Студенты - Гарин-Михайловский Николай Георгиевич (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
Карташев сидел облокотившись и молчал.
- Я думаю, что для всех было бы лучше поскорее избавиться от такого, как я...
- Ты думаешь? Если бы ты немножко больше любил тех, кто живет тобой, ты думал бы иначе... Я приезжаю к тебе за две тысячи верст, и ты не находишь ничего лучшего, как издеваться надо мной... Я старик... Показываешь, как ты водку пить научился...
Дядя дрожал, голос его дрожал, руки дрожали. Карташев встретился с его глазами и сказал:
- Дядя, голубчик, ну, извините... Теперь уж поздно говорить, - махнул он рукой, - я запустил свою болезнь настолько... Я весь уже пропитан ею.
- Да ерунда все это.
- Дядя, голубчик, - вспыхнул опять Карташев, - только не будем же так сплеча рубить: ерунда, ерунда... Я вам говорю то, что говорит наука, а вы: "Ерунда"!
Дядя задумался.
- Твоя мать поручила мне отвезти тебя к доктору. На что лучше наука...
- На что лучше, - угрюмо ответил Карташев.
- Тут у нее есть какой-то знакомый.
Дядя достал записную книжку и прочел фамилию доктора.
- Ну, одевайся, поедем. Да закуси хоть кофе, чтоб не несло от тебя водкой.
- Вы думаете, я уж настоящим пьяницей сделался? Я пью, но так и не могу привыкнуть.
- Для чего же ты пьешь?
- Чтоб скорее к развязке... - Карташев прочел боль и страдание на лице дяди и добавил: - Впрочем, как ни несносна жизнь, но если доктор скажет, что можно надеяться, я согласен бросить и буду лечиться. Вы взяли вопрос с другой стороны.
- Ты делаешь милость и снисходишь, чтобы жить для нас, - ответил дядя, отворачиваясь и смотря в окно.
- Ну, будет же: на меня не стоит сердиться.
- Тебя мама избаловала, папу на тебя надо было.
- Та-а-ак... Это, конечно, было бы лучше, потому что от папы я давно сбежал бы в Америку и, по крайней мере, стал человеком, а теперь я шут гороховый...
- Ну, брат, уважил ты... стою и думаю: да куда же девался наконец мой племянник Тёма?
Карташев усмехнулся.
- Тёма, собственно, умер, осталось только гнилое тело, в котором шевелятся еще черви, - это вы и принимаете за жизнь.
- Да ты просто с ума сошел!
Карташев рассмеялся.
- Сошел с рельсов, сошел с ума, сошел с колеи жизни... Лечу под откос, а вы разговариваете со мной, как с путным. Я ведь теперь и сам не знаю, что через секунду сделаю и с собой и с вами. Иногда иду по улице и думаю: брошусь и начну всех, всех, как бешеная собака, кусать, пусть не я один пропадаю, пусть заразятся и другие.
- Если бы это говорил какой-нибудь купеческий, избалованный сынок... но человек с высшим образованием...
- Э, дядя, оставьте хоть образование: ходим вокруг да около, а к образованию ума и сердца, как говорил Леонид Николаевич, еще не приступали... Навоз времен мы все с нашим образованием...
- Так ломаешься... не знаешь уж, что и говоришь.
- Не то что ломаюсь, а изломан уж весь...
- Ну, брось же ты, Тёма, этот тон... Порядочный человек... ну, застрелится, а не будет же через час по столовой ложке...
- Порядочный? так я же и не порядочный...
- Агусиньки! как маленький ребенок.
- Ну, вот, ребенок?.. И все, что я говорю вам, одно ребячество?
- Ребячество.
- И ничего заслуживающего внимания нет в этом?
- Нет.
- По чистой совести и правде?
- Как люблю моего бога.
- Просто с жиру человек бесится?
- Только.
- И можно так жить?
- Можно...
- Душа без тела может жить?
- Может, конечно... на том свете одна же душа.
- А на этом тело без души? Ну, тогда, конечно, больше не о чем и говорить: вы убедили меня, и я хочу жить!.. И какой же скотиной я сделаюсь, дядя, только ахнете... Возьмите...
Карташев вынул револьвер.
- Ты хотел лишить себя жизни?
- Да.
- Давно ты его носишь?
- Третий месяц.
- Можешь смело носить и дольше, - сказал дядя, положив револьвер на стол.
Карташев покраснел.
- Это зло и справедливо, но это только показывает, как и вы презираете меня.
- Мой друг! честное слово - уважать не за что.
- Конечно... но вы даже не признаете, что я добрый человек.
- Я вижу злость, раздражение, вижу, если хочешь, сумасшедшего человека, вижу массу дурных задатков, но ничего доброго.
- Дядя, голубчик, - захохотал Карташев, - а полгода тому назад что вы говорили?
- Тогда так и было.
- Значит, через полгода я стал другим человеком?
- Что ж? это постоянно бывает.
- А не бывает так, что, когда поля засеют гнилыми семенами и бурьян начнет глушить их, говорят: не то сеяли? Ведь поле-то сеял не я.
- Да, ты святой: перед тобой только свечку зажечь... Экая же, ей-богу, подлость человеческой натуры!.. сам наделал гадостей и всех, всех обвиняет, кроме себя. Ей-богу, Тёма, в тебе нет даже гордости твоего рода.
- Ну, хорошо, гордость есть. Я согласен, что я круглый подлец: так отчего же вы мне не даете убраться к черту?
- Ах, Тёма, я уж болен, - в эти полчаса ты вымотал из меня всю душу. С тобой я сам сойду с ума. Делай что хочешь - стреляйся, вешайся, я еду домой!
Дядя, взбешенный, с налитым лицом, с глазами полными слез, схватился за шапку.
Карташев смутился.
- Ну, хорошо, едем к доктору.
- Слушай, Тёма, в последний раз говорю: ты все эти разговоры со мной брось... с меня как с козла молока - возьму и уеду.
- Только не пугайте. Не уедете: против мамы не пойдете! Оставьте! вы у нее под таким же башмаком, как и все мы. Приедете, и что ж? Что Тёма? И не для меня вы и приехали... а когда я вижу, что вам делается больно, мне и жаль... пожалуйста, не пугайте... поняли?
- Я понимаю, что ты сумасшедший и нагло пользуешься добротой своего дяди.
- Что правда, то правда... Ах, дядя, я теперь перед смертью хочу быть по существу: будьте по существу, и лучшего племянника вы никогда не найдете себе.
- Я уж не знаю, как и быть: я, твой старый дядя, у тебя первый раз в гостях, делай что хочешь - как хочешь, так и принимай меня...
- Вот, вот, вот... Дядя, дорогой мой, как я рад вас видеть... Я ценю все: вы не побрезгали поцеловаться, я целую вашу руку.
Дядя не успел отнять руки.
- Ну, ей-богу же, сумасшедший!
- Вы не хотите видеть водки? Вот она!
Карташев швырнул бутылку за фортку.
- Вы не хотите, чтоб я пил? даю вам честное слово, что не буду... Вы хотите, чтоб я шел к доктору? Иду! Вы, наконец, с дороги хотите чаю, кофе? Сейчас все будет.
