Ватага 'Семь ветров' - Соловейчик Симон Львович (читать полную версию книги .txt) 📗
Леня же Лапшин объявил, что больше чем неделю на эту пустяковую "Физику-9" и не нужно.
- Разве это физика? - Леня небрежно пропустил страницы учебника через пальцы. - Это же так... игрушки... Тут и неделю нечего делать.
- За неделю японский можно выучить, - сказал Паша Медведев. - И вообще, отвечайте определенно! Согласны или несогласны?
- А чего их спрашивать? - возмутился Лапшин. - С понедельника приступим, все подсчитано.
Операция по спасению Лазарева и Сапрыкина была разработана так.
Во-первых, назначили трех "тьюторов" - это Миша Логинов откуда-то модное иностранное слово добыл: тьютор.
Вроде репетитора, только из своих, и, конечно, бесплатно.
Тьюторами сделали Мишу, Фокина и Леню Лапшина - они знали физику получше. В учебнике "Физика-9" оказалась 261 страница. Разделили учебник на три части, вышло примерно по 90 страниц на тьютора.
- Это вам - по девяносто, а нам. с Игорем - двести шестьдесят, затравленно сказал Сергей.
- Двести шестьдесят одна, - сурово поправила Наташа Лаптева.
- Двести шестьдесят страниц физики за неделю - свихнемся, - тихо сказал Игорь.
- Двести шестьдесят одна страница, и не свихнетесь,- поправила Наташа Лаптева.
- Сдадите, - а там хоть в психушку, нам дела нет, правда, Михаил? сказал Паша Медведев.
Дело и вправду клонилось к "психушке", но Миша объявил наконец, в чем секрет: каждый тьютор превратит свою порцию учебника в 20 вопросов и ответов. Выучить всю физику за неделю - страх и ужас, прямая дорога в психиатрическую клинику. Но выучить 60 вопросов за неделю? 10 вопросов в день? Что же тут страшного? Что невозможного?
- Выучим, - весело сказал Володя Фокин и пристально посмотрел на Игоря. - Выучим!
Игорь поежился:
- Ну, ты вообще живодер.
Это сейчас - разговорчики, сейчас - смеются, сейчас - шуточки, а завтра придется сидеть над этой проклятой физикой! Сейчас они равны, вольны и свободны, а завтра невидимая черта разделит их: с одной стороны тьюторы эти и вся ватага, а с другой - они с Сергеем, и все взгляды - на них, и все внимание - им, как будто они больные...
Одно облегчение вышло: в школу не ходить неделю.
- Занимаемся методом полного погружения: от всего отключились, в голове только физика, больше ничего, - объяснил Миша Логинов.
И еще выяснилось, что заниматься будут у Саши Медведева, - у него родители отдыхать уехали, они с Любочкой одни - с той самой Любой, которая "мэйкапар"
учила...
Все продумано, никуда не денешься! Фокин составил расписание: в понедельник начинает он, дает двадцать вопросов и ответов. Час рассказывает, час учат, час спрашивает - и так колесом до середины вторника; с середины вторника и всю среду - Михаил. Четверг и пятница Лапшин. К вечеру в пятницу, по расчетам кучи малы, Игорь с Сергеем будут знать примерно сорок вопросов из шестидесяти.
- Да? - сказал Сергей. - Сорок?
- Сорок, - подтвердил Фокин. - В субботу и воскресенье доколотим, в понедельник сдадите.
Самое поразительное то, что от этой уверенности, от всех этих расчетов, от потрясающей продуманности Игорю и Сергею стало казаться, что все именно так и будет: в будущий понедельник они, целый год физики не открывавшие, каким-то образом будут знать. С тех пор как начала действовать ватага, им всем стало казаться, что решительно все можно сделать, все получится, все у них выходит. Ведь не одна только Таня Пронина переменилась в классе...
Алексею Алексеевичу очень хотелось рассказать физику Лосю о затее Кости Костромина и его друзей, но он удержался. Он только посидел с ребятами в Совете дела, подал идею превратить курс физики в набор вопросов и ответов, а в остальном решил не вмешиваться, и Елене Васильевне вмешиваться запретил.
Он присматривался к ребятам, к действиям Кости и вспоминал, что прежде у них с Еленой Васильевной было лишь одно слово для ребят: темные, темненькие! "Войны и мира" не читали и читать не хотят, учебник физики в руки не брали и брать не хотят, язык - бедный, манеры ужасные, шуточки тяжелые, и эти постоянные скандалы и драки, как у пятиклашек... Темнота...
