Золотой след (легенды, сказки) - Чернолусский Михаил (серия книг TXT) 📗
И вот день встречи настал. Мы пришли раньше назначенного часа. Разместились передохнуть у дуба. Дерево по цвету оказалось естественным. Большущее и, судя по стволу, очень старое. Может, в молодом возрасте крона и была голубоватой, затягивало испариной после дождей. Кто назвал дуб голубым - мои земляки или Шмель?
Шмель наконец показался на тропе. Лет пять тому назад я его однажды увидел в Забаре, - он не был таким длиннобородым и сутулым.
Старец сел на почерневшую от ветров и дождей лавочку, что была недалеко от дуба, оглядел всех и тихо сказал:
- Ну?
Приходько стоял ближе всех к Шмелю. С понурой головой, как провинившийся школьник. Отчего бы это?
- Ну, - повторил Шмель, так как все молчали.
Что он хочет услышать? Никто ведь не знает, зачем собрал нас. Смутно бродила мысль - ждет нашего покаяния, ибо дела в колхозе плохи.
- Я понимаю, Шмель, - сказал наконец Приходько, - тебе нажаловались.
Шмель стукнул посохом по земле.
- Я не судья вам и не начальство. Жалоб не выслушиваю. И не затем звал.
Но, странное дело, Приходько продолжал:
- Ябедники донесли тебе, что трактор ночует у моих окон.
- Барином стал, - прошипел Шмель.
- Барином? В одном пиджаке и работаю, и в гости хожу. Нет, Шмель. Нельзя нынче трактор в гараже оставлять. Подпоят сторожа, подменят старую деталь на новую и не найдешь, кто ворует. У Славки Коржика слыхал, поди, сиденье из кабины сперли. Кто? Не свои же. Кинулись мы в Семеновку, а как найдешь? Сменили, конечно, обшивку, докажи теперь - чье сиденье.
- И свои хороши, - кто-то за моей спиной бросил фразу.
- И свои хороши, - согласился Приходько. - По-волчьи у нас пошло.
- Не новость это, Приходько, - сказал Шмель. Потом долго молчал.
История Славки Коржика (Вячеслав Коржиков он на самом деле) вообще-то дикая, - в Климове он в подследственном изоляторе сидит. А трактор его постепенно раскурочивают, хоть Тарас Григорьевич и приказал особо охранять. Все в Забаре ждут суда, лет пять мужику припаяют, не меньше. На жизнь председателя покушался, - гонял на тракторе по пахоте, а потом легковушку начальственную протаранил. И все, конечно, из-за денег, зарплату по году не платят. Славке лошадь даже не дали, чтоб на ярмарку два мешка картошки на продажу отвезти.
В Забаре, когда случилось это со Славкой, - гром грянул. Народ раскололся - кто поддерживал Славку, кто осуждал. А если по правде - без свидетелей все поддерживали.
И Шмель разгневан был. По этому случаю сам пришел в село и сказал людям, что если так пойдет, - мудрецы всего мира вас не выручат и даже Бог вам не поможет.
Что такое власть, ежели она бесконтрольная? - спрашивал Шмель. Напасть это на людей, а не их благо, ибо такая власть только о себе думает. А на суд много ли надежды? Нет. Суд закон ценит, а не человека. Закон за порядком в государстве следит, а не за душами людей, их надеждами.
Но Шмель, конечно, не призывал к самоуправству. Настоящая власть над человеком, говорил он, у земли, а людское начальство лишь помощник этой власти. И суд без народной совести - не суд, а расправа. Земля трудолюбие ценит и не дает людям ум пропивать, а совесть, прошлое и семью бережет.
Мысли Шмеля изложил мне Тарас Григорьевич. На свежую голову бригадир и сам мог поговорить о жизни. Его любимая фраза - "Кривая не в ту степь нас тащит". Намек я хорошо понимал. Он считал, что Славка и председатель оба преступники, и это самое опасное, потому что судить в таком случае надо всех - по совести и по закону.
Между прочим, вспоминая Славкину историю и разговор тогдашний с Приходько, я не мог понять - почему же сейчас все отмалчиваются? Оттого ли, что ничего в Забаре не изменилось, каялись перед Шмелем уж много раз, а воз, что говорится, и ныне там, - или ждут от старца новых советов?
Долгую паузу нарушил наконец сам Шмель.
- Значит, в раздорах по-прежнему живете? Говори вам, не говори...
