Инженеры - Гарин-Михайловский Николай Георгиевич (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно TXT) 📗
- Теперь, - сказал он, высаживая Елизавету Андреевну, - когда я буду одиноко разъезжать по линии, со мной будет всегда прелестная маленькая волшебница Лизочка.
Елизавета Андреевна только покраснела, махнула рукой и быстро скрылась в саду.
Собиралась гроза, в небе неспокойно двигались облака, и на горизонте собирались уже целые баталионы из темных грозных туч. А между ними, как в амбразурах, еще нежнее, еще безмятежнее просвечивалось небо. В воздухе сразу посвежело.
- И куда вы едете на дождь! - говорила Марья Андреевна.
- Надо, надо, - решительно отвечал, попрощавшись и направляясь к тарантасу, Сикорский.
- Промокнете.
- Не сахарный.
- Господи! - удержала за руку Марья Андреевна Карташева, - неужели вы уезжаете? Я так привыкла к вам, как будто мы уже сто лет жили вместе.
- Слышите, слышите? - говорил ее муж, - нет, уж лучше уезжайте...
- Не забывайте же нас.
Карташев, сидя уже в тарантасе, кланялся и смотрел на Марью Андреевну и ее сестру. Елизавета Андреевна стояла грустная и молчала.
Отъехав и встав на ноги, Карташев крикнул ей:
- Еду строить воздушный замок!
Она кивнула головой, а он все стоял и смотрел, и так много хотелось бы ему теперь сказать ей, Марье Андреевне, ее милому мужу ласкового, любящего, чего-то такого, что переполняло его душу и рвалось из нее.
Но экипаж уже повернул, группа скрылась, и все быстрее и быстрее мелькали последние сады и дачи.
Что до Сикорского, то он весь был поглощен вниманием к своим новокупленным лошадям; то откинувшись на пристяжную с своей стороны, то вставая, смотрел на другую, на коренника, как тот, забирая рысью, нес на себе высокую дугу с разливавшимися под нею колокольцами. А пристяжные давно уже поднялись вскачь, с загнутыми на сторону головами, все больше и больше свертывались в клубки, выбивая сразу всеми четырьмя ногами облака пыли.
- Эй вы, соколики! - прикрикнул кучер, едва передернув вожжами, и резвее взвились пристяжные, и совсем вытянулся, широко махая, коренник.
- Хороший кучер, - тихо сказал Карташеву Сикорский, - и лошади очень удачно подобраны: коренник выше, пристяжные поменьше; я еще куплю им бубенцы и буду тогда настоящий жених-становой.
Он весело рассмеялся.
- А вы знаете, - говорил он, - я вот заплатил за все это пятьсот рублей, а попомните меня, что продам за тысячу, а вы вашу Машку, дай бог, чтоб за пятьдесят продали.
Но Карташев совершенно не интересовался теперь ни тройкой, ни тем, за сколько он продаст потом свою Машку. Его захватывала езда, какие-то образы так же быстро проносились перед ним, и щемило душу сожаление о том, что все так быстро проносится в жизни.
Особенно хорошее...
А дождь уж лил, и от края до края, по всему темно-серому небу, сверкала зигзагами молния, и, страшно перекатываясь, гром грохотал, казалось, над самыми головами. В наступившей темноте вдруг точно разорвалось все небо, и громадная ослепительная молния упала перед глазами. Испугавшись, лошади сразу подхватили, понесли и мчали куда-то в неведомую даль в серой, сплошной от дождя мгле. Напрасно, откинувшись совсем назад, тянул кучер, напрасно помогали Карташев и Сикорский. Казалось, неземная сила гнала лошадей, крылья вдруг выросли у них, и летели и они, и экипаж, и три пигмея в нем. И вдруг треск - и сразу упали и лошади, и экипаж, и, как пробки из бутылок шампанского, разлетелись из него и Карташев, и Сикорский, и кучер.
Наступила на мгновение тишина, совпавшая с тишиною в небе.
Первый поднялся кучер и, хромая, пошел к лошадям. Затем встал с земли Сикорский и усталым голосом спросил:
- Карташев, вы живы?
Карташев лежал в луже и ответил лежа:
- Кажется, жив.
- Ну, так вставайте.
- Сейчас: я немного ошалел от падения. Кажется, головой ударился.
Он сделал усилие встать, но крушилась голова, ноги так дрожали, что он опять присел и, чувствуя боль в голове, начал мочить голову водою из лужи.
- Ну, теперь, кажется, ничего.
Карташев опять встал и пошел к экипажу и лошадям.
Лошади уже были на ногах и тоже дрожали.
- Кажется, благополучно, - говорил, осматривая их, кучер.
Экипаж оказался в порядке, стали собирать вещи. Дождь по-прежнему лил как из ведра. Все побилось, промокло: еда, закуски, вина, фрукты.
- Тем лучше, - махнул рукой Сикорский, - сразу, по крайней мере, перейдем на походное положение. Как голова?
- Ничего.
- А твоя нога?
- Не знаю, болит, - ответил кучер и горячо заговорил, указывая на коренника: - Теперь, когда карактер его узнал, врешь: я ему сейчас покамест из ремешка сплету вторые удила, он и не сможет тогда уже закусывать, а как станет ему рвать челюсть - небось остановится тогда. И трензель, чтоб и голову драть ему нельзя было бы.
И кучер принялся плести ремешок.
А гроза тем временем уже пронеслась, и выглянуло яркое, умытое небо.
И все больше выглядывало, пока не сверкнули первые густобагровые лучи солнца по серой грязи земли.
Собрав и наладив всё, промокшие насквозь, сели и поехали дальше.
Немного погодя начался крутой спуск, и, покачивая головой, кучер говорил:
- Ну это все-таки, слава богу: не дай бог до этой кручи донестись бы...
Сдерживая коренника, кучер не кончил и только энергичнее тряхнул головой.
- Спустим ли? - спросил тревожно Сикорский.
- Бог даст, спустим.
И, как бы в ответ на это, осевший совсем на задние ноги коренник энергично замотал головой.
- Я все-таки слезу, - сказал Сикорский и быстро соскочил. - Слезайте и вы! - крикнул он Карташеву.
Если слезть - неловко перед кучером, не слезть - перед Сикорским.
И Карташев, продолжая сидеть, все думал, как ему быть, а тем временем лошади спустили, но все-таки Карташев, за несколько саженей до конца, тоже спрыгнул.
- К чему рисковать? - сказал ему Сикорский.
- Конечно, - согласился с ним Карташев.
Солнце село, но еще горел запад и грозными крепостями сверкали золотистые верхушки темных туч. Приехали, когда потухли и эти огни, и только бледный отсвет остался там, в небе, и в нем яркий серп молодого месяца, да зарница перебегала, освещая на мгновение темную бездну под ними.
XV
На другой же день с утра Сикорский, захватив с собой Карташева, сопровождаемый толпой подрядчиков, выехал на линию.
