Сказочные повести. Выпуск седьмой - Сахарнов Святослав Владимирович (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Вот как произошло событие, о котором заговорил весь город. Вот откуда взялось золотое колечко, которое машинистка Треста Зеленых Насаждений потеряла (или думала, что потеряла) двадцать лет тому назад, в день своей свадьбы. Вот каким образом директор Магазина Купальных Халатов нашел на столе золотые очки, которые были украдены у него в те времена, когда он еще не был директором Магазина Купальных Халатов.
Великий Завистник надевает сапоги-скороходы и все-таки становится похож на воздушный шар, из которого выпустили воздух
Итак, все было бы хорошо, если бы в последних известиях не сообщили о том, что Аптека открыта.
— В Мухине, — сказал диктор, — неожиданно открылась Аптека.
— Что же здесь плохого? — скажете вы. — И почему так расстроился Лекарь-Аптекарь?
Он расстроился потому, что последние известия слушают решительно все, а диктор сказал, что Аптека оборудована всем необходимым, и в том числе голубыми шарами. А если — шарами, стало быть, Великий Завистник догадается (или уже догадался), где искать Лекаря-Аптекаря, Петьку и Старую Лошадь. А если он догадается…
Самолеты в Мухин не ходят, а нужно было спешить, и Великий Завистник вытащил из чулана Сапоги-Скороходы. Они валялись среди старого хлама много лет, но механизм еще действовал, если его основательно смазать. Плохо было только, что за ним увязалась Лора.
— Я знаю, я все знаю! — кричала она. — Ты думаешь, я не слышала, что тебе сказал Гусь?
— Он сказал «га-га»! — кричал в ответ Великий Завистник.
— Клянусь тебе, больше ни слова!
— Нет, не «га-га»! Он сказал, что видел на Пете твой ремешок.
— Ну и что же? Подумаешь! Ну и видел!
— Нет, не подумаешь! А-а-а! Теперь ты съешь его. Я знаю, превратишь в какую-нибудь гадость и съешь!
— Ничего подобного, и не подумаю! Действительно, охота была! Успокойся, я тебя умоляю.
— Не успокоюсь!
И она действительно не успокоилась, так что пришлось, к сожалению, взять ее с собой. Это было неразумно — прежде всего потому, что для Лоры нашлись только Тапочки-Скороходы, которые все время сваливались с ее косолапеньких ножек.
В первый раз они свалились на лестнице — левая на седьмом этаже, правая на третьем, так что Великому Завистнику пришлось дать своим сапогам задний ход.
Потом слетела только правая тапочка. Это случилось, когда Лора шагала через Москву-реку и левая нога была уже на том берегу, а правая еще на этом.
— Мы опоздаем, они опять убегут! — кричал в отчаянии Великий Завистник. — Я не съем его, даю честное благородное слово! Останься, я тебя умоляю!
— Ни за что!
— Хочешь, условимся? Я вежливо попрошу у него ремешок, и только, если он не отдаст…
— А-а-а!
Лора заплакала так горько, что пришлось вернуться за тапочкой и уже заодно подвязать ее старым шнурком от ботинок.
Между тем они могли не торопиться, потому что ни Лекарь-Аптекарь, ни Петька, ни тем более Старая Лошадь не собирались бежать. Правда, когда диктор сказал «оборудована голубыми шарами», Лекарь-Аптекарь, схватившись за голову, крикнул Петьке: «Запрягай!» — и принялся укладывать банки и склянки. Но, выйдя во двор в своем длинном зеленом пальто, с сумкой на боку, в шляпе, из-под которой озабоченно торчал его озабоченный нос, он увидел, что Петька, сняв с себя ремешок, подвязывает его к упряжи вместо лопнувшей уздечки.
— Откуда у тебя этот ремешок? — визгливо закричал Лекарь-Аптекарь.
— Тпру-у-у!.. А что?
— Я тебя спрашиваю, откуда…
— Видите ли, в чем дело, дядя Аптекарь, — смущенно начал Петька. — Я его взял… Ну там, знаете… на Козихинской, три.
Дрожащей рукой Лекарь-Аптекарь взял ремешок и засмеялся.
— И ты молчал, глупый мальчишка? Ты носил этот ремешок и молчал?
— Видите ли, дяденька, он валялся… то есть он висел на спинке кровати. Ну, я и подумал…
— Молчи! Теперь он в наших руках!
