Книжка про Гришку - Погодин Радий Петрович (читать книги без регистрации полные TXT) 📗

Гайка лежала возле сахарницы. Небольшая, железная, совсем новая.

Гришка бросил ее в стакан.

Крутится гайка, в стеклянные стенки тюкает, но не тает.

"Наверно, я недолго кручу, - думает Гришка. - Гайка крепкая, не сахар. Нужно ее крутить подольше".

Гришка сел поудобнее, вздохнул несколько раз поглубже, чтобы сон прогнать, и принялся без устали крутить ложкой в стакане. Сам думает: "Может быть, сочинить сказку про девочку Лизу? Собирает Лиза по утрам росу с одуванчиков, потому у нее такие волосы легкие. Уж это, наверное, сказка..."

- Крутишь? - услышал Гришка вопрос с подковыркой.

- Кручу. - Гришка поднял глаза от стакана и увидел: стоит возле печки гражданин с чемоданом, то ли усталый очень, то ли больной. Щеки выбриты наспех - в глубоких морщинах будто пепел скопился. Волос у гражданина на голове мало, но не то чтобы лысый.

- Не признал? - спросил гражданин. И сам ответил печально: - Не признал... Раньше я на них смахивал, на Пашку и на Федьку.

- Точно, - сказал Гришка, раскрыл глаза до ломоты в висках, чтобы сон прогнать окончательно. - Есть отдаленное сходство. А вот дядя Павел и дядя Федя очень похожи.

- Именно, - кивнул гражданин. - Они же товарищи - не разлей вода. Они отчего похожи? От сходства мыслей и интересов, а также от верной дружбы.

- А вы? - спросил Гришка.

- Я дядя Вася. Ихний бывший приятель. - Дядя Вася поставил чемодан на пол, поежился и погрел руки, подув на них, словно на дворе дождь и холод, а не теплый летний вечер.

- Что с вами? - спросил Гришка. - Болеете? - Это он вслух спросил, а про себя подумал: "Может быть, сочинить сказку, в которой Пестряков Валерий победит все болезни..."

- Отболел уже, - сказал дядя Вася. - Продрог я. На открытой попутке ехал. Ветер в лицо, сам понимаешь. Теперь грущу и тоскую. Пашка - он не тоскует. Федька - тот вообще оптимист. А я грущу и тоскую. Мерихлюндия у меня хроническая - от прошлой веселой жизни на разговор тянет.

Гришка из деликатности про мерихлюндию расспрашивать постеснялся.

РАЗЛУКА ТЫ, РАЗЛУКА

Дядя Вася прошмыгнул от печки к столу. Некоторое время скромно сидел, нагрузив на ладонь печальную голову. Потом развалился, задрал ногу на ногу.

- "Разлука ты-ы, разлука - чужая сторона..." - запел он и объяснил: Все у меня от нее, от гайки. Не подкручивал. Разболталась она и упала где-то на путях-дорогах.

- Как не подкручивали? - спросил Гришка. - А дядя Павел, а дядя Федя?

- Эти подкручивали... Окаянная гайка. Она, брат, внутри. Бывало, есть хочется. Сидишь, как крокодил в дистиллированной воде. Ничего в голову не идет. Одни грезы о колбасе розовой, огурчиках пупырчатых. Севрюга, зелеными листочками разукрашенная, проплывает мимо с громкой усмешкой. И шпроты недоступные, как скифское золото... Пашка подкрутит гайку свою потуже - и за учебники. Федька тоже подкрутит - и каким-нибудь делом займется. Чувство долга у них. А мне на такое - тьфу! Я никому не должен. Отсек, и все тут... И чего я сюда приехал? И зачем меня понесло?

- "Мы конная Буденного, и про нас... - запели в комнате. Звук дошел через дощатую перегородку приглушенно, но чисто: - ...былинники речистые ведут рассказ..."

Дядя Вася прыгнул от стола к печке, на шесток взгромоздился и как бы усох от дыхания углей.

- Не говори, что я тут, если выйдут, - попросил он, спрятавшись за чугунок с картошкой.

Когда песня в комнате кончилась, дядя Вася высунулся из-за чугунка, перемазанный в саже.

- Ишь глотки дерут. За столько-то лет не научились другие песни играть. - Дядя Вася на стол прыгнул, уселся на край, обхватив одно колено руками. - Что человеку нужно после яростного конного боя? Веселый звук гармошки, сытный борщ и богатырский сон с приятными сновидениями. А они? Гайки свои подкрутят: один носом в книжку зароется, другой возьмется седла чинить или в разведку пойдет добровольно.

- Какая же у них гайка? - вопрос Гришка задал.

Дядя Вася показал пальцем на стакан.

- Очень похожая на вот эту. А ты крути, крути. Может, ты ее растворишь и в окно выплеснешь, чтобы она пропала... Тает? - спросил он с надеждой.

