Из старых записных книжек (1924-1947) - Пантелеев Леонид (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
- Дом горит, никто не видит.
И вот - человек шесть пятилетних ребятишек добрых полчаса с наслаждением орут у меня под окном:
Дом горит - никто не видит!
Дом горит - никто не видит!
Там же. Из двух противоположных окон, через улицу, дуэт двух мальчишек:
Голуби пугаются,
Дворники ругаются...
Тоже минут на десять. И тоже с наслаждением, с каким поет зяблик или кричит по утрам петух.
* * *
Странные попадаются у букинистов книги.
Иоганн Кеплер "Стереометрия винных бочек".
* * *
- От Дедубе до Авлабара, - говорят в Тифлисе. Все равно, что "от аза до ижицы", "от альфы до омеги", "von A bis Z". Противоположные концы города.
* * *
В Тифлисе тряпичники ходят по дворам и кричат:
- Бутылк-банка меняем на бада-буды!
Бада-буды - жареное кукурузное зерно.
* * *
Утром ворвались ко мне в номер шесть человек. Три горничные и три полотера. Я не успел подняться и застегнуть тужурку, как горничные запорхали с метелочками и тряпками, а полотеры принялись откалывать на паркете какую-то невероятную лезгинку. Минута не прошла - комната убрана. Прямо балет какой-то, "грузинский ансамбль песни и пляски", а не работа.
* * *
Прейскурант батумской парикмахерской.
Бритье бороды плюс шея = 75 коп.
* * *
В Батуме, в "Турецкой кофейне" плакатик на стене:
"Обращайтесь с кельнершами вежливо и требуйте взаимности".
* * *
Широкая грудь моряка. Татуировка: сердце в тисках чешуйчатой синей змеи. Два кинжала. Якорь и крест. На сердце надпись:
"Не трожь его, оно и так разбито".
* * *
Познакомились на теплоходе.
Тимоша. Фабричный питерский паренек. Косоворотка, высокие сапоги, жиденький чубик. Закоптелый "от рождения". Работает помначполитотдела в Верхнеудинске. Трепло невозможное. Без шуточки слова не скажет.
- Я благородного происхождения. У меня отец на сыроваренном заводе работал - дырки в сыру делал. А дед - на арбузолитейном. Старшим подмастером.
* * *
Одесса. По Ришельевской улице едет извозчик. В пролетке сидит инвалид, безногий человек. Вместо ног у него деревянные, обитые кожей культи. А на плечах висят новенькие, с иголочки ноги (протезы). На лице инвалида сияние.
Страшновато...
* * *
Ребята жестоко побили товарища. Идет, плачет, из носа капает кровь.
Спрашиваю:
- За что вы его?
- Он - белый, а мы красные.
- Глупёхи! С чего вы взяли, что он белый?
- Дык у него ж все штаны в крейде.
* * *
- Если он мне так глубоко безразличен, зачем я, скажите, буду так остро реагировать?!.
* * *
Вечером сидел в сквере на Екатерининской площади. Вдруг - на улице шум, крики. Бегут люди. Женский отчаянный вопль. Верещит свисток.
- Что такое?
Рядом на скамейке старушка. Русская. Зевнула сладко и, зевая, махнула рукой.
- Тут часто убивают, - сказала она успокоительно.
* * *
Одесситка в столовой:
- Борщ абсолютно невкусный, но я так соскучилась за жидким...
* * *
На Дерибасовской подошел ко мне худенький, синий от холода пацаненок лет десяти-одиннадцати.
- Дядя, дайте пять копеек, я вам заспиваю за это.
Я не понял, в чем дело. Дал ему двугривенный.
- Заспиваты вам? - спросил он робко.
У меня не хватило мужества попросить его "заспиваты". Отказался. И, пожалуй, напрасно. Какие песни мог петь этот десятилетний малорос в латаном пальтишке и в рваной барашковой шапке?
* * *
Джентльмен в "Лондонской" гостинице. Развязен, напомажен, накрахмален. Приходит ужинать неизменно с толстенной книгой в ярчайшей суперобложке. Неестественно хохочет. Стучит ножом по стакану:
- Э-э-э! Любезный!..
