Алжирский пленник (Необыкновенные приключения испанского солдата Сервантеса, автора «Дон-Кихота») - Выгодская Эмма Иосифовна
Поздно вечером он опять вышел в сад. Весь Дворец был тёмен. Только два верхних круглых окошка — кабинет принца — были освещены.
«Там что-то происходит!» — подумал Мигель.
Он сам не заметил, как произнёс эти слова вслух. И сейчас же, точно в ответ на это, кто-то вздохнул и завозился на скамейке.
Мигель оглянулся. Дон Лопес глядел прямо на него.
— Сегодня ночью… — начал он.
— Что сегодня ночью? — не вытерпев, переспросил Мигель.
— Что? Разве это я сказал «сегодня ночью»?.. Это ты сказал! — рассердился старичок.
Но секунду спустя он вскочил и подбежал к Мигелю.
— Сегодня ночью принца арестуют, — заволновался дон Лопес, тряся Мигеля за локоть. — Его давно собираются запереть под замок… Он уже полгода ждёт нападения. Филипп не пропускает к нему оружия. Карлос выбирает в библиотеке самые тяжёлые книги, кладёт их возле своего изголовья и не спит, всё смотрит на дверь и ждёт, чтобы кинуть и убить входящего. Принц уже несколько месяцев почти не спит. Лекари опасаются за его разум… На прошлой неделе Луи де Фуа, французский мастер, друг принца, устроил механизм, благодаря которому дверь его кабинета закрывается и открывается, когда принц надавливает пружину возле своей постели. Он даже успокоился и начал спать… Но на француза донесли. Филипп заставил его, под страхом смертной казни, тайно от принца испортить механизм, и сегодня ночью… сегодня ночью во дворце ждут…
Круглые окна кабинета осветились ярче, потом вдруг оба сразу погасли.
Дон Лопес замолчал с полуоткрытым ртом.
— Чего ждут? Ареста? Убийства? — пересохшими губами спросил Мигель.
— Не знаю, не знаю, не знаю! — замахал руками, точно опомнившись, дон Лопес. — Я ничего, ничего тебе не говорил. Забудь, забудь, сейчас же забудь!..
— Одно окажите мне, дорогой дон Лопес! — взмолился Мигель, удерживая учителя за руку. — Какое обвинение предъявляют принцу?
— В покушении на священную особу самого короля, — шёпотом выдохнул старик.
— И вы думаете, что это правда?
— Одному господу богу открыта истина! — уклончиво ответил дон Лопес и сложил руки на груди.
Глава шестая
Наследник престола
Той самой ночью принца арестовали. В одиннадцать часов сам король с двумя приближёнными и духовником прошёл на его половину. Король был в каске и вооружён. Герцог де Лерма шёл впереди с зажжённой свечой.
Они беспрепятственно открыли дверь.
Принц спал одетый.
Его разбудили. Под подушкой у Карлоса лежали давно припрятанная шпага и заряженная аркебуза. [7] У принца забрали оружие, забрали бумаги, переписку и объявили ему об аресте.
Карлос в отчаянии кинулся на пол и обнял кривые ноги отца.
— Убейте меня, ваше величество, или я сам себя убью! — крикнул он.
— Вы — сумасшедший, — холодно сказал Филипп.
Карлос бросился в угол, к горящему камину. Антонио де Толедо, духовник короля, вовремя подскочил и оттащил принца.
Принца повели неизвестно куда. Даже самые осведомлённые люди не знали, в какой из тайных покоев дворца его засадили.
Внешне всё шло по-старому. Филипп слушал мессы, перебирал чётки, принимал послов.
А через три месяца весь Мадрид шептался о внезапной смерти принца.
Он умер от «воспаления внутренних органов». Так гласило официальное извещение.
Наследника престола поспешно и без всякой торжественности закопали.
Три дня, по приказу короля, из ворот Мадрида не выпускали ни одного человека.
Мигеля дон Лопес, на всякий случай, засадил на эти дни в библиотеку переписывать стихи.
