Старая Крепость (Книга 1) - Беляев Владимир (книги регистрация онлайн .txt) 📗
РАДОСТНАЯ ОСЕНЬ
Занятия в школе начинаются поздней осенью. Уже облетают с деревьев последние желтые листья. Многие зареченские хозяйки ворохами собирают их в мешки на Новом бульваре. Будет чем зимой растапливать плиту и кормить коз. Погода стоит ровная: свежие холодные дни, небо синее, ясное, целыми днями не увидишь ни тучки, ни облачка. Воронье в эти прозрачные осенние дни целыми стаями кружится над Старой крепостью, над пожелтевшими ее бастионами. Черноголовые снегири уже качаются на ветвях рябин около доминиканского костела. Одну за другой они хватают своими крепкими толстыми клювами терпкие рябиновые ягоды. Пунцовые брюшки снегирей мелькают по садам и у нас на Заречье. Много их налетело к нам в эту осень! Скоро начнем ловить их западнями, силками, обмазанными клеем прутьями. Над балконом нашей бывшей гимназии, за голыми ветвями каштановых деревьев, краснеет новая вывеска:
С гимназией покончено навсегда! Я пришел в класс, как старый знакомый: заново составляли классный журнал, и меня вместе со всеми моими товарищами вписали туда. Новостей в нашей школе уйма! Скоро, говорят, будет выбран ученический комитет. Пани Родлевская - учительница пения - ходит по коридорам скучная-скучная. Не придется уж, видно, ей, караморе. больше разучивать с нами "Ще не вмерла...". А новые наши песни петь она еще не научилась. Ее перевели в соседний класс. Говорят, что, когда ученики называют ее "товарищ учительница", она морщится так, будто ей наступили на платье. Вместо Родлевской в учителя пения нам дали Чибисова - того самого, который раньше преподавал в высшеначальном училище. Чибисов очень худой и носит дымчатые очки. Так он учитель ничего, смирный, не кричит, когда, случается, разгуляешься на его уроке, - беда вот только, что каждый день после уроков он ходит в кафедральный собор. Чибисов - регент: он командует на клиросе соборными певчими. Он весь прокоптился в церковном дыму, от него за версту, словно от попа, пахнет ладаном и палеными свечами. Учитель украинского языка Георгий Авдеевич Подуст бежал за границу вместе со своими дружками - петлюровцами. А вот природовед Половьян доволен! Он бегает по лестницам как угорелый. Он сам снял в актовом зале портреты всех петлюровских министров, выдрал из рамок и водворил на их место под стекло старые фотографии своих животных и в первую очередь портрет знаменитого муравьеда. Тощего Цузамена что-то не видать. Я слышал, он все болеет - видно, соскучился по своим немцам. А может быть, он просто боится большевиков? Но самая главная и радостная новость, особенно для нас, прежних высшеначальников, это та, что заведующим нашей трудовой школой назначен Валериан Дмитриевич Лазарев. В первый же день занятий он собрал нас в актовом зале и сказал: - Вы не смейтесь, ребята, что я плохо говорю по-украински. Я хоть и украинец, но учился в русском университете - тогда царь не разрешал студентам заниматься на их родном украинском языке. Конечно, я кое-какие слова перезабыл. Но сейчас-то мы с вами живем в Советской Украине, где большинство населения говорит по-украински. Вот и наша советская трудовая школа будет поэтому школой украинской. И вы будете основательно учить наш родной украинский язык, чтобы знать его хорошо. Давайте, хлопчики, жить дружно, не ссориться. Война окончилась, и теперь мы сможем учиться спокойно. Наша школа названа именем великого украинского поэта Тараса Шевченко. Не забывайте никогда его мудрые, простые слова:
Учiесь, читайте: I чужому научайтесь, Й свого не цурайтесь...
Мы рады были услышать после долгого перерыва мягкий, спокойный голос любимого учителя, да и те, которые его увидели впервые, тоже встретили Лазарева хорошо. Он всем понравился. В субботу, через три дня после собрания в актовом зале, мы с Петькой встретили Валериана Дмитриевича возле учительской. Я отважился и спросил: - Валериан Дмитриевич! А когда вы нас в подземный ход поведете? - В какой подземный ход? - удивился Лазарев. Тут выскочил Петька Маремуха и, запинаясь, объяснил: - А помните. Валериан Дмитриевич, вы нам обещали, еще как Петлюры не было? - Погодите... погодите... Мы собирались пойти в подземный ход возле крепости? - Ага, ага! - закричал Петька Маремуха. - Ну что ж, можно и сходить. - Правда, Валериан Дмитриевич?! - даже не поверил я сначала. А Петька Маремуха протянул: - А как же мы туда пойдем, раз у нас фонаря нет? Валериан Дмитриевич улыбнулся. - Это в самом деле закавыка. Ну, хорошо, я велю Никифору раздобыть фонарь.