Приходько оборвал мудреца, чего никто, я знаю, себе никогда не позволял:
- Шмель, у кого земля, у того и власть. Сам говорил. Земля не наша.
- Ну и что? Ежели тебя кормит не мать, а чужая женщина, отречешься от нее? Вы отреклись. И потому у меня уже нету ни волшебства, ни сил вам помогать. Нету, мужики. Не во мне было волшебство, а в земле вашей, и вы этого не поняли.
Сказав так, Шмель поднялся со своей черной лавочки.
- Вот об этом и хотел вам сказать.
Тут все наконец поняли - прощается. Для этого и позвал.
Мужиков, как током ударило.
- Шмель, погоди!.. Погоди, Шмель! Без тебя как же нам? И так худо. А без тебя и вовсе петля. Шмель!..
Но мудрец уже тихо шагал по тропе и все видели - плечи у него то поднимались, то опускались. Не плачет ли?
Когда Шмель скрылся за кустами, на поляне появилась Степанида - с ведром воды и кружкой.
Молча поставила на лавочку ведро, протянула Приходько кружку.
Все, конечно, хотели пить, день был жаркий. И душу надо было остудить.
Мудрая монашка Степанида.
Мы вернулись из леса, и я сказал Приходьке:
- Тарас Григорьевич, давай сходим завтра к Шмелю. Может, передумает, а?
- Завтра суд в районе над Славкой. Я свидетелем вызван.
- Что же мне одному идти?
- Не советую. Шмель своих решений не меняет.
Но я не понимал: ужели покинет старец свою лесную обитель? И все-таки решил - схожу один. Завтра же!
В эту ночь над Забарой играла сухая сильная гроза, спать не давала.
- Это же надо, - молясь, шептала моя хозяйка.
Утром я поторопился в лес.
Чем ближе подходил к Голубому дубу, тем тревожнее становилось на душе. В самом деле, легко ли было Шмелю попрощаться с людьми, которых он так хорошо знал и любил, кому, как мог, всегда помогал. Не уведет ли его Степанида в другие края? Этого даже Приходько, я думаю, не мог предположить.
Еще не дойдя до поляны, я почувствовал запах гари. Кольнуло: пожар!
И побежал.
Я малость ошибся - пожар был вчера, а сегодня - пепелище и тишина.
Недалеко от сгоревшей изгороди стояло черное ведро и ничего более. Даже печь была разрушена. Я противился мысли, что Шмель сам сжег избушку. Вспомнил - ночную грозу. Вот и ответ: молния и дуб расщепила, и в домик попала.
Как неожиданно и странно закончилась история лесного отшельника. Я живо себе представил идущих сейчас по проселку Шмеля и Степаниду. Калики перехожие. Куда их приведет дорога? И сколько дней жизни осталось Шмелю? У старости близок час последней версты. Похоронит старика Степанида на каком-либо пригорке под безымянным, лозой связанным крестом и пойдет дальше одна. Даст ли ей приют монастырь?..
Я долго не уходил с поляны. Понимал, что прощался с прошлым. Что оно такое, это прошлое? Во многое из того, что было, - поверить трудно, но и не поверить нельзя. Так и на этот раз будет. Не осуждай нас, Господи, за сомнения наши и нетвердую память. Мы лишь люди, дети твои.
ПОД ТВОИМ НЕБОМ
(отрывок из романа "Чаша терпения")
1
На третьем этаже хирургического корпуса оказалось женское отделение, а Люда назвала именно третий этаж, разъясняя Андрею, как в больнице найти Петра.
Андрей поднялся на четвертый этаж, недоумевая, как Люда могла ошибиться.
Сидящая у коридорной двери грузная красноносая няня, не ответив Андрею на вопрос - лежит ли здесь в двадцать первой палате больной Зацепин, сердито буркнула:
- Халат взял, а ноги что ж?
- Что ноги? - не понял Андрей.
- А то. Не разрешается паркет топтать... В прихожей ящик, чехлы там... Мороки с вами... Ну чего стоишь? Не пущу так.
Андрей догадался наконец, что он должен натянуть на ботинки чехлы.
- Погоди, мать. Зацепин все-таки тут лежит?
Шмыгнув красным носом, няня взглянула наконец на Андрея.
- Ох и несмышленый ты парень.
Натягивая на ботинки большие полотняные чехлы с завязками, Андрей думал: "Как в музее, честное слово, будто тут не люди в палатах, а редчайшие экспонаты прошлых веков". От этой мысли родилась уверенность, что больница по всему видно - хорошая, и Петра быстро вылечат.
