От первых проталин до первой грозы - Скребицкий Георгий Алексеевич (мир книг TXT) 📗
— А ты знаешь, брат, когда огурец слегка горчит, это даже приятно, говорил мне Михалыч. — Понимаешь, придаёт какой-то особый вкус, особую остроту.
Я был с этим совершенно согласен и, преодолевая отвращение, ел горькие, как хина, огурцы.
Всё шло как нельзя лучше. Огород наш так разросся, что походил теперь на тропические джунгли. Мы его совсем не пропалывали. Особенно буйно разрослись на грядах и между ними крапива и лебеда.
— Ничего, это даже к лучшему, — уверял Михалыч, — создаётся естественная затенённость. А то на солнце вся зелень начала бы вянуть и сохнуть.
Мы были очень довольны нашим огородом и уже подумывали о том, что скоро надо будет снимать основной осенний урожай.
И вот как-то раз Михалыч, как обычно, пошёл на огород, чтобы принести «кое-что» к ужину. Мы с мамой сидели за столом и ждали.
Неожиданно дверь с шумом распахнулась, и в столовую вбежал Михалыч. Он был весь красный, глаза метали молнии.
— Застрелю, собственными руками застрелю! — закричал он, задыхаясь от гнева.
— Кого, кого застрелишь? — перепугалась мама.
— Эту негодную тварь.
— Какую тварь?
— Корову! Твою корову! — Михалыч еле перевёл дух. — Тысячу раз говорил: «На чёрта она нужна! И молоко и масло — всё есть на рынке». Так нет, нарочно держите это чудовище!..
— Подожди, успокойся, — перебила мама. — Что ж она сделала?
— Съела, весь огород съела! — в полном отчаянии проговорил Михалыч. Сколько работы, сколько трудов — и вот результат!
Я выскочил из-за стола и побежал взглянуть на всё своими глазами. Действительно, на месте нашего пышного огорода торчали какие-то жалкие, объеденные стебельки. Все гряды были перетоптаны, перемяты. Я с горечью поглядел на этот ещё недавно цветущий уголок. Увы, от него ничего не осталось.
Пришёл и Михалыч, закурил, молча стоял у открытой калитки.
— Да как же она сюда забралась? — недоумевал я.
— Забыл, я сам забыл запереть калитку, когда перед обедом сюда заходил, — мрачно пояснил Михалыч.
Так нам и не удалось собрать осенний урожай с нашего огорода.
Но корову Михалыч всё-таки не застрелил и даже очень скоро перестал на неё сердиться.
— А наши с тобой труды в огороде всё-таки не пропали даром, — однажды весело сказал он.
— То есть как не пропали?
— Очень просто: ты пьёшь молоко, ешь сметану, масло, а почему они такие вкусные, жирные стали? Потому что корова нашими овощами питалась. Это брат, совсем не то, что какая-нибудь трава-мурава.
Действительно, с тех пор как корова побывала в нашем огороде, мне стало казаться, что её молоко, и сметана, и масло стали особенно вкусные.
Мама тоже с этим вполне согласилась.
ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ
Лето кончалось. В зелёной листве берёз уже появились жёлтые прядки. Грачи и ласточки сбились в огромные стаи. Грачи целые дни разгуливали за рекой по скошенному лугу, добывая разных жучков, червячков. А ласточки с утра до ночи носились над тем же лугом, над речкой, над пустошью за городом, охотясь за мошками и комарами.
А иной раз будто тёмная тучка покажется издалека и быстро приближается. Но я хорошо знал, что это вовсе не тучка, а несметное скопище скворцов летит плотной стаей, чтобы с оглушительным криком, свистом и щебетом опуститься вдруг на кусты прибрежного лозняка, сразу укрыв их словно чёрной густой листвой.
А улетят птицы, пусто станет в лугах, пусто и в поле. Зато лес оставался всё так же хорош, даже теперь ещё лучше стал, потому что в нём появились грибы.
Собирать грибы и Михалыч и мама были большие охотники! А про меня и говорить нечего — мне бы лучше всего и совсем из леса не уходить. Поэтому каждое воскресенье, когда Михалыч не должен был идти на работу, с утра запрягали лошадь в тележку, и мы все отправлялись на целый день в лес.
Приедем, бывало, в деревню Ивановку, которая стоит на самой опушке Бековского леса, оставим лошадь в крайнем домике, кошёлки в руки — и на полдня за грибами. К обеду полны кошёлки наберём, отнесём их в деревню, выложим в свою тележку, отдохнём немного, закусим и снова в лес до самого вечера.
