Дамка хочет говорить - Панов Александр Сергеевич (список книг txt) 📗
— Ой, Дамка, какая ты раньше веселая, красивенькая была! Мордашечка, как на картинке! — сказала Любушка. — Прямо беда, стареешь не по дням, а по часам.
А Мурат с каждым днем все взрослеет, лучше понимает Любушку. Иногда он молча, без визга ждет, когда она к нему подойдет. У него становятся немигающие, просящие глаза, кажется, вот-вот заскулит, но нет — ждет напряженно, неподвижно, даже не виляя хвостом.
Неужели и у меня бывают такие большие, преданные глаза, когда смотрю на тебя, Любушка? Неужели И я с таким же любопытством слежу за тобой, ожидая, когда подойдешь? Тебя Мурат уже понял, что ты добрая, а Тамару побаивается. Я раньше тоже побаивалась, а теперь понимаю ее. Я заметила: почти все люди, когда говорят с нами строго, то это они нарочно делают, а когда ласковы, то это они на самом деле такие. И вот Тамара нарочно строго приказывает: «Поди на место!», «Не лижись!». Я конечно, слушаюсь: раз ей это нравится, бегу в будку, чтобы она знала, что поняла ее. Выглядываю из будки, радостно повизгивая, мол, все исполнила, а теперь разреши подойти.
Жду ее зова: «Ладно, иди ко мне, старушка». И когда позовет — люблю Тамару больше всех. Но она редко зовет, забывает что ли?
24
Утром я провожала Марту и Музлана. Целый день не могла себе места найти: надоело лежать, надоело слоняться по двору. С нетерпением ждала вечера. Стада еще не видно, а я уже бежала за деревню встречать. Так и кажется, что вместе с ними увижу Бобика: вот уж начнет радостно носиться вокруг меня!
— Пойдем с нами, — позвал меня Музлан.
— Возьмет ли меня пастух?
— Возьмет, — обрадовался Музлан. — Будем вместе пасти.
— Возьми меня пасти, — попросила я пастуха.
— Что, скучаешь по Музлану? — догадался он. — Бобик твой зорко за коровами глядел.
— И я буду зорко глядеть.
— А ну попробуй, веди свою Марту, приучайся.
— Ладно, иди за своим хозяином, одна управлюсь, — сказала я Музлану. Но он не послушался, вместе пригнали домой Марту.
Когда я гнала Марту, думала, вот уж обрадуются Люба и тетя Катя, потреплют меня по голове: «До чего умница у нас, Дамка!» Но Любушка даже не заметила меня. В моей будке лежал Тим!
— Не мешай Тимошке спать, — говорила Любушка, отталкивая рукой Мурата. Он скулил, крутился, хотел, наверное, с Тимой поиграть. — Он наш желанный, и ты не серчай… Я еле-еле его нашла, знаешь, как не давался в руки, не хотел идти и все боялся. Ну что тут будешь делать? Все же уговорила. Хватит, набродяжничался, устал… Он очень давно не спал в будке… Попробуй поспать под открытым небом да в дождь, да в метель… Пусть крепко выспится, он теперь не боится, а мы подождем.
Время шло, а Тим все спал… Но вот он зашевелился, выглянул из будки и тут же спрятался.
— Здравствуй, Тим. Мы ждали тебя, мы все тебя любим… Не унывай! Ждем Марию Алексеевну, теперь она скоро, скоро придет… Мы все будем вместе жить.
Но Тим не выходил, он будто не слышал меня. Или забыл про Марию Алексеевну? При ее имени должен бы радостно залаять, выскочить из будки и забегать по двору…
— Слышишь меня, Тим!
И вдруг… вдруг я поняла, что не умею разговаривать, что я вовсе не сказала Тимке всех этих слов, что они не дойдут до него никогда! И Любушка не поймет меня никогда! Я залаяла в отчаянии, но Тим лежал! Я лаяла и слышала, что у меня звонкий голос.
— Ты что, Дамка? — удивилась Любушка. — Перестань гавкать!
Но я лаяла, лаяла…
Утром, как всегда, я пошла за стадом. Музлан думал, что я вернусь, но я шла и шла рядом с ним. Большой, молчаливый. Возле него как-то спокойно и весело. Он мудро поглядывает на меня.
— Теперь вместе будем смотреть за стадом, только научи меня.
Когда разбредаются коровы или не туда идут, пастух не говорит ничего Музлану. Угадав волю человека, он бежит, прихрамывая, и негромко, коротко лает. Не кусает, не пугает, а приказывает не разбредаться. Коровы понимают и слушаются. Как хотелось, чтобы и мне они подчинялись. Почему, когда была молода, не пасла?
Скоро и я стала догадываться, что мне делать. Коровы подчинялись моему лаю. Старалась опередить Музлана, носилась с одного конца стада на другой.
— Умница, Дамка, — удивлялся пастух.
Нет, я не уставала, но к вечеру сильно болели задние лапы, не хотели идти. Однако теперь была спокойна и уверенна — я помогаю пастуху и Музлану. Почему же раньше целыми днями я сидела возле будки, слонялась по двору, не зная, что делать. Ведь я была сильная, неутомимая, могла бы легко бегать за коровами. И не устала бы! Почему раньше меня не научили пасти коров?
Однажды около водопоя я побежала за коровой и упала. Ноги не слушались. Пастух положил меня возле речки.
— Отлежись, Дамка. На обратном пути захватим. — Он дал мне хлеба.
— Я хочу с вами, — сказала я.
Музлан лизнул меня и пошел за стадом.
Уходили коровы… Я их любила. Уходил пастух. Уходил Музлан… Ко мне подошел Шарик. Молча постоял, может, думал, как мне помочь. Он было заскулил, но тут же замолк, глядя с тоскою вдаль. Да, невозможно жить без людей. Я видела, как он однажды подходил к стаду, но пастух прогнал его, как последнюю собаку. Ну что я ему посоветую? Он отвернулся, поджав хвост, и пошел к деревне. На кого он надеялся? Что его ждало там?
Я увидела Пиратку, он кружился надо мной. Узнал, узнал меня! Садись со мной рядом, а я немножко полежу… Я замахала хвостом, а он вдруг полетел куда-то от меня. Не улетай, Пират!..
Что с моими ногами? Совсем обезножила! Я должна встать. Музлану одному тяжело собирать стадо, он ведь тоже старенький. Казалось, разбредутся без меня коровы. Вставай, Дамка, вставай!.. Сил нет. Ничего, отлежусь немного и пройдет. Не хочу идти домой одна, только бы вернуться с коровами. Марту пригоню… И увижу Марию Алексеевну… Дорогая Мария Алексеевна, помнишь, ты говорила Витальке: «Собака предана тебе, как же ты можешь обижать ее? Тем более, она не может объяснить твою несправедливость, как человек, и будет по-прежнему предана тебе»… Вашему Тимке хорошо у нас, мы все любим его…
Сейчас я пригоню Марту, Любушка…
«Ах ты, пастушка моя!» — похвалишь меня. Если бы я могла тебе сказать: «Любушка, вот и я». Хоть бы одно слово сказать: «Любушка».
Знаю, ждешь и ты меня, Мурат! Слышу радостный лай. И опять в холодную ночь ты прижмешься ко мне, словно к родной матери, и я скажу: «Спи спокойно, малыш!»