Пока шел последний урок, наш старый знакомый сторож Никифор разыскал на складе фонарь и налил его казенным, школьным керосином. Не успел замолкнуть звонок, не успел природовед Половьян захлопнуть классный журнал, как я вырвался из класса в коридор. Следом за мной пустился Петька и, позабыв, что из соседних классов еще не вышли учителя, заорал на весь этаж: - Васька, подожди, Васька! На полу, около дверей в учительскую, стоял старый, поржавевший фонарь "летучая мышь". Я, не раздумывая долго, схватил его. Когда подбежал Маремуха, он сморщился от огорчения, но потом, поразмыслив, сказал небрежно: - Подумаешь, надо мне руки керосином пачкать... Из учительской, в фуражке, с клубком шпагата под мышкой, вышел Валериан Дмитриевич. Из-под чесучовой куртки выглядывала у него вышитая украинская рубашка, а на бархатном околыше форменной фуражки виднелась дырка от вынутой кокарды. - Уже собрались? - спросил Валериан Дмитриевич, оглядывая нас, и подал Маремухе клубок шпагата. - Неси! Петька, гордый доверием Лазарева, быстро метнулся к лестнице. На улице Петька посмотрел на Лазарева и спросил: - А где ваша кокарда? Лазарев быстро ощупал фуражку и растерянно сказал: - Потерял! И стал искать кокарду на земле. Тут я заметил, что он улыбается. "Ладно, ладно, - подумал я,- не проведешь!" Маремуха тоже понял, что директор шутит, и протянул: - Нет, в самом деле. Валериан Дмитриевич? Лазарев улыбнулся и сказал: - А вы дотошные. Все заметите. Ну, снял ее, не нужна больше. - А вы ее... выкинули? - осторожно спросил Петька. - Да нет, валяется где-то дома. Петька помолчал, пошмыгал носом, а потом вдруг, заглядывая в глаза Лазареву, дрожащим голосом попросил: - Подарите ее мне. Валериан Дмитриевич. - Кокарду? А зачем она тебе? - А так... я всякие значки собираю... "Ну и попрошайка! - подумал я про Петьку - И не стыдно?" - Ну что ж, подарю, - сказал Лазарев. - Правда? Ну, вот спасибо! - сказал Петька и расцвел весь от радости. Через несколько минут, когда мы спускались на крепостной мост, Петька, довольный, сказал: - А знаете. Валериан Дмитриевич, трусливые люди боятся этого подземного хода. А я - ни капельки! Мы вот ходили летом с Васькой в Нагоряны. Там есть такие здоровенные Лисьи пещеры. Мы все их облазили - и ничего! "Ну, что ж ты врешь?- чуть не закричал я.- Ведь мы не были в самих Лисьих пещерах!" Но Петька сам сообразил, что на радостях заврался. Он покраснел, застыдился и глянул на меня такими жалобными глазами, что мне стало жаль его. Я решил не выдавать Петьку. "Вот хвастун! - подумал я.- Ни капельки не боится, а? Посмотрим, как-то ты запоешь там, в подземном ходе?" Подземный ход начинался у обрыва, под высокой стеной. Снаружи он был похож на самый обыкновенный вход в погреб. Куда-то вниз вели белые каменные ступеньки, наполовину засыпанные мусором и навозом. Прямо на груде мусора, посреди входа, вырос большой куст ядовитого болиголова. Оттуда, из подземного хода, донесся к нам тяжелый запах плесени, гнилого дерева. Не сказав ни слова. Валериан Дмитриевич вынул из кармана спичечный коробок, чиркнул спичкой и, заслоняя от ветра ладонью ее огонек, зажег фонарь. В фонаре вспыхнула и сразу же погасла паутина, и ровный язычок пламени, почти незаметный здесь, на улице, потянулся вверх и стал гореть спокойно, как в комнате. Глухая деревянная перегородка преграждала путь. Кто-то нарочно и, по-видимому, очень давно заколотил подземный ход досками. Толстые широкие доски покрылись плесенью, а сбоку, там, где они были прибиты к столбу, вырос на них целый куст поганок. - Вот тебе и фунт изюму! - сказал Лазарев, оглядывая перегородку. Он повернулся к нам, прищурился и, хитро улыбаясь, спросил: - Повернем, значит, обратно? - А туда? - сказал я, показывая на перегородку. - Туда как же? Видишь, перегорожено. Наступило молчание. Назад идти не хотелось. Стоило спускаться сюда, чтобы, встретив на пути