- Сахар тает, - сказал Гришка. - Может, и гайка распустится. Правда, гайка - она покрепче.

КОГДА Б ИМЕЛ ЗЛАТЫЕ ГОРЫ

В комнате за перегородкой пошел разговор о поражениях и о победах. О стройках, разрухах и новых стройках.

Дядя Вася хотел было опять в печку прятаться, за чугун с картошкой, но, поколебавшись, пересилил себя, сплюнул через всю кухню на уголья и затянул:

- "Когда б имел златые горы и реки, полные вина..." Эх, любил я весело пожить! Гришка, Гришка, плюнь на эту гайку. Выплесни ее в окошко. Пусть ее дожди источат.

За перегородкой выделился густой голос академика дяди Павла:

- Эх, Васька, Васька...

Дядя Вася хихикнул каверзно.

- Эх, Пашка, Пашка, умный, да? Да у тебя мозгов - как у комара в хвосте, хоть ты и академик. - Это он тихо сказал, как бы любуясь собой. И пояснил: - На заводе работали мы втроем, на "Серпе и молоте". Горячий цех. Известное дело - металлургия. Наломаешься за день, как веник в парной, ополоснешь лицо - и на отдых в кинематограф. Семечки в зале лузгаешь. "Бонбоны" кушаешь в фантиках. С барышнями рассуждаешь обо всем красивом. Мороженое "Крем-инжир" полизываешь для прохлады. А он свою гайку подкрутит и опять учится. Рабфак закончил. Потом еще какую-то высшую науку прошел. И все мало... Федька - тот проще. Приходит в общежитие однажды, с лица весь суровый. "Достаточно, говорит, баста! Не лежит моя душа к металлургии перемен просит. Записался я, братцы, в морской гражданский флот. Буду голубые дороги осваивать под красным советским флагом". Пашка на него посмотрел, кивнул одобрительно: мол, по тебе работа, валяй. И у меня спрашивает: "Ну а ты, Вася? Выбрал бы ты, Вася, себе профессию по интересу". Я отвечаю как есть: "Мне - тьфу! У меня интерес капитальный. Были бы гроши да харчи хороши. От добра добра не ищут". - Дядя Вася задумался, наливаясь дымчатым цветом с синими разводами. Посмотрел на Гришку и обиду выразил: - Все крутишь? Тоже хорош гусь.

- Кручу, - кивнул Гришка.

- Крути, крути. Может, рука отвалится... А мне каково? Я, что ли, не человек? Говорят, в малолетстве я талантливый был, посильнее Пашки... Дядя Вася сморщился, сократился в размерах. Подобрал ноги по-турецки и заплакал, роняя зеленые слезы в сахарницу. - Ну что человеку нужно? Выучился. Сам живи - и мне дай весело пожить. Так нет. "Вася, учись, Вася, учись..." А я? Может, я запах школы терпеть не могу. У меня от него сыпь. Пашка - наговаривать не буду, не в моем это характере, но скажу: псих он законченный. Даже в партизанском отряде товарища Гуляева все считал что-то и в блокноте чертил. Твоего отца, Сережку, арифметикой мучил. Я говорю: "Чего ты парнишку долбишь? Какое у него счастливое детство? Может быть, завтра в бой - и аллилуйя. Пусть хоть на отдыхе поживет беззаботно".

- Эх, Васька, Васька, - вздохнул в комнате дядя Федя.

- А что Васька? - пробурчал дядя Вася. - Васька вам соли на хвост насыпал? - Дядя Вася уронил еще две слезинки в сахарницу. - Правду сказать, как воин в партизанском отряде товарища Гуляева Федька больше выигрывал и отличался. Федька умел возникать внезапно и так же мгновенно исчезать. Владел ударом без промаха и тишиной. Бывало, пройдет, веткой не хрустнет, траву не примнет. А я?.. "Их бин шпацирен нах трактирен..." запел дядя Вася и добавил, то ли засмеявшись, то ли кашляя: - Любил я весело пожить. Ничего не скажу, скажу одно - любил... А ты крути, крути... Ух, я бы вас! Жизнь вы мне искалечили.

- А я кручу, - сказал Гришка. Глянул в стакан, а гайки в стакане нет - растворилась. И дяди Васи нет, только зеленое пятно возле сахарницы.

Утро за окном - как вселенский петух. Глядит на землю сверкающим глазом. Раздувает шею для крика:

"Эй, поднимайтесь - пора! Люди и звери! Сони-лежебоки! Радуйтесь!"

В дверях стоят дядя Федя и его товарищ дядя Павел. Наверное, спать не ложились, наверное, все смеялись и песни пели, и горько вздыхали, вспоминая свою трудную жизнь и товарищей, которых война унесла раньше срока.