Два месяца спустя умерла Елизавета Валуа, молодая жена Филиппа, бывшая невеста принца.
Иностранные дворы забили тревогу. В Париже Екатерина Медичи, королева французская, устраивала торжественные заочные похороны принца и слала Филиппу истерические запросы и письма. Папа римский Пий V, не отставая от неё, служил по принцу пышные обедни и отправил послов на разведки.
И неожиданно приезд одного из папских послов, прелата Аквавивы, определил всю дальнейшую судьбу Мигеля Сервантеса.
Глава седьмая
Ночной поединок
Эпитафия была хороша. Мигель переписывал стихи уже в четвёртом варианте.
«История и правдивое описание краткой болезни и счастливого перехода в лучший мир её величества королевы испанской, доньи Исабелы де Валуа, светлейшей госпожи нашей…» Дон Лопес готовил сборник памяти только что умершей королевы. Все ученики дона Лопеса принимали участие в сборнике.
Третий день из-за эпитафии Мигель не мог поехать за город, в табор. Он уже несколько раз был там, у Кахиты. Отец Кахиты, Марo, высокий цыган с каменным загорелым лицом и резкой проседью в чёрных волосах, сначала неприветливо встретил Мигеля.
— Как вас зовут, молодой сеньор? — спросил Марo.
— Мигель Сервантес де Сааведра.
— Кабальеро?
— Я — знатного рода, — ответил Мигель.
Марo посмотрел на старый камзол Мигеля с дважды надставленными рукавами.
— Отчего вы так худы, молодой сеньор? — спросил Марo.
— Я беден, — ответил Мигель.
— Какой же толк в знатности вашего рода, если вы бедны? — улыбнулся цыган.
Мигель не нашёл, что ответить.
Он часто стал ездить в табор. Пестрота и вольность цыганской жизни ослепили его. Мигель полюбил сидеть в кругу сдвинутых телег, у костра. Он познакомился со всеми подругами и братьями Кахиты и подружился с самым младшим, полуголым, всегда голодным и весёлым Чикитильо. Марo, приглядевшись к Мигелю, стал разговорчивее.
— Что толку в знатности вашего рода, если вы бедны, дон Мигель, и не свободны? — говорил Марo. — Посмотрите на нас, — нет человека на земле веселее цыгана. Цыган никого не боится — ни бога, ни чёрта, ни сеньора. Это ваши трусы-крестьяне дрожат перед сеньором; мы раскидываем палатки, где захотим, и, когда захотим, снимаемся с места.
— Мы скоро уйдём отсюда, — сказала Мигелю Кахита. — Вы любите волю, дон Мигель, поезжайте с нами.
— Я не могу, Кахита, — сказал Мигель. — Я должен ещё год жить здесь, в Мадриде. Я обещал.
— Кому?
— Моему учителю. Я дал ему слово.
Кахита тряхнула головой.
— Как можно! — сказала Кахита. — Цыгане никогда не дают слова. Цыган никогда не знает, что с ним будет через год.
Она была права. Мигель жалел о том, что поехал с учителем. Он задыхался в этом городе монахов и царских слуг.
Это был седьмой вариант. Мигель отложил перо. Была ли она вправду похожа на цветок, молодая королева? Мигель никогда не видел её. Говорят, Елизавета была нехороша собою, очень боязлива и всегда бледна. Она всё не могла привыкнуть к своему испанскому имени — Исабела. Говорят, она до судорог боялась короля Филиппа, своего супруга.
Нет, на сегодня довольно! Мигель вскочил. Цыгане уйдут без него!.. Ещё накануне он видел бледное зарево за городом. Он пошёл седлать коня.
Мигель выехал поздно, уже заходило солнце. Поля и бурые холмы окрестностей Мадрида казались ржаво-красными в свете заката. Когда он свернул на дорогу к табору, тяжёлое, тёмно-багровое солнце спряталось за дальним холмом; небо стало свинцовым, собиралась гроза.
7
Аркебуза — старинное ружьё.