянулось, а брови полезли вверх.
— Села бы вместе с ним, то есть вместе со мной, в самолёт — и точка! — повторила Кирилка. — А там, оглянуться не успеем, и уже Кызылкуль. В Кызылкуле наш друг Вася Козлик. У Васи Козлика — легковая машина, тоже, наверное, «козлик». На машине мы примчимся к папе-маме. И вот: «Здравствуйте, я ваша дочка! Здравствуйте, я ваша тётя! Наконец-то мы съехались все вместе!» Знаете, как будет весело!
Брови у тёти поднялись ещё выше, лицо вытянулось ещё больше. Такая смелая мысль у неё самой никогда не возникала и возникнуть не могла. На работе в детском саду она привыкла всегда и за всё бояться. Она и переулок-то родной переходила с такой опаской, как будто за ней тянется строй детсадовских малышей-карапузиков, а тут сразу, на тебе — поехали в Кызылкуль! Куда-то на край земли!
Тётя склонила голову набок и медленно, с великим сомнением произнесла:
— Ты так думаешь?
— Я так думаю, — тоже медленно, но очень твёрдо ответила Кирилка. — Ну, что? Можно доставать чемодан?
И вот не очень решительная тётя вдруг почти решительно махнула рукой:
— Доставай! Ехать так ехать, пропадать, так вместе. Одну я тебя отпустить не могу, на мне ответственность.
А потом она смущённо улыбнулась и тихо договорила:
— Ну и, конечно, еду потому, что соскучилась по своей единственной сестре, твоей маме.
На другой день ровно в десять ноль-ноль тётя и Кирилка сели в самолёт, который летел в целинные края с посадкой в Кызылкуле. По сравнению с московскими и дальневосточными лайнерами, он был не так уж и велик, а внутри, как показалось тёте, даже негде в нём и повернуться.
На тёте было толстое зимнее пальто, тёплая зимняя папаха, на колени она поставила чемодан, и в узком кресле ей сразу стало не только тесно, но и жарко.
Во время посадки получилась, кроме того, маленькая неприятность.
Наслушавшись Кирилкиных разговоров о том, что путешествие будет нетрудным, а главное — быстрым, тётя испекла перед самым отъездом яблочный пирог, обернула его дюжиной старых газет, спрятала под бельё в самую серёдку чемодана и надеялась, что в такой упаковке пирог доедет до места почти тёплым.
Но когда стали подниматься в самолёт, навстречу вышла бортпроводница в пилотке и очень вежливым голосом сказала:
— Громоздкие вещи в салон не заносить. Прошу их оставить в багажном отсеке.
А тётя испугалась, что в багажном отсеке будет холодно, пирог там застынет, и взяла чемодан, как портфель, под мышку.
— У меня вещь не громоздкая. Эту вещь я должна держать при себе.
— Что значит «при себе»? — обиженно глянула проводница. — Аэрофлоту надо верить. Аэрофлот отвечает за всё.
— Мы верим, — сказала Кирилка.
— Я верю, — смутилась тётя, да только чемодан из рук всё равно не выпустила, и вот теперь сидела в узком кресле с чемоданом на коленях, и ей было тесно, жарко и конфузно.
Зато лёгкая Кирилка устроилась лучше некуда. Место ей досталось рядом с круглым оконцем. За стеклом светило солнышко, ярко сверкало морозным инеем поле аэродрома.
Чуть впереди и повыше оконца протянулось огромное крыло. Под ним висел мотор с пропеллером. Пропеллер вдруг начал вертеться с такой быстротой, что исчез из глаз, и на месте его остался лишь прозрачный круг. За бортом самолёта загудело, по бетонной дорожке побежали тонкие снежные ручьи, поле вдруг тоже побежало, — самолёт тронулся.
Тётя проговорила взволнованно и сипло:
— Внимание! Пристегнуть ремни!
Кирилка подняла глаза, увидела на переборке светящуюся надпись, пошарила вокруг и сразу нашла два ремня с пряжками.
Тётя в своём кресле тоже закопошилась. Она изо всех сил стала дёргать такие же ремни, всё пыталась застегнуть их вокруг себя и чемодана, но ремни не сходились.
«Горе моё!» — подумала Кирилка и с большим трудом помогла тёте застегнуться.
В салон вошла строгая бортпроводница. Она объявила, на какой высоте, с какой скоростью полетит самолёт, как звать-величать командира. Потом добавила:
— Во время полёта прошу не курить. Желаю доброго пути!
Тётя робко, как школьница, подняла руку:
— Курить мы не будем, но почему на креслах ремни тугие такие?
Бортпроводница шагнула к тёте, молча расстегнула тяжёлые пряжки, просунула и крепко защёлкнула их там, где положено. Между тётей и её драгоценным чемоданом.
А путь оказался и вправду недолгим. Уже через час самолёт пошёл на снижение, и как только он в Кызылкуле покатил по снеговой дорожке, тётя сразу оживилась, моментально забыла весь свой конфуз.
— Глянь-ка! Впрямь не успели опомниться, и уже приехали! Теперь верю, пирог привезём свеженьким. Теперь лишь бы нас не подвёл этот самый Козлик.
— Не подведёт! Будьте уверены! — сказала Кирилка.
Но внизу, у лесенки самолёта, их никто не встречал.
Там вообще уже не было ни единой души. Только под самым самолётом меж больших колёс ходил, низко пригибался и по-медвежьи переступал меховыми унтами авиамеханик и что-то там, на металлическом брюхе самолета, разглядывал, похлопывал рукавицей и опять разглядывал.
Вокруг расстилалась холодная равнина. Над ней нависло серое небо. По снежным застругам насвистывал ветер. Он переметал узкую тропу, и все бывшие попутчики были уже далеко. Прикрываясь от ветра варежками, упрятав носы поглубже в тёплые воротники, они спешили реденькой цепочкой к невысокому, длинному, словно приплюснутому домику. Над кровлей домика торчала глиняная труба, ветер срывал с трубы плоскую струю дыма, силился повалить высокую тонкую радиомачту — похоже, это и был местный аэровокзал.
— Вот так да! — сказала тётя, то и дело оступаясь на рыхлой тропе. — Вот так да! Вот так приехали… Где он, твой хвалёный Козлик? Неужто ленится выйти, у печки сидит? Так и машины близко не видно…
Действительно, ни у крыльца, ни на крыльце вокзала их тоже никто не встречал, и даже широкая дорога, убегающая к чуть заметному вдалеке посёлку, была пустынной. Тётя сердито перехватила из руки в руку чемодан, ещё больше нахмурилась:
— Попали в историю, нечего сказать. Я как чувствовала, из нашей поездки ничего путного не выйдет. Ну, где он, Козлик? Где?
— Да что вы всё, как маленькая, где да где! Наверное, там, где надо! — не вытерпела Кирилка и от расстройства даже повысила голос. Она толкнула плечом тугую дверь вокзальчика, тётя протиснулась за ней.
Сквозь морозное облако пара сначала ничего нельзя было разглядеть, а навстречу так и ударил оглушительный рёв баяна, весёлый гвалт, топот и смех. Гулкие половицы, весь тесный вокзальчик, казалось, качались, ходили ходуном.
Пар схлынул, и Кирилка с тётей увидели баяниста. Он, круто склонив голову в барашковой кубанке, изо всех сил дёргал тугие мехи инструмента, перебирал яркие кнопки ладов, а перед ним ухал и ахал, топоча, кряжистый, как гриб-боровик, парень в распахнутом полушубке и ходила павой черноглазая дивчина в соскользнувшем на плечи, на шубейку пуховом платке.
Вокруг теснилась толпа. Она подхлёстывала плясунов озорными криками, и тётя опасливо обошла толпу, выбрала угол поспокойней, возле самой кассы.
Под окошечком кассы на тонконогой скамье сидел в полном одиночестве унылый человек. Он весь, как серый воробей в стужу, нахохлился, руки засунул в рукава, поверх шапки и пальто на нём было повязано крест-накрест толстое байковое одеяло. Точно так вот пакуют по морозной погоде малых ребятишек чересчур заботливые матери, точно так вот кутаются, собираясь в дорогу, очень старые старушки.
