Бриг «Три лилии» - Маттсон Уле (читать книги онлайн полностью без регистрации .txt) 📗
Глава тридцать девятая
ОТПЛЫТИЕ
Представьте себе «Морехода». Как он идет на всех парусах мимо дальнего мыса! Как он разворачивается кормой к ветру! Как наклоняется от сильного шквала и пронзает бушпритом волну!
На топе * полощется гордый флаг, острый нос рассекает волны…
Мудрено ли, что Миккель никак не мог уснуть накануне. Он слышал, как бабушка шуршит шлепанцами в своей каморке и складывает в сундучок все, что положено моряку дальнего плавания.
Когда заморские часы прохрипели одиннадцать раз, она заглянула в дверь:
— Ты спишь, Миккель?
— Нет, бабушка.
Бабушка Тювесон принесла старый судовой журнал с деревянными корками. Тот самый, который вынес Петруса Юханнеса на берег у маяка Дарнерарт, когда бриг «Три лилии» пошел ко дну.
— Возьми, на всякий случай, — прошептала она. — Может, он и в самом деле счастливый. И не забывай: как бы ни звали тебя дальние дали, а родная сторона сильнее зовет.
* Т о п — верхушка мачты.
— А я… я и так уже понял, бабушка.
Она поцеловала его в лоб и побрела в каморку Петруса Юханнеса. Миккель затаил дыхание: что это? Никак, мужской голос плачет?
«А коли взрослому можно…» — подумал он, и ком в горле растаял сам собой.
Не грех иной раз всплакнуть в темноте. Ветер свистел в такелаже брига и завывал в расщелинах на Бранте Клеве… Многие уходят в плавание, но не все возвращаются домой. Больно становилось при мысли о всех тех, кого он не увидит, если…
Бабушку с добрыми глазами, от которых во все стороны разбегаются лучистые морщинки. Боббе — старого, некрасивого, верного Боббе. Он подумал о теплой собачьей морде, которая рылась по утрам под одеялом, разыскивая сахар, и о Белой Чайке — стоит одна-одинешенька в церковной конюшне. А еще…
Миккель натянул брюки и шмыгнул в сарай к Ульрике: она всегда утешала его, когда он был маленький.
— Если будешь говорить с Туа-Туа Эсберг, — прошептал он, — можешь сказать ей, что я ее очень-очень люблю!
Овечка жевала и ласково глядела на Миккеля.
— Но чтобы больше никто не слышал!.. Ты небось и не знаешь даже: богатей Синтор хотел дать мне пять овец — в награду за то, что Боббе отару спас. — Он почесал Ульрике спину. — А только я отказался, не бойся, чучело косматое. «Считайте, говорю, за мной тех, что в Эбберову бочку попали». Хорошо с одной овечкой дружить, но с шестью… беспокойно будет.
И Миккель пошел в дом. Свет луны падал на столик и на маленький бриг с вымпелом, на котором отец намалевал лилии.
Да, что утонуло, то утонуло…
Миккель стал на скамеечку, отодвинул потихоньку кирпич над печкой и сунул руку в тайник, где хранился дневник происшествий. Он достал его и вырвал листок со словами:
Пятое марта 1890. Вытащил воображалу Туа-Туа Эсберг из проруби в заливе.
Это случилось еще в ту пору, когда он был самым одиноким мальчишкой во всей Льюнге.
Дальше на том же листе было написано огромными буквами:
У меня есть друг!
Миккель вытащил уголек из печки — совсем как прежде — и приписал пониже:
Потому я вернусь, можешь не сомневаться, Туа-Туа. Обещает Миккель Миккельсон в ночь перед отплытием брига. Год 1897, ветер ост-норд-ост.
Затем он свернул бумажку и сунул в иллюминатор кораблика: здесь ее никто не найдет, кроме Туа-Туа.
На следующий день «Мореход» принял первого пассажира: тетушку Гедду.
Орган остался на кухне постоялого двора; зато она везла с собой в Эсбьерг отсадок жимолости с Бранте Клева.
Туа-Туа и Миккель уже попрощались, но, когда он ступил на сходни, она опять подбежала к нему.
— Не забудь, ты обещал научиться играть на органе! всхлипнула Туа-Туа. — А орган стоит на постоялом дворе в Льюнге.
Она выдернула ленту из волос и побежала вверх по пригорку не оборачиваясь.
Бабушка осталась одна на пристани — смотреть, как бриг ложится на курс и выходит в открытое море. Удивительно, как далеко видно в новых очках, даже сквозь слезы!
Миккель поставил свой сундучок на кормовой люк и вскарабкался на него.
Вот скрылась пристань, постоялый двор… Исчезла черная собака на берегу, за которой трусила старая овца.
Миккель смахнул слезы и плюнул в подветренную сторону так делают настоящие моряки, вместо того чтобы нюни распускать, словно какой-нибудь сухопутный краб.
Под конец был виден один Бранте Клев. На самой макушке стояла девочка и махала зеленой лентой.
Конец второй книги
1958 год