Виктор Вавич (Книга 2) - Житков Борис Степанович (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
Таня так же сидела головой в диван. Анна Григорьевна попробовала дотронуться до ее головы, но Таня вся дернулась, как от удара электричества, и вдруг глянула на Анну Григорьевну напряженным взглядом, закусила распухшую губу. Выпрямилась. Отвела взгляд. Поправила сбитую набок шляпу. Одернула юбку. Она тряским дыханием сказала:
- Про...сти...те, - она старалась успокоить лицо, успокоить в руке стакан. Она отпила половину. Анна Григорьевна смотрела на ее руки в крови, на изрезанные перчатки.
- Вам дать чего-нибудь? - говорила Анна Григорьевна, хотела спешить, но Таня покачала головой, медленно, размеренно.
- Благодарю вас. Я сейчас уйду. Не беспокойтесь.
- У вас кровь, кровь тут, - Анна Григорьевна показала на своем лице.
- Пустяки! - Таня говорила уж почти спокойно. Она достала платок из сумочки, слюнила его и терла щеку.
- Руки, руки! - Но Таня осторожно отвела руки, не дала Анне Григорьевне.
- О вашей Наде я, к сожалению, ничего не знаю. У меня она не была вот уж неделю, что ли. Танечка глубоко перевела дух.
- Танечка! Что за тон, милая вы моя! - умоляюще крикнула Анна Григорьевна.
- О Наде ничего, - ровным тоном начала Таня.
- Да с ума вы сошли, Танечка! За что? Несчастье кругом, а вы... Танечка!
И Анна Григорьевна наклонилась и сильно трясла Таню за плечо, как будто старалась разбудить.
- Ведь часу нет как городовой ушел. Обыск был. Таня вскинула глаза.
- Надю искали. Засаду оставили. Милая! - и в голосе и в глазах Анны Григорьевны были слезы. - Голубушка! - всхлипнула Анна Григорьевна и увидела, что можно обнять Таню, и она прижимала ее всей силой и плакала неудержимо свободной бабьей рекой, широкими слезами.
Таня гладила старуху по голове, откидывала со лба мокрые седые волосы.
- Не могу, не могу, - всхлипывала Анна Григорьевна, - извелась, за всех извелась! Саньку понесло! Куда? - и она смигивала с глаз слезы, чтоб верней видеть Танин взгляд. - Куда? - вдруг остановила плач Анна Григорьевна, она держалась взглядом за Танины глаза. Танин взгляд дрогнул, на миг раскрылся, как крикнул. - Ну скажите, куда? - и Анна Григорьевна трясла Таню. - Знаете, знаете? Ну, не мучьте! - и она целовала Таню в плечо. Таня отвела глаза.
- Вот вам честное слово - не знаю. Не пропадет! Таня встала. Анна Григорьевна с дивана спрашивала еще заплаканным взглядом: "правда? не пропадет?"
- Руки бы умыть... - сказала Таня, усиленно разглядывая свои руки.
Анна Григорьевна вскочила:
- Да, да! Что я! Как это вы?
- Пустяки, - улыбалась Таня, - это я стекла била со злости. Я ведь ужасно злая, - болтала Таня и сдергивала разрезанные перчатки, они прилипли от крови.
- Осторожней, осторожней! - говорила Анна Григорьевна, поливала на руки Тане. - Смотрите, нет ли стекла. Стойте, я сейчас бинт достану. Бинт надо.
- Мы ведь все одинаковые, - говорила Анна Григорьевна, заворачивая бинтом Танины холеные руки, - все мы одни - нет! нет! я уж сама, - Анна Григорьевна деловыми руками кутала Танины пальчики. - Вот когда дети будут - все одни, все сравниваемся... А это все до детей, - и Анна Григорьевна решительным узлом завязала марлю на тонком запястье.
Она пошла прятать остатки бинта и вошла с туманом в глазах. Она не глядела на Таню, а в угол, и говорила, как одна:
- Ах, как меня Надя волнует, - и шатала осторожно головой.
- Спасибо! Прощайте, - сказала Таня.
Анна Григорьевна все смотрела в угол, покачивала головой. Танечка пошла в переднюю, она уже взялась за дверной замок, как вдруг Анна Григорьевна окликнула:
- Стойте, стойте! Забыли! - и она полубегом спешила к Тане: - Это ваш, наверно! - она протягивала сверток. Там был цвет. Танина рука взяла сверток - забинтованная, неловко.
- Ах, merci! - сказала Таня и толкнула дверь.
Таня спустилась один марш и стала на площадке. Ей вдруг не стало мочи идти - как будто вдруг ничего не стало и некуда идти. Она стояла и хмурилась, чтоб надуматься. Но брови снова распускались, и только пустая кровь стучала в виски.