Разговаривая с метрдотелем, вертит пуговицу на его, метрдотеля, фраке. Слушает музыку, "переживая", отбивая такт всеми десятью пальцами, на четырех из которых - перстни.
Позже встретил его на лестнице. Уезжает. Коридорный несет за ним маленький клеенчатый саквояжик. А казалось, что у него десятки сундуков и чемоданов - из свиной, крокодильей и прочих кож. Одних книг пять чемоданов. Одних суперобложек - два.
Чем не мистер Джингль из "Посмертных записок Пиквикского клуба"?
* * *
Теплоход "Чайка". Зима. Черное море не похоже на себя - оно и в самом деле черное. Вороненая сталь. Теплоход маленький. Пассажиров мало. На каждого пассажира - четыре матроса. В Одессе грузили самшит - драгоценное, ароматно пахучее дерево, крохотные полешки, похожие на корни хрена. Грузчики - евреи, симпатичные ребята. Говорят по-еврейски, но ругаются на изысканном русском. На перекуре курят немногие. Шамают хлеб, натирая огромный ломоть долькой чеснока.
* * *
Феодосия. Археологический музей. Скифские игрушки. Тележка (из глины), удивительно похожая на трактор.
* * *
Документы времен гражданской войны. 1919 год.
"г.Феодосия.
ПРИКАЗ
1. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
2. Всем жителям и учреждениям города Феодосии немедленно перевести стрелку на 2 часа 20 минут. Свериться по телеграфу. Старое время объявляю недействительным.
Начальник гарнизона: Шагаев.
Адъютант: Красотка".
Приказ того же, девятнадцатого года:
"К неуклонному руководству и исполнению.
(По учреждениям Феодосийского Наробраза)
1. В часы занятий в школах как учащие, так и учащиеся обязаны находиться в стенах учебного заведения".
Подпись. И больше ничего. Точка. Напечатано в типографии на голубой афишной бумаге.
* * *
На теплоходе авральными темпами идет погрузка. Крановщик Леня, сорокалетний дядька, брюзга, ругатель и лодырь, изнемогает от усталости и от закипающего внутри возмущения. А возмущает его то, что приходится без отдыха работать вторую смену, что некогда распить припасенные пол-литра, что даже сухую тарань, которая лежит, серебрится рядом, на ящике, он пожевать не может.
Стоит в своей негнущейся брезентовой робе и с таким остервенением дергает рычаг лебедки, что страшно делается за груз, который она поднимает.
Наконец Леня не выдерживает, садится на ящик и - к черту все! - лезет в карман за кисетом.
Из трюма кричат:
- Вира!
Он вскакивает и - чуть не в слезы:
- Что ж вы, мать вашу, в самом деле! И покурить человеку нельзя?
И вдруг Леня что-то увидел - внизу, на дебаркадере. Там отъезжает к воротам пустая подвода.
Крановщик оборвал ругань. Заволновался. Перегнулся через поручень.
- Эй! А маленький стропик иде? - закричал он совсем другим, деловым, каким-то хозяйским голосом. - Наш маленький стропик! Возьмите у них наш стропик!..
Почему-то меня это тронуло - его забота о маленьком стропике.
* * *
Древние вавилоняне начинали день с вечера. Вот, говорили они, наступает вечер и начинается новый день.
* * *
У зубного врача. Долго нажимал кнопку звонка. Домработница открыла, извинилась:
- У нас к вечеру звонок хрипатый делается.
* * *
Объявление:
"Машинистка-мужчина ищет место на оклад или сдельно".
* * *
Холостяцкая поговорка:
- Не тронь пыль, и она тебя не тронет.
* * *
Прелестная молитва канадских духоборов. Когда сеют или сажают дерево, говорят:
- Зароди, господи, на всякую живую тварь, на зверя, на птицу, на нищего, если попросит, и на вора, если захочет украсть.
* * *
Провинциальная булочная. Деревянные ставни с отверстиями, похожими на ванильные сухари.
* * *
Петергофское кладбище:
"Мир праху твоему,
Василий Петрович КАРАСИК".
И больше ничего.
Там же:
Младенец
Игорь СОКОЛОВ
род. 3 марта 1920 г.
сконч. 18 ноября 1921 г.
Кого так горячо любили,
Кем жизнь наша была полна,
С кем все мы радости делили
Его! Бог отнял навсегда.
