Синие пташки-пикушки (рассказы) - Юровских Василий Иванович (читать полную версию книги txt) 📗
Перед селом Любимово Кольша повернул вправо на увалы. Он считал, что селом идти опасно, примут за бродяг и отведут в милицию. Она тут близко. Меж Любимово и Уксянкой никакого разрыва нет, как есть одно село. На увалах за логом наткнулись на целое поле неубранного мака. Дух захватило у нас, ни разу не видели столько спелого мака! И никто его не охранял.
Мы до отвала наелись мака, набили карманы и выбрались на межу. Солнце пригревало, как летом, и тепло разморило нас. Кольша и начал зевать:
- Эх, поспать бы, Васька!
- Эвон зароды сена, пошли туда! - кивнул я брату.
Когда проснулись, высунулись из норы в зароде, на улице было темно. Неужто снова ночь? Оставаться у зародов не стали; снова увалом побрели искать дорогу из Уксянки на выселку Десятилетку. Ниже нас по берегам речки Барневки горели огни, лаяли собаки и доносились голоса людей. Людей мы боялись пуще всего. Они могут помешать нам уйти на фронт, могут вернуть нас в Юровку, где сейчас-то обязательно считают ворами Кольшу и меня, а Витьку увезли в тюрьму отбывать принудиловку.
Что уже совсем поздно, догадались по Кичигам* на небе, - тятя с мамой всегда по ним узнавали время. Мы попали в тополя и среди площадки нашли какое-то возвышение из досок. Ведро с хлебом поставили внизу, а сами по ступенькам забрались наверх. Спали недолго, нас затрясло от холода, и мы пошли в село искать теплое место. Увидали низенький огонек в пристройке у длинного дома, и брат начал искать скобку у двери. Она неожиданно открылась, и мы увидали у красной от жары железной печи старика с костылем.
_______________
* К и ч и г и - созвездие Орион.
- Дедушка, можно погреться? - пролепетали мы из-за порога.
- А чего не можно! Заходите, да дверь-то прикройте. Откуля, добры молодцы?
- К тяте идем.
- А где он будет?
- В Десятилетке... - пробормотал Кольша и пристроился на полу у печки рядом со мной.
Старик еще что-то спросил, но ни я, ни Кольша ему не ответили.
- Подымайтесь, ребята! - растряс он нас на рассвете. - Сторож я, раймаг охраняю, и посторонних не велено пускать. Покуда никто не увидал, топайте к отцу. Светло уж!
На улице сон ободрало и захотелось поесть. А где же ведро с хлебом? Кольша припомнил тополя, и мы мимо здоровенной церкви побежали к ним. На травянистой площадке валялось опрокинутое ведро, а калачи и ковригу ели коровы. Брат ухватил тополиный сучок и с ревом кинулся на корову с ковригой. Она бросила ее, и Кольша успел огреть черную обжору лишь по задней холке. Может, мы бы еще отбили у коров объедки Минькиных калачей, но появились откуда-то бабы и закричали на нас, помянули слово "воры" и "бродяжки", и мы бросились бежать из тополин на бугор к старой ферме. Бог с ним, с хлебом, ведром и спичками, хоть бы ноги унести.
По-за кладбищу у запруды мы обогнули ненавистную Уксянку и не решились спуститься с увалов в соседнюю деревню Брюхановка. Сейчас-то мы точно знали - людей надо избегать, пока не придем на фронт. За Брюхановкой Кольша помнил дорогу на выселку Десятилетка и вывел меня на нее через необмолоченную пшеницу.
Обжеванную ковригу съели раньше и заглушали голод зерном из колосков. Кольша утешал меня, что скоро покажется озеро Зеленое, за ним - Сосновое, а там и выселка близко. Там у дяди Андрея - троюродного тятиного брата, наедимся, отдохнем и дальше двинем.
Занялись колосками и не услыхали, как прямо на нас выехали на вороном жеребце мужчина и женщина. Она что-то вполголоса сказала ему, и он засмеялся. Бежать нам было некуда, да и поздно, что-то будет с нами...
- Куда мальчики путь держат? - улыбаясь, спросила она.
- К тяте, - буркнул Кольша и исподлобья уставился на нее.
- Понятно, - согласилась она, поискала правой рукой в ходке и протянула нам булку. - Ну, ну, не робейте, ребятки! До тяти вам еще далеко, вы же голодные, по глазам видно!
- И по колоскам! - подхватил мужчина. - Берите, хлопцы!
- Спасибо! - всхлипнули мы разом.
Кольша прижал булку к лопотине, а ходок весело прокатил дорогой на Уксянку.