преграду, повернуть обратно. Я подскочил к перегородке, просунул обе руки в щель между скользкими досками и, упираясь ногами о нижнюю доску, сильно потянул перегородку на себя. Не успел я опомниться, как лежал уже на земле. Доски от старости прогнили, и потому я совсем легко отодрал верхнюю, а нижнюю продавил в подземный ход. Ноги мои были теперь по ту сторону перегородки, а скользкая, сырая доска лежала на груди. "А вдруг меня кто-нибудь потащит за ноги к себе с другой стороны подземного хода?" - подумал я и вскочил - Ты, Манджура, настоящий богатырь, - похвалил меня Лазарев Мы без особого труда оторвали еще одну доску и пролезли друг за другом через перегородку. Теперь мы шли по настоящему подземелью, где, возможно, уж много лет никто не ходил. Я шел, довольный тем, что пробил перегородку. Если бы не я, мы и в самом деле повернули бы обратно. Будет о чем порассказать хлопцам в школе. Даже сам Лазарев назвал меня богатырем. А это что-нибудь да значит! Идти было легко, приятно - под ногами лежала не то пыль, не то труха. Ноги неслышно ступали по ней. Вдруг у меня под ногой что-то хрустнуло и зазвенело. - Валериан... - выкрикнул я и не договорил. Лазарев сразу же опустил фонарь, и я увидел под старой холодной стеной чьи-то кости и рядом с ними белый, уткнувшийся глазными впадинами в землю круглый череп. - Что такое, Васька? А? - прошептал Маремуха, наваливаясь на меня сзади. Я не ответил Маремухе. Мне стало страшно. Теперь я пожалел, что мы пошли сюда, в этот проклятый подземный ход. Он лежал длинный и узкий, этот скелет, вытянув перед собою обе руки. Между ними, точно круглый булыжник, белел череп. Лазарев смело нагнулся и поднял с земли зазвеневшую цепь. Я увидел кандалы. Белые кости рук сразу высыпались из круглых кандальных очков на землю. - Кто это? - чужим, придавленным голосом спросил Маремуха. - Кто это? - спокойно повторил Лазарев, позванивая кандалами и поднося их почти к самому лицу. - Трудно сказать. Можно только догадываться... Давайте подумаем... В подземном ходе стало очень тихо. Фонарь горел, мигая. Неровные отблески фонаря прыгали по стенам. В тишине подземелья было ясно слышно дыхание каждого из нас. - Давайте подумаем, - медленно повторил Лазарев. - Когда уманский полковник Гонта вместе с Максимом Железняком поднял восстание против магнатов, известное в истории под названием Колиивщины, паны подавили это восстание и стали ловить казаков Гонты Здесь, в нашей Старой крепости, тоже сидели перед смертью пойманные панскими гайдуками казаки. Кто знает может, этот человек и есть один из них? Помолчав немного, Лазарев добавил: - А возможно, этот кандальник - один из друзей, славного повстанца Кармелюка. Бедняга погиб здесь не так давно. Я сужу по кандалам. Им лет полтораста, не больше. Во всяком случае, человек этот не был паном, иначе не стал бы он умирать здесь в кандалах... Я нагнулся и только хотел тронуть череп, как Маремуха заголосил: - Не надо, Васька, не надо!..- и шарахнулся в сторону. - Не надо трогать! Оставь! - строго сказал мне Лазарев. ...Я представил себе, как умирал здесь, в подземелье, этот неизвестный человек. Наверное, он долго бился своими закованными руками о перегородку да так и не смог ее разломать... Он несколько раз брел назад, к тюремному замку, затем снова поворачивал обратно, искал другого выхода из подземелья, пока, наконец, обессиленный, измученный пытками, не упал навсегда на эту сырую землю. Конечно, он приятель Кармелюка! Ведь только Кармелюк и его друзья могли решиться удрать из этой страшной крепости. Наверное, вот этот человек вместе с Кармелюком подстерегал на гористых дорогах Подолии панов, мстил им за издевательства над бедным людом. Может быть, вместе с Кармелюком этот человек скрывался в густых подольских лесах и где-либо на привале, в глухом, неизвестном панам байраке, пел вполголоса, в тихую звездную ночь, песню храброго Кармелюка:
