Граната в ушанке - Ефетов Марк Симович (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Сергиенко как мог перевязал раненую ногу и лежал теперь, как бы впечатавшись в землю. Какие мысли были у него в эти минуты? Вспомнил жену и маленького Бориса? Или подумал, что он один против целой армии гитлеровцев, что сопротивляться бесполезно, ползти обратно тем более: нога перебита и больше двух-трёх шагов ему не отползти. Приподняться и из последних сил крикнуть: "Сдаюсь! Пощадите!"
Наверно, в эти мгновения перед мысленным взором Феофана Сергиенко возник его дом, подсолнухи, речка под обрывом. Бориска в одной рубашонке переступает толстыми ножками - торопится перебежать от табуретки к столу. И торопится ухватиться руками за ножку стола.
Стреляли уже совсем близко, но попасть в Сергиенко не могли. Он был так вымазан, а вернее, вымочен в болоте, что сливался с землей - не видно его было фашистам.
А наши танкисты шли уже на выручку раненому разведчику. Убийволк доложил майору обстановку, взял сумку санинструктора и пополз узкой разминированной тропинкой туда, где схоронился Сергиенко. Танки же ринулись в обход. В головной машине был Елюгин. Он шёл на сближение с врагами на большой скорости. Быстро сокращалось расстояние между нашими танками и чёрными машинами со свастикой. Уже вокруг рвались снаряды, стучали по броне головного танка куски расплавленного металла.
- Сбавить газ! - скомандовал механику-водителю Елюгин.
Майор чуть нагнулся, прищурился и, поймав на прицел одну из чёрных машин со свастикой, выстрелил. Лиловая звёздочка вспыхнула на камуфлированной броне вражеского танка. А вслед за этим пополз густой чёрный дым, мелькнуло яркое-яркое пламя. Так бывает, когда сварщик варит металл.
Прямое попадание. Не промахнулся Елюгин. Фашистский танк судорожно вздрогнул и закрутился волчком.
В эти мгновения решалась участь танкового боя. Танки Елюгина прорвались вперёд, а под их прикрытием наша пехота пошла в наступление на Новгород.
Наши танкисты косили из пулемётов убегающих фашистов. Головной танк шёл на большой скорости, пока в него не попал вражеский снаряд. Теперь танк этот превратился в пылающий факел, но Елюгин продолжал стрельбу наши танкисты не покидали поля боя.
На помощь головному подошли другие танки. Они старались сбить огонь, старались спасти своего командира.
Казалось, запылало всё небо. Воздух наполнился звуками не тягуче воющими, а такими резкими и пронзительными, что нельзя было опомниться, довести до конца мысль, сообразить.
Казалось, что в уши вонзаются сотни свёрл, которые вертятся с неимоверной быстротой...
В это время, поправляя сползшую сумку с красным крестом, Убийволк подполз к тому месту, где он оставил Сергиенко. Здесь, в некотором отдалении от боя, слышен был только сплошной гул. В тёмной ночи, укутанной к тому же тучами дыма, Убийволк не видел своего товарища. Но знал, что ползти осталось совсем немного, что скоро рассвет - вот уже светлая полоска по всему горизонту.
А время бежало - последние минуты жизни Феофана Сергиенко. Он уже слышал впереди и откуда-то сбоку:
- Ого-го! Рус, сдафайся! Сдафайся!
Вот уже лучик света карманного фонаря пошарил перед ним, осветил лужицу, сверкнувшую, как зеркало.
- Сдавайся, рус!
Сергиенко встал на колени, но тут же рывком вскочил во весь рост. Острая боль хлестнула по ноге, но лишь на мгновение. Крепко сжав зубы, Сергиенко пошарил за пазухой, сорвал с головы шапку-ушанку с красной звездой и высоко поднял руки. Можно было подумать, что он не то сдаётся, не то приветствует бегущих к нему фашистов с автоматами у живота.
- Рус, рус!
Они не кричат уже, чтобы солдат сдавался. Он ведь и так стоит с поднятыми руками, с высоко поднятой над головой ушанкой.
Когда же фашисты были в нескольких шагах от него, Сергиенко крикнул:
- Коммунисты в плен не сдаются!
Он швырнул себе под ноги солдатскую ушанку со звездой, в которой была граната...
А фашисты бежали кучно: ведь каждый старался добежать первым и первым схватить русского живьём...
Наша артиллерия била уже по отступающим гитлеровцам. На юге Новгорода, с восточного берега озера Ильмень, где берут своё начало воды Волхова, где два с лишним года было ничейное пространство, сошли на лёд в маскхалатах наши автоматчики. Это под прикрытием танков пошла в атаку наша пехота.
Мокрый снег бил прямо в глаза. Лёд, казалось, уходил из-под сапог: над льдом озера плескалась вода. А наши бойцы всё шли и шли. Они знали: надо спасти Новгород. Надо спасти хоть часть того, чем гордится Россия, надо спасти хоть часть древностей, что столетиями славят нашу страну на весь мир. Тяжёлые были бои под Новгородом. В этих боях погиб смертью храбрых старшина Убийволк и тяжело, очень тяжело был ранен и обгорел майор Елюгин.
С ходу ворвались наши бойцы на берег, который ещё совсем недавно занимал враг. Но гитлеровцев уже не было. И никто не успел сказать нашим, где закопаны боеприпасы, под какой лужей ход в подземный тайник с авиабомбами, снарядами и минами.
ГЕРОИ НЕ УМИРАЮТ
- Вот и всё, что я знаю о Феофане Сергиенко, - закончил свой рассказ профессору Бочину майор Елюгин. - Что сказать вам ещё? Огонь с моего танка сбили. Машину отбуксировали в ремонт. И меня в ремонт же. В капитальный. Укоротили, а жив остался. А Феофан Сергиенко... Я знал, что он погиб, и был уверен, что об этом сообщили его семье... В народе говорят, что герои не умирают. Рано или поздно их подвиг станет известен. Так оно и с Феофаном Сергиенко. Когда наши взяли Новгород, я, можно сказать, четырнадцать месяцев не существовал. Воевал - только теперь уже против костлявой старухи с косой, которая норовила меня утащить совсем. Не дался. А выходит, что в это время Сергиенко сообщили, что батька их пропал без вести. Так оно тогда думалось. Только теперь, если вспомнить, что доносил мне старшина Убийволк, когда пришёл из разведки к танку, и что показали пленные немцы - и много же мы их взяли под Новгородом! - выходит, что героем был сержант Сергиенко и героем погиб. К нам ведь попал в плен фашист, раненный сергиенковской гранатой или минами, что были вокруг. Он видел, как погиб Феофан...
Владимир Петрович возвращался в Новгород в ясный солнечный день, когда природа, будто устав от ненастья, ликуя, праздновала свет и тепло. Зелень хвои казалась ещё ярче на фоне огнистых клёнов. А берёзы, ещё три дня назад зелёные, теперь, когда Бочин подъезжал к Новгороду, были уже лимонно-жёлтые.