Внизу хлопнула с размаху дверь, гулко в пустой лестнице, и вот шаги, быстрые, через две ступеньки. Таня насторожилась, дрогнула, смотрела вниз да, да! Санька Тиктин, криво поднят ворот, шинель расстегнута, и крупно дышит, и смотрит как с разбегу - узнает ли?
- Здравствуйте! - сказал Санька запыхавшимся голосом, кивнул, не сняв фуражки.
- Оттуда? - спросила Таня шепотом и глядела в глаза пристально и строго.
Санька кивнул головой и стоял, опершись о перила, трудно дыша, но все еще чужими глазами смотрел на Таню.
- Наври своей маме, что видел Надьку, - вдруг на ты, первый раз на ты, сказала Таня и придвинулась ближе, - скажи, что видел с товарищем, что ли. И сам приди в человеческий вид.
Таня, закутанной в бинт рукой, прижала на место Санькин ворот. Прихлопнула. Она еще раз строго оглядела Саньку и пошла вниз по лестнице.
Санька дослушал шаги, и хлопнула басовито парадная дверь.
Огонь
ФИЛИПП сразу залпом вдохнул утренний воздух. Натягивал его в грудь и выпускал ноздрями, встряхивал головой.
Осень будто остановилась отдохнуть - было тихо и сухо.
"А она там у меня сидит и дожидается; приду, а она есть, - думалось Филиппу, и ноги быстрей шли, - а вдруг и не дождется? Эх, черт, и ведь никак не думал и кто б сказал - не поверил", - Филипп улыбался и отмахивался головой - "не гляди!" - кричит, и вспомнилось, как сжалась от стыда, пронзительно как! Эх, милая ты моя! А потом пошла в голове вместе с шагом плыть теплая кровь - то шире, то уже, наплывала на глаза, и Филипп не видел, кому давал дорогу. Не слыхал шагов по привычным мосткам, и только на панели у пробочной фабрики отошла теплынь. Городовой окликнул:
- Проходи мостовой! Свертай право!
Филипп глянул: трое городовых с винтовками ходили под окнами фабрики. Филипп глянул в окна: как будто тихо, стало, бастуют. В последнем окне он заметил свет - будто кто шел с керосиновой лампой. Но стать было нельзя. Филипп еще раз оглянулся.
- Проходи, проходи! - крикнул вдогонку городовой.
А вот он длинный, низкий канатный. Филипп шел посреди мостовой мелкими стеклами рябили решетчатые окна. Тусклый свет мелькал в заводе, и опять черные шинели с винтовками - старые берданки, вон штык-то какой вилой выгнут. Городовые провожали Филиппа глазами. А за углом шум. Ага! У ворот кучка. Вон и квартальный - серая шинель. Так и есть: вон поодаль еще народ - это на работу не пускают. Фу ты! Квартальный туда. Бежит. Городаши за ним.
Филипп стал на минуту.
- Пррра-ходи! - и один городовой шагнул и винтовку от ноги вскинул.
- Ну! - Филипп дернул вверх подбородком.
- Не рассказывай, сука, а то враз поймаешь! - и городовой сделал еще два шага и щелкнул затвором.
Дальняя кучка рассыпалась, Филипп видел, как в одного кинули камнем.
- Да бей в него! - крикнул городовой от ворот.
Филипп повернулся и пошел. Он сделал шагов пять, и сзади грохнул выстрел. Филипп оглянулся. Городовой стрелял туда, куда убежала кучка. Да неужели? Филипп оглянулся еще раз: из низенькой заводской трубы, крадучись, поднимался жидкий дымок.
- Вот сволочь! Какая ж это там сволочь? Бабы, что ли? - Филипп еще раз оглянулся на трубу. - Расскажу Егору, сейчас все узнаю, все-все, как кругом дело, - и Филипп поддал шагу. Теперь уж город, гуще стало на тротуаре, гремят по мостовой извозчики. Филипп проталкивался, отгрызал куски папироски и отплевывал прочь.
- Позвольте прикурить? - Филипп не сразу узнал Егора в барашковой шапке, будто даже ростом выше.
- Дурак ты! - сердито заговорил Егор.
- Чего дурак? Знаешь, что возле канатного? - Филипп строго глянул на Егора.
- Каким ты, дура, расплюям листки отдал? А?
- А что? - Филипп брови поднял, чуть не стал.
- Иди, иди, - бубнил Егор. - Что? А вот и что! Провалили они листки, все девять сотен. Вот что!
- Да ну? - Филипп глядел в землю.