Особенно осталась у меня в памяти одна поездка.
Был уже конец августа. Денёк выдался пасмурный, даже порой слегка накрапывал дождик. В лесу на траве, на дорожках уже виднелось много опавших листьев. На полянах ярко краснели гроздьями ягод стройные рябины, с них с громким квохтаньем и трескотнёй тяжело слетали разжиревшие дрозды.
Мы разбрелись неподалёку друг от друга. Я держался поближе к маме. Она очень хорошо умела искать грибы и как, бывало, только найдёт грибок, сейчас же подзывает меня.
— Юрочка, ну-ка, подойди сюда, посмотри, нет ли тут ещё поблизости, а то я плохо вижу, как бы не пропустить.
Ну конечно, я со всех ног лечу на помощь. И обычно тут же, рядом с маминым, нахожу ещё и ещё грибы.
— Да как же ты его не видела?! — возмущаюсь я. — Ведь совсем рядом с твоим стоял. Как же ты не заметила?
Мама добродушно улыбается:
— Что поделать, Юрочка, глаза стали плоховато видеть, боюсь пропустить, тебя и зову на помощь.
А вот Михалыч никогда на помощь не позовёт. Если найдёт хороший гриб, особенно белый, всё кругом обшарит. Все грибы, что растут поблизости, сам соберёт.
Я не раз предлагал ему свои услуги.
— Нет, — говорит, — покорно благодарю. Ты уж мамаше иди помогать. Она, как придёт в лес, сразу начинает видеть плоховато. А я отлично вижу-сам управлюсь.
Ну, не хочет, и не нужно.
В тот день грибов в лесу было очень много, особенно подосиновиков. Крепкие, молоденькие, на толстых белых ножках, в красных картузиках, они повсюду весело выглядывали из пожелтевшей, завядшей травы.
А как хороши были белянки и чернушки, и те и другие на низеньких ножках! Шляпки широкие, как чайные блюдца, и во многих из них в самой серёдочке блестела дождевая вода.
Белянки и чернушки были очень похожи друг на друга, только белянки беленькие, а чернушки — тёмно-бурые, иные почти чёрные. А вот белые грибы попадались редко, и поэтому, как кто из нас находил такой гриб, с торжеством показывал его другим.
Я долго никак не мог найти самостоятельно ни одного белого гриба. Правда, мама уже раз пять просила прийти ей на помощь. Рядом с её грибами и я находил, но в тайне души я чувствовал тут что-то неладное и подобным находкам не так уже радовался.
Наконец счастье и мне улыбнулось: выхожу на полянку и вдруг вижу возле старой, давно не езженной дороги сразу два белых гриба. Да каких ещё! Шляпка у каждого чуть поменьше моего картуза. Срезал их аккуратно ножичком. Ножки толстые, крепкие.
Вот находка! Хотел было уже кричать, чтобы и мама и Михалыч шли глядеть на моих красавцев, да на всякий случай ещё разок огляделся по сторонам, огляделся-и обмер: ещё два почти рядом с моими растут, а немного подальше — ещё один. И все как на подбор.
После такой удачи я уж всю эту полянку ползком облазил. Но больше ни одного не нашёл. Ну что же, пять крупных и совсем свежих белых грибов на одной полянке, разве это плохо? Мама, как их увидела, прямо в восторг пришла. И Михалыч тоже похвалил. Только мне показалось, что он при этом как-то недовольно не то вздохнул, не то крякнул и поглядел на свою корзину. А там всего-навсего три белых гриба.
В этот день по части белых грибов я оказался, безусловно, победителем. Свою чудесную пятёрку я положил в кузовке поверх других грибов. Если кто взглянет, подумает, что у меня сплошь одни только белые.
Наконец, пробродив до самого вечера, усталые, но зато с полными корзинками, мы подошли к дому, где стояла наша тележка.
— Сейчас попросим хозяина лошадь запрячь и поедем, — сказал Михалыч. — Да вон и сам Фёдор Иванович у крыльца поджидает.
Увидя нас, хозяин домика, где мы оставили лошадь, быстро пошёл навстречу.
— Наконец-то пришли! — сказал он, обращаясь к Михалычу. — А я уж вас жду, жду, хотел даже в лес бежать искать.