"Но какая же темнота?" - думал теперь Каштанов, с его новым знанием ребят. Леня Лапшин, у которого "рукиноги дрожат", когда ему чего-то хочется, который мог посреди года в Громославку уехать, а вернувшись, и говорить о поездке своей отказался, все внутри себя держит, расплескать боится или боится выглядеть хвастуном, - он, Леня Лапшин, - темнота? Или Паша Медведев, который, в Ларису Аракелову влюбившись, пишет ей письма в толстой тетради, уже чуть ли не сотое письмо, весь класс об этом знает, и все молчат - ни шуточки, ни слова, ни полслова...
А история с Таней Прониной? А коммунарские дни? А веселые "урюки", "изюмы", "курага" - это что, темнота?
- Мы смотрим на них с точки зрения формального образования, - говорил Каштанов жене, - по классному журналу, по отметкам. Мы бюрократы от педагогики, за журналом детей не видим... А ну как сгорят все наши журналы синим огнем?.. Вот ты представь себе, что в один прекрасный день пожар - и все журналы сгорели, выгорели, спалил их гром... Что тогда? Какими тогда предстанут перед нами ребята?
Но Каштанова не соглашалась с ним.
- Да, - говорила она, - ребята попались действительно неплохие, и вообще нет на свете плохих ребят, присмотришься, так в каждом что-то доброе. И все же темнота, темнота, без "Войны и мира", без Достоевского, без книг, без физики, без "Илиады" Гомеровой - темнота!
- Ну, хватила... "Илиада", - бурчал Каштанов.
- Да, "Илиада"! Почему тебе - "Илиада", а им - нет? Что же умиляться тем, что они хорошие, - а мы-то что им дали? Почему мы их на "Илиаду" обокрали? "Илиаду" у них украли почему?
Каштанов замолкал. Елена Васильевна тоже была права. Права, права, права... Все вокруг него правы! Ну что же...
Ну что же! Зато он теперь знает путь к "Илиаде", знает выход из лабиринта темноты... Он - вместе со всеми в школе - приведет ребят к свету или хотя бы выведет на дорожку с указателем "свет", но это будет не только книжный свет, не только способность и радость читать "Илиаду", это будет свет деятельной жизни, питаемой культурой... Это будет свет добрых отношений и деятельной любви друг к ДРУГУ... Как Костя говорит? "Все на пределе! Иначе зачем?"
"Да, да, - думал Каштанов, - вот это оно и есть... Вот главное... Стремление к бесконечному пределу, к высшему качеству работы, жизни - вот что должны мы дать ребятам... Вот что у нас стало, кажется, получаться, с удовлетворением отмечал он. - И это ничего, что они пока что мало читают, не слушают музыки, не разбираются в живописи, не ходят в театры... Это все придет, если мы сумеем разжечь в них стремление к пределу и веру в свои силы".
* * *
Игорь и Сергей переселились к Саше Медведеву. Утром в понедельник Костя разбудил всех в шесть утра. Люба жарила "генеральскую яичницу - на сто яиц", как говорил Костя, а сам он проводил веселый инструктаж.
- Вот здесь, - показывал он, - лобная мышца, она вот отсюда, со лба идет и сзади, на затылке, прикрепляется... Я читал... Теперь смотрите... Когда надо внимательно слушать, сокращаем лобную мышцу, глаза открываются, и на лбу, вот так, собираются морщины. - Костя широко открыл глаза и собрал лоб гармошкой. - Кто на все в жизни смотрит с любопытством, у того потом морщины вот так, параллельно... А кто много думает, у него как?
- Как? - Любочка слушала с интересом, чтобы сегодня же принести в класс эти необыкновенные сведения.
- Кто много думает, - продолжал Костя, - у того мышца, наоборот, на глаза наползает, человек вроде как хмурится, и у него морщины вертикальные, у переносицы, вот так...
- Вот так? - нахмурилась Люба.
- Точно. Но что же из этого следует? Главное - не путать, когда надо слушать, а когда думать... Работай лобной мышцей вовсю, не жалей ее... Ну? Давайте, работайте!
Сначала - внимание... Так...
Лоб наверх! Так... Теперь думаем... Теперь - слушаем...