«Теперь они в моих руках!» — думал, вытягивая губы в страшную длинную трубочку, Великий Завистник.
До Мухина осталось всего полкилометра, и он снял сапоги, чтобы не перешагнуть маленький город.
Мрачный, втянув маленькую черную голову в плечи, он появился перед аптекой «Голубые Шары», и хотя был немного смешон — босой, с Сапогами-Скороходами, связанными за ушки и висящими за спиной, — но и страшен. Так что все одно временно и улыбнулись и задрожали.
Он появился неожиданно. Но Лекарь-Аптекарь все-таки успел придумать интересный план: закрыть все окна и молчать, а когда он подойдет поближе, выставить плакат: «У нас все прекрасно». А когда подойдет еще поближе — второй плакат: «Мы превосходно спим». Еще поближе — третий: «У Заботкина — успех», еще поближе — кричать по очереди, что у всех все хорошо, а у него — плохо.
В общем, план удался, но не сразу, потому что Великий Завистник сперва притворился добреньким, как всегда, когда ему угрожала опасность.
— Мало ли у меня аптекарей, — сказал он как будто самому себе, но достаточно громко, чтобы его услышали в доме. — Один убежал — и бог с ним! Пускай отдохнет, тем более, он прекрасно знает, что до первого июля чудеса в моем распоряжении.
Петька выставил в окно первый плакат.
— Ну и что же? Очень рад, — сказал Великий Завистник. — И у меня все прекрасно.
Петька выставил второй плакат — «Мы превосходно спим», и Великий Завистник слегка побледнел. Как известно, превосходно спят те, у кого чистая совесть, а уж чистой-то совести во всяком случае позавидовать стоит.
Он закрыл глаза, чтобы не прочитать третий плакат, но из любопытства все-таки приоткрыл их — и схватился за сердце.
— Вот как? У Заботкина — успех? — спросил он, весело улыбаясь. — А мне что за дело? Кстати, хотелось бы поговорить с тобой, Лекарь-Аптекарь. Как ты вообще? Как делишки?
— Да-с, успех! — собравшись с духом, закричал Лекарь-Аптекарь. — Надо читать газеты! За «Портрет жены» он получил Большую Золотую Медаль. Пройдет тысяча лет, а люди все еще будут смотреть на его картину. Кстати, он и не думал умирать.
— Вот как?
— Да-с. Вчера купался. Ныряет как рыба! Что, завидно?
Великий Завистник неловко усмехнулся:
— Ничуть!
— Счастливых много! — крикнул Портной. — Я, например, влюблен и на днях собираюсь жениться! Что, завидно?
И они наперебой стали кричать ему о том, что все хорошо и будет, без сомнения, лучше и лучше. А так как он был Великий Нежелатель Добра Никому и завидовал всем, кто был доволен своей судьбой, зависть, которой было полно его сердце, выплеснулась с такой силой, что он даже почувствовал ее горечь во рту.
— Папочка, пойдем домой, — испуганно взглянув на него, прошептала Лора.
Теперь кричали все, даже Гусь, который перекинулся к Лекарю-Аптекарю — просто на всякий случай.
— Твои чудеса никому не нужны! У нас есть свои, почище!
— Все к лучшему!
— О спутниках слышал? На днях запускаем четвертый, на Марс! Что, завидно? Потолстел, негодяй!
— Подожди, еще не такое услышишь!
И он действительно потолстел. Пиджак уже трещал по всем швам, от жилета отлетели пуговицы. Посреди двора стоял толстяк на тонких ногах, с маленькой, втянутой в плечи головкой.
— Ох! — простонал он. — Пояс! Верните мне пояс!
— Обойдешься подтяжками! — крикнул Гусь. — Странно, дался ему этот пояс!
Лекарь-Аптекарь засмеялся.
— Я разрезал твой пояс, — сказал он, — большими портняжными ножницами на мелкие кусочки.
— Не верю!
Он хотел уничтожить их взглядом, но сил уже не было, и только дверь, на которую он мельком взглянул, с грохотом сорвалась с петель.
— Не может быть, — прошептал он. — Не может быть, что все это правда! Счастливых нет! Все плохо и будет хуже и хуже! Портной женится и будет несчастен! До Марса не долететь! Лошадь останется Лошадью! Из мальчишки вырастет негодяй! Заботкин умрет! Я не лопну. Ах!
