Студенты - Гарин-Михайловский Николай Георгиевич (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
- Нет, мой друг! Какие мы писатели... И ко всему этому, какой талант нужен, чтобы все это было и не узко, и без всякой скучной морали, законно, было бы и вкусно, и понятно, и, наконец, настолько правдиво, чтобы с твоими выводами не мог не согласиться читатель.
- Какой читатель? Иванов может не согласиться, потому что ему тенденция нужна.
- Да какая там к черту тенденция: образование нужно... Есть писатели, на которых все мирятся... И рядом ты... У них, черт их знает, какой размах, и всякая тенденция занимает только свое место... а ты пошлялся с Шацким...
Корнев, заметив угнетенное лицо Карташева, оборвался.
- Я не хотел бы тебя огорчать... У тебя даже есть, если хочешь, несомненная способность передавать свое впечатление, но именно... надо, чтобы и было что передавать. Понимаешь!.. Положим, что у тебя мозоль болит... Не станешь же ты об этом говорить, хотя бы, может быть, нашелся целый кружок людей, у которых тоже оказались бы такие же мозольные интересы... Самое большее в таком случае: ну, и будешь мозольных дел мастер.
Карташев лег на кровать, закинул руки за голову и, сдвинув брови, молча слушал.
- Это, конечно, верно... - нехотя заговорил он, когда Корнев замолчал. - Какой я к черту там писатель.
- То есть ты, конечно, можешь быть писателем, тянет же тебя... но, как какой-нибудь самоучка с задатками, музыкант, может сделаться артистом только тогда, когда разовьет свой талант... А без этого он будет просто бандуристом.
- Хотя Баян был тоже только бандурист... Гомер не знал современной науки, а останется Гомером навсегда.
- Но Гомер понимал и осмыслил всю свою жизнь... А в нашей обстановке один талант Гомера без знания и понимания современной жизни и ее задач что бы сделал? какой-нибудь крестьянин... что он поймет?
- И все в конце концов сводится, - уныло сказал Карташев, - что если не писать в духе какого-нибудь Иванова, то и нет больше нигде света.
Корнев пренебрежительно махнул рукой, прошелся и сказал:
- Обо всем этом говорить можно разве с точки зрения несоизмеримости того, что требуется от настоящего писателя и что мы с тобой можем дать...
Наступило молчание.
- Но скажи, пожалуйста, ты себя считаешь образованным человеком?
- Я? - с искренним ужасом остановился Корнев. - Никогда, конечно... Такой же запутанный, как и все мы.
- Вася, но как же распутаться? Как же добраться до истины?
Корнев пожал плечами.
- Есть небольшие кружки... но истина ли это или результат недостаточности истинного знания, откуда я знаю?
- Но, собственно, что требуется для того, чтобы быть образованным человеком? Что читать? Какие вопросы интересуют теперь образованных людей?
- Видишь ты... Я, конечно, в общем... Во времена Белинского решались разные принципиальные вопросы... Ну, помнишь там... ну, вот вопросы эстетики: искусство для искусства. Но жизнь подвинулась, - собственно, и тогда за этой принципиальной стороной, как всегда, скрывалась также практика вещей, но теперь жизнь подвинулась, и эта практика, ну, осязаемее, что ли, стала, ближе подошли мы к ней... Теперь идет решение разных политических, экономических вопросов... На Западе теории там известные... У нас своя собственная точка зрения устанавливается: автор "Критики философских предубеждений против общинного землевладения", автор статей "Что такое прогресс?".
- А кружок Иванова к каким относится?
- Это уже другая разновидность. Они, видишь, взяли свою собственную точку приложения. Они не желают у нас повторения, например, берлинских событий тысяча восемьсот сорок восьмого года, потому что это будет на руку только буржуазии.
- Почему?
Корнев почесал затылок.
- Ты знаешь, какая разница между либералом и социалистом?
Карташев напряженно порылся в голове.
- Собственно... - начал было он и быстро, смущенно кончил: - Нет, не знаю.
Корнев объяснил. Затем разговор перешел на задачи ивановского кружка, и Карташев опять возбужденно слушал.
- Если они отрицают Запад, значит, они те же славянофилы? - спросил он.
- В сущности, видишь ты... есть разница... Они считают, что у нас есть такие формы общежития, к которым именно и стремится Запад. И вот с этой точки зрения и говорят они: к чему же излишние страдания и ломка, когда ячейка мировой формулы уже имеется у нас?
- Это община?
- Да.
- Из-за чего же они борются? Это ведь есть уже.
- Видишь ты... Что-то в жизни ломает эту общину: надо такую организацию, чтобы не сломало ее.
Корнев, как знал, объяснял и смущенно кончил:
- Я, собственно, впрочем, не ручаюсь за верность передачи.
- То есть решительно ничего не понимаю, - сказал Карташев.
Корнев смущенно развел руками.
- Чем богаты, тем и рады.
Карташев вздохнул.
- Так и буду всю жизнь каким-то болваном ходить.
- Проживешь... будешь служить, судить... защищать...
- Этим только и жить, Васька?
Корнев пожал плечами:
- Живут...
- Значит, не в этом сила?
- Черт его знает, в чем сила.
Карташев ехал от Корнева, подпрыгивая на своем ваньке, и уныло смотрел по сторонам. Он вздыхал и думал: "Но если есть действительно непреложные законы жизни, то как же жить, не имея о них никакого представления? Или, может быть, не ему и заниматься придется всем этим? Кто-то там где-то и будет ведать. Но ведь и он будущий этот кто-то... он же юрист". Карташев тяжело вздохнул. "Да, лучше было бы взять себе какую-нибудь специальность. А может быть, и так проживу... живут же люди... Вон идет, и вон, и вон... По мордам видно, что ничего им не снится... Ну, газеты каждый день буду читать... Каждый день в газете какой-нибудь новый вопрос. Два-три года каждый день читать газету, и не заметишь сам, как по всем вопросам будешь все знать... Черт с ним, брошу глупый абонемент, что мне в самом деле скажет какой-нибудь Шлоссер... Подпишусь на газету и буду каждый день читать. И буду заниматься: пора, а то срежусь (сердце Карташева екнуло)... прямо буду зубрить, как Корнев анатомию, и отлично... это вот верно... по крайней мере, теперь чувствую, что стою на действительной почве. Ну, не писатель; экое горе... а все-таки на второй курс перейду, курить бросил, на втором курсе, а там каникулы, домой". Карташев вспомнил о Верочке. "И она пусть убирается к черту... Точно в самом деле так клином и сошелся свет... Проживем!"