Боялись мы с ним людей, три села обошли увалами, а вот незнакомые же люди накормили нас. И вовсе не пытались изловить, не считали за воров и бродяг.
В Десятилетку вошли тоже затемно, а пока было светло, побывали по соседству у Зарослого озера, где часто рыбачил и охотился наш тятя. А как его обойти, вдруг тятя спросит про Зарослое, а мы и слова не скажем о нем.
- К дяде Андрею не пойдем, Васька. Все одно его нет, на войне он, а тетка Настасья, поди, знает, чо случилось с нами в Юровке, - сказал брат. - Никак нам нельзя появляться у нее, не бывать тогда у тяти.
Кольша вовсе не собирался отказываться от похода. И спать мы с ним устроились не у тетки Настасьи в тепле, а у них в стожке сена на огороде. К утру и в сене пробрало нас и пришлось вылазить из стожка. Все вокруг сбелело от инея, отава на огородной меже с хрустом ломалась, когда мы выбирались к большой дороге из огорода.
- Неправильно, Васька, мы на фронт дорогу выбрали. Сегодня на Юровку двинем, под Морозовой обогнем ее и на Пески. У дяди Василья погостим и на станцию в Далматово. На паровозе поедем. А то пока пешком идем война-то и кончится, с тятей разойдемся, - ободрял меня брат.
А сам он тоже дрожал, как и я, никакой бег нас не согревал. Вот если бы не коровы, были бы спички, и долго ли костер распалить, лесу у нас полно, одного тальника не истопить всей Юровке...
- Ага, Кольша, - соглашался я с братом, хотя мне страсть хотелось домой. Пускай мама отлупит, пускай орет Ефимка и зовет ворами - все равно домой. Поди, не больно и поверят ему, будто мы обворовали школу...
Дорога от Десятилетки до Юровки хожена нами не раз и потому ближе кажется. Вот Большое болото со степью позади, за лесами слева Трохалевская степь показалась, а за ней и само болото Трохалево. Вон и урочище Штат это еще со старых времен называют увал Штатом, где лучшую пашню отводили макарьевскому попу. Влево с дороги у росстани культурный стан бригады, на полях ее дядя Андрей, родной тятин брат, трактористом работает. У него надо было нам спросить, как скорее к тяте попасть, он бы маме не рассказал...
На повороте к стану мы увидали подводу, а спрятаться нам некуда - у осинника трактор, влево у стана и вовсе народу полно. Люди все наши, юровские, придется идти вперед, некуда деваться.
Еле-еле брели мы с Кольшей к подводе. Меня морозило и тошнило, брат тоже пошатывался из стороны в сторону. И хотя не дошли до подводы, узнали, кто сидит на телеге - дядя Андрей и... моя учительница Таисья Сергеевна. "Как они узнали, что мы сюда придем?" - мелькнуло у меня, но почему-то не испугало, и разгадывать тоже не захотелось. Дядя с учительницей на телеге, казалось мне, были не на дороге, а висели в воздухе, каким он бывает по весеннему испарению.
- Эй, вояки, шевелись! Варвара-то с ума сходит из-за вас, и вот она, Таисья Сергеевна...
Дядя Андрей недоговорил: учительница спрыгнула с телеги нам навстречу, схватила нас обоих на руки и... заплакала. А у меня еще пуще закружилось все в глазах, и я успел подумать: "Вовсе и не зловредная у нас Таисья Сергеевна..."
Весь мокрый, как в бане на полке, очнулся я и долго думал, где я? Вроде дома на полатях, и Кольша рядом лежит и турусит во сне. В избе кто-то есть. Вот фельдшер наша Лена Абросимова сказала:
- Не волнуйтесь, тетя Варя, поправятся ваши бойцы! Уж вы их, пожалуйста, не браните!
- В школе им никто и словечка не скажет! - это Таисья Сергеевна воскликнула.
- Вон как я прошусь на фронт, и меня не пускают. Оказывается, вояки сами должны бежать! И бегут, только по кругу! - смеется дядя Андрей. - Да и где бы они на такой громадной войне нашли Ивана?
- И не дай бог им узнать дорогу на войну, - печально вздыхает бабушка. - Не дай бог...
НОЧНЫЕ ТОНИ
Озеро безлунной ночью угадывается легким пошлепыванием волн о песочно-крутой восточный берег, будто и впотьмах девчонки стряпают песочные лепешки-калабашки и, подражая матерям, пришлепывают их мокрыми ладошками. А как ближе подойдешь - потянет щелоком теплой воды, возбуждающим запахом живой рыбы: свеже-золотистыми и опрятными карасями Маленького озера, а не тинно-илистыми, как на Большом. Учуешь странно-огуречный дух озерной травы: рогоза, крестовника и метлистого тростника